Хозяйка разрушенной крепости (СИ) - Оболенская Любовь

- Не все такие прохиндеи как ты, - усмехнулся начальник охраны крепости. – Некоторым проще броситься грудью на копье стражника, нежели терпеть неволю.

Кстати, стражников тут было не в пример больше, нежели на соседнем рынке. Оно и понятно: товар беспокойный, проблемный – но, похоже, весьма востребованный. Мы как раз проходили мимо помоста, с которого жирный старик под руки сводил двух молодых девушек, плачущих навзрыд. При этом вырываться они не пытались, так как каждую с другой стороны конвоировал здоровенный бугай из охраны богатого старца, который то и дело переводил масляный взгляд с высокой груди одной девушки на массивный бюст другой. Я аж скривилась от отвращения при мысли, что ждет этих несчастных девчонок сегодняшней ночью...

- А вот этот товар точно продать не получится, - кивнул Винс на огромного мускулистого невольника, привязанного лицом к столбу. Мужчину медленно, с расстановкой сек длинным пастушьим кнутом крепкий рыночный стражник. На спине раба было уже пять длинных кровавых полос – сплетенный из тонких кожаных ремней кнут при каждом ударе просекал кожу будто ножом...

- Почему не получится? – поинтересовался Ланселот, видимо, не очень сведущий в таких делах.

- Больно вольнолюбивый раб попался, - пояснил начальник охраны крепости. – Так секут тех, кого из-за буйного нрава не смогли продать и решили забить до смерти. Просто чтоб другим невольникам неповадно было мечтать о свободе. Обычно на этом рынке так забивают одного в день. Сегодня не повезло этому крепышу. Видимо, он из воинов, попавших в плен. Больно уж здоровый. Таких порой сломать не получается никакими истязаниями, и остается только засечь до смерти в назидание другим.

Стражник как раз занес кнут для следующего удара – и тут я, не выдержав такого зверства, заорала на весь рынок:

- Остановись!

Оказалось, что на эмоциях леди Элейн умеет верещать так, что те, кто стояли рядом со мной, аж присели от неожиданности. Я и сама удивилась – в прежней жизни у меня голос был начальственно-грубоватый, музыкальностью не отличающийся. А тут мои голосовые связки выдали такую высокую ноту, что у меня самой слегка заложило уши.

Стражник, занесший было кнут для нового удара, от моего вопля вздрогнул и чуть не выронил своё орудие пытки. Но тут же взял себя в руки и яростно обернулся:

- Ты кто такая, чтобы мне указывать! – рявкнул он. – Сама к позорному столбу захотела?

- Полегче, служивый, - прорычал Ланселот. – Ты говоришь с благородной леди Элейн Уэльской! Смотри как бы за такие речи самому не отхватить плетей!

Лицо стражника перекосило от ненависти, и кто знает, чем бы закончилась эта перепалка, если б я не вмешалась.

- Перестаньте! - крикнула я. И, ткнув пальцем в истязаемого, спросила: – Сколько стоит этот человек?

Стражник ухмыльнулся, показав ряд черных, полусгнивших зубов.

- Этот отброс уже не имеет хозяина, его выкупил город для показательной казни. А рабы Камелота стоят вдвое дороже обычных.

- Сколько? – требовательным тоном повторила я.

- Два золотых солида, - ехидно проговорил стражник. – Ну что, благородная леди Элейн, готова отдать такие деньги за буйный кусок подпорченного мяса?

- Не сделай глупость, хозяйка, - пробормотал в усы Винс. – Крепкий здоровый раб стоит один солид. Этот проходимец задрал цену вчетверо. Раны на спине этого невольника глубокие. Скорее всего, он вообще не выживет после такой порки.

- Я согласна! - крикнула я, развязывая кожаный кошель на поясе. – Отвяжи этого человека от столба!

- И не забудь связать снова, да покрепче, - добавил Ланселот. – Знаю я этих гордых пленных воинов, проблем с ними не оберешься.

Глава 29

Спина невольника выглядела жутковато. Когда стражник, отвязав несчастного от позорного столба, сводил его с помоста, на плохо оструганные доски с нее капала кровь. Раб шел медленно, еле переставляя ноги, связанные на длину одного короткого шага. Руки у него были стянуты веревкой хоть и спереди, но очень сурово, причем узлами вниз – даже если очень захочешь, зубами не дотянешься.

