Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6 (СИ) - Волков Тим

Наоми повернулась ко мне, её взгляд был ясным: пора. Я вернулся в кухню, где Юто стоял у плиты, его руки всё ещё дрожали, а глаза были полны сомнений. Я положил руку ему на плечо.

— Юто, — сказал я тихо, но твёрдо. — Наоми подготовила зал. Они ждут тебя. Подашь «Танец сакуры» сам. Расскажи им, что это значит для тебя. Покажи свой баланс.

Он посмотрел на меня, его губы сжались, но затем он кивнул, выдохнув, как будто сбрасывал груз. Он поправил фартук, взял поднос с тарелками, где утка в глазури из сакуры лежала на пюре из таро, украшенная пудрой лепестков, и вышел в зал. Я последовал за ним, чувствуя, как пульс бьётся в висках.

Юто остановился в центре зала, его худощавая фигура казалась уязвимой под светом люстр, но когда он заговорил, его голос был чистым, наполненным страстью.

— Это блюдо, «Танец сакуры», — начал он, держа тарелку, — родилось из воспоминания. Я был ребёнком, смотрел, как лепестки падают в реку, и думал, что жизнь — это баланс между красотой и скоротечностью. Утка — это сила, пюре таро — нежность, сакура — мимолётность. Я хотел, чтобы вы почувствовали это. Надеюсь… надеюсь, вам понравится.

Его искренность была как вспышка. Гости замерли, а затем Аяко первой захлопала, её глаза блестели. Остальные присоединились, аплодисменты прокатились по залу, как волна. Официанты начали разносить тарелки, и я видел, как гости пробуют «Танец сакуры». Владелец отеля закрыл глаза, смакуя, Аяко снимала блюдо, её пальцы летали по экрану. Сакамото, попробовав утку, кивнул, его ручка снова заработала, но теперь его лицо смягчилось, уголки губ приподнялись.

Я вернулся к Наоми, которая стояла у стойки, наблюдая за залом. Она показала мне телефон — Аяко удалила свой пост про икру и заменила его новым: «Танец сакуры в „Жемчужине“ — это магия. Юто Хаяси, ты гений! #ГастрономияТокио». Я выдохнул, чувствуя, как напряжение отпускает, но не до конца.

— Ты спасла нас, — сказал я, глядя на неё. — И Юто… он был настоящим.

Наоми улыбнулась, но её глаза были серьёзными.

— Он был собой, Кенджи, — ответила она. — Но что-то было не так с икрой и юдзу. Это не ошибка Юто. Кто-то играет против нас.

Я кивнул, мои мысли уже кружились вокруг Акиры и его слишком невинного лица. «Танец сакуры» стал триумфом, гости аплодировали, а Сакамото явно изменил мнение. «Золотая Вилка» была впереди, и я не собирался дать кому бы то ни было сломать наш баланс.

Ужин в «Жемчужине» закончился, и зал опустел, оставив за собой лишь эхо смеха и звон бокалов. Гости разошлись в приподнятом настроении, всё ещё обсуждая «Танец сакуры», который Юто подал с такой страстью, что даже Чжоу Сакамото, токийский критик, ушёл с лёгкой улыбкой. Аяко, блогерша, заполнила соцсети восторженными постами, а владелец «Ханами Палас» намекнул на сотрудничество. Наоми сияла, но я не мог разделить их радости. Я стоял в кабинете на втором этаже, глядя на тёмные окна Токио, и хмурился. Что-то было не так с «Эхо моря», и Юто тут ни при чём. Металлический привкус икры, испорченный юдзу — это не его ошибка. Кто-то подставил нас, и я собирался выяснить, кто.

Я спустился в комнату охраны, где хранились записи камер. Экран мерцал, показывая кухню за несколько часов до ужина. Повара сновали туда-сюда, Юто проверял ингредиенты, Хиро суетился у плиты. Но моё внимание привлек Акира. Он задержался у ящика с икрой форели, его руки двигались слишком медленно, будто он что-то прятал. Он оглянулся, убедился, что никто не смотрит, и провёл там почти минуту — слишком долго для простого осмотра. Я перемотал запись назад, затем вперёд, но угол камеры не давал чёткой картины. Доказательств не было, только подозрение, которое жгло, как уголь в груди. Акира казался идеальным: вежливый, исполнительный, но что-то в его взгляде — слишком скользком, слишком расчётливом — не давало мне покоя.

Я вызвал Волка по рации. Он вошёл через минуту.

— Проблема? — спросил он, голос был низким, как гул мотора.

— Возможно, — ответил я, ткнув пальцем в экран, где замер кадр с Акирой. — Этот парень, Акира. Он слишком долго возился с икрой перед ужином. И юдзу испортили. Я не верю в совпадения, Волк. Усиль контроль на кухне. Поставь ещё одного человека на вход в хранилище и следи за Акирой. Не спугни его, но я хочу знать, что он делает. Каждый шаг.

Волк кивнул, его лицо не дрогнуло.

— Сделаю, босс, — сказал он и вышел, уже набирая кого-то по телефону.

Я вернулся в кухню, где Юто всё ещё был, несмотря на поздний час. Он стоял у стола, нарезая имбирь для нового соуса, его движения были такими же точными, но я заметил, как он дважды понюхал ломтик, прежде чем отложить. Успех «Танца сакуры» вдохновил его — я видел это в том, как он выпрямил плечи, как его глаза загорелись, когда гости аплодировали. Но провал с икрой подточил его уверенность. Он проверял каждый ингредиент, открывая банки с мисