Хозяйка расцветающего поместья (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

Вот только все эти травы были противопоказаны при беременности. И не просто так.

Глава 22

Однако, несмотря на всю серьезность ситуации, я обрадовалась. Настенька не была бесплодна, как, похоже, подозревал Виктор. И, может быть, через какое-то время наш сын или дочь в самом деле будет распахивать окна, радуясь цветущей сирени и очередной весне. Я прогнала эти мысли: рано пока об этом думать, рано. Опустила на стол лист бумаги.

— Честно говоря, я не помню, откуда взяла этот рецепт.

И спрашивать у свекрови, как он у нее оказался, тоже не стоит. Вряд ли княгиня стала бы копаться в чужих вещах. Может, Настенька думала, будто никто ничего не поймет, и дала его служанке, чтобы та добыла все необходимое, а прислуга донесла хозяйке?

Интересно, кто дал Настеньке этот рецепт? И знала ли она о его настоящем действии? Каждая травка по отдельности безобидна, но вместе…

— Скажешь, что это действительно успокоительное?

— Нет, — не стала увиливать я. — Большинство этих трав — и в самом деле неплохое успокоительное, по отдельности или в сочетании. Но именно в этой комбинации и в таких пропорциях это женский сбор. Для женщины, не желающей пока иметь детей.

Свекровь кивнула, и я не удержалась от любопытства.

— Но откуда вам это известно? Такие вещи не пишут в наставлениях для юных девиц.

— Я могла бы задать тебе тот же вопрос. «Не помню» — слишком удобное оправдание.

Я не ответила, глядя в глаза свекрови. Та тоже не отвела взгляд. Помолчала, явно колеблясь.

— Врачи запретили мне рожать, и одна женщина посоветовала мне что-то подобное. — Она указала на рецепт. — Мой был чуть покороче, но основные компоненты я узнала.

Мне показалось, что в ее голосе промелькнула горечь.

— Врачи запретили из-за ревматизма? При этой болезни беременность действительно может стать смертельно опасной.

Она невесело усмехнулась.

— Ты хочешь утешить меня или оправдываешь себя?

— Мне не в чем оправдываться. Не торопиться становиться матерью, заботиться о детях, когда не можешь позаботиться о самой себе, — не преступление. Глупость — возможно. Это что касается меня. А вам тем более не в чем себя упрекнуть.

— Считаешь, что и тебе не в чем себя упрекнуть? Мой сын знает, что ты не хочешь рожать?

— Не хотела, — поправила ее я. — Многое изменилось. И я тоже. Нет, он не знает, если вы ему не сказали.

— Я не сказала. — Княгиня отвернулась к окну. — Как не сказала мужу. Мужчины… многое не могут понять.

— Они гордятся тем, что рискуют жизнью в бою, и в упор не могут понять, что женщина тоже рискует жизнью, вынашивая и рожая им детей, — негромко сказала я.

— Они не могут понять, каково это — раз за разом рожать раньше срока мертвого ребенка. После последних таких родов Иван Михайлович сказал, что еще одна беременность меня убьет. Тогда я и нашла знахарку.

Я сглотнула горький ком. Хотелось обнять ее, утешая, но вряд ли княгиня примет мое сочувствие. Чудо, что она решилась быть откровенной с невесткой.

— Сыну я не сказала тоже. Сначала это было неважно, а когда этот рецепт попал мне в руки, он уже объявил, что намерен разводиться, невзирая на последствия.

Значит, Настенька забыла рецепт, собирая вещи.

— Теперь… Ему будет больно знать, что жена делает все, чтобы не родить ему наследника.

— Делала, — снова поправила я. — Я не пью эти травы с того времени, как очнулась после болезни. Заглядывая за грань, понимаешь, что важно на самом деле.

Свекровь пристально посмотрела на меня. Я не стала отводить взгляда.

— Ты и правда изменилась. Но… — Она покачала головой. — Мужчины и молодые женщины вроде тебя думают, что достаточно лишь желания, однако все не так просто. Когда Саша, мой старший, тайком взял отцовский пистолет и ствол взорвался из-за двойного заряда…

Она прикрыла глаза, и я почти физически ощутила тяжесть этой паузы.