Сам невольник, одетый в рваное тряпье, был страшен. Густые, грязные волосы. Мохнатые брови. Усы и борода, слипшиеся в бурый комок от запекшейся крови из разбитых губ. И глаза горят такой ненавистью, что я невольно подумала не поторопилась ли с покупкой...

Тем не менее, я быстро велела одному из наших крестьян метнуться на рынок, с которого мы только что ушли, и купить там самого крепкого вина, которое он сможет найти – а выменянное на соленую рыбу относительно чистое полотно для перевязки у нас и так было.

- Посадите его пока на повозку, - проговорила я. – Сейчас какую-никакую дезинфекцию принесут, перевяжем бедолагу.

Винс с Ланселотом переглянулись, услышав еще одном незнакомое слово, но переспрашивать не стали. Видимо, решили: порой говорит хозяйка странные слова, которых непонятно от кого нахваталась в детстве – ну и ладно. У каждого свои недостатки.

Стражник, который получил кучу денег за неликвидный товар, теперь вел его, крепко держа за плечо – еще поскользнется на собственной крови, ударится виском об деревянную ступеньку, потом доказывай покупателю, что не специально невольника толкнул.

- Руци долой, тать поганъ! – внезапно прохрипел раб. - Аз самъ ити мога!

Я обомлела...

Похоже, это был старорусский язык – если я верно поняла, невольник сказал: «Руки убери, тать поганый! Я сам идти могу!».

- Откуда он? – удивленно спросила я стражника.

- Оттуда же, откуда и я, - улыбнулся тот, после удачной сделки явно расположенный поболтать с щедрым покупателем. - Из Гардарики, страны городов, что лежит далеко отсюда за двумя морями. Нас взял в плен мой хозяин, нордский ярл Харальд Железнорукий когда ходил в вик на Гардарику. Я угодил хозяину, и теперь вот привез рабов на продажу в Камелот. А Храбр не покорился, хотя вызвал уважение ярла, убив в бою многих его воинов. И теперь, думаю, вряд ли этот вольнолюбивый недоумок доедет до твоего замка, госпожа – скорее, сдохнет по дороге от ран, и твои деньги пропадут впустую.

- Предатель, - пробормотал Храбр на староанглийском, плюнув земляку на сапог кровавым сгустком.

- Ах ты, вошь недобитая! – взвыл стражник, хватаясь на нож, висящий у него на поясе. Но руку, уже готовую нанести удар, перехватил Ланселот, сжав запястье торговца рабами так, что тот выронил оружие.

- Полегче, слуга ярла, - проговорил самозваный рыцарь. – Этот человек уже не твоя собственность.

- Я вижу, ты знаешь наш язык, - сказал Винс, подходя к Храбру. – Так вот: теперь тебе никто не причинит зла. Садись на телегу, отдохни. С такими ранами лучше поменьше двигаться.

- Если хочешь сделать мне добро, убей меня, воин! - прорычал раб.

- Это всегда успеется, - кивнул начальник охраны крепости. – А пока не искушай судьбу, просто сядь на телегу.

Храбр зло сверкнул глазами, но подчинился. Ох, чувствую, хлебну я проблем с земляком, ибо еще со школы помнила, что викинги, которых здесь звали нордами, Гардарикой называли древнюю Русь...

Крестьянин, которого я послала за вином, вернулся быстро, но Храбр от перевязки отказался, красноречиво дернув плечом когда я потянулась к нему с тряпкой чтобы стереть кровь со спины. Понятное дело, у воина нехилый посттравматический синдром, так что, наверно, пока лучше его не трогать. И не развязывать. Ибо у нас на этом рынке были еще дела, а освободившийся от пут разозленный древнерусский воин, думаю, будет сродни стихийному бедствию.

...Веревок тут и правда оказался богатый выбор, на любой вкус.

Тонких и крепких, причиняющих боль при попытке освободиться.

Средних по толщине для связывания ног.

Толстых, которые использовали, составляя из рабов длинные связки, которые, как я узнала от Винса, привязывались к коням или телегам когда нужно было транспортировать несколько невольников куда-либо. При этом хозяева, разумеется, ехали впереди с комфортом, а рабы шли следом, нередко падая – и тогда кони тащили за собой человека до тех пор, пока он не поднимется сам, или ему не помогут другие невольники из связки...