— Я говорю это не для того, чтобы ты меня пожалела, — продолжала свекровь. — Тогда мне не было и тридцати, и я молилась, чтобы господь дал мне еще одного сына, но тщетно. Дочери успели выйти замуж, и я уже думала, что больше никогда не понесу, когда чудо случилось. Действительно чудо, потому что следующие две… — Она помолчала. — Я была здорова, хоть и старше тебя, и все же многие годы… Уверена ли ты, что эти травы и твоя серьезная болезнь не совершили непоправимого?

— Как я могу быть в этом уверена? — ответила я вопросом на вопрос. — Еще и пары циклов не…

Я осеклась, осознав, что «цикл» в этом контексте вряд ли будет понятен княгине. А ведь я и в самом деле могу оказаться беременной уже сейчас, учитывая, что в городе муж каждую ночь проводил в моей спальне. Я невольно коснулась рукой живота.

— Пока не проверишь, не узнаешь. Но я надеюсь, что все будет хорошо.

— Что ж, будем надеяться. — Она протянула мне рецепт.

Я шагнула к столу, щелчком пальцев зажгла свечу и поднесла лист бумаги к огню. Жест был чисто символическим, и мы обе это понимали, однако в суровом лице княгини что-то смягчилось.

— Виктор, должно быть, заждался меня с прогулкой, — сказала она.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: разговор окончен.

— Помочь вам одеться, матушка? — спросила я.

— Горничная поможет, — отмахнулась свекровь. — Дерни за шнур, позвонить.

— Тогда хорошей вам прогулки, — улыбнулась я, выполнив ее просьбу. — Надеюсь, после того как вы побываете на свежем воздухе, ваш сон будет крепче.

Когда я закрывала за собой дверь, мне показалось, будто я слышу знакомые шаги в коридоре. Я замерла, прислушиваясь. Нет, это горничная поднялась с черной лестницы.

А у моей комнаты меня ждала Дуня с известием, что почки и кора собраны. Значит, и мне будет чем заняться, пока муж со свекровью дышат свежим воздухом.

Пока я спускалась на кухню, в голове крутились обрывки разговора. Делилась ли свекровь своей болью с кем-то? С мужем — наверняка нет, да и с сыном — едва ли.

Мужчины действительно многое не могут понять. Или мы сами не даем им такой возможности, пряча свои страхи и боль?

Прогулка не затянулась надолго, но все же мне хватило этого времени, чтобы поставить в печь горшок, в котором за сутки должна вызреть мазь, заварить отвар из части почек и коры, а остальное разложить сушиться на марле. Поначалу я села за вязание в своей комнате, чтобы никому не мешать, но, открыв форточку, проветрить, пока не затопили на ночь печи, поняла, что на сквозняке лучше не сидеть, и перебралась со спицами в гостиную.

Когда свекровь снова появилась там, она выглядела уставшей, но довольной. На щеках играл румянец — не болезненный, пятнами, а тот, который возникает от прохлады и посильного движения. Исчез лихорадочный блеск глаз, словно прогулка сбила температуру, и я даже задумалась, стоит ли предлагать княгине совершенно отвратительный на вкус отвар — но решила что вряд ли один день кототерапии и свежий воздух способны всерьез улучшить ее состояние. К тому же где-то в глубине души я надеялась на благословение. Я так толком и не поняла, как пользоваться этой магией и каким образом она изменяет сделанное моими руками, и изо всех сил гнала мысли о чуде. Или уже закономерности?

Виктор помог матери опуститься в кресло. Я откровенно любовалась им — высоким, сильным, здоровым. Поймав мой взгляд, муж улыбнулся.

— Я попыталась вспомнить, когда в последний раз выходила на улицу, и не смогла, — сказала свекровь. Тронула за руку сына. — Побудешь с нами? Не заскучаешь?

— Конечно. Но вы уверены, что не хотите отдохнуть?

— В кои-то веки у меня почти не болят суставы, и я хочу порадоваться этому, — отмахнулась княгиня. — Отдохнуть успеется и на том свете.

— Не говорите так. — Я улыбнулась, смягчая резкость своего тона. — В конце концов, зря я, что ли, готовила отвар? — Я поднялась с кресла. — Сейчас принесу.

Очень хотелось надеяться, что лекарство уменьшит воспаление и боль, хотя бы на время, и даст свекрови поспать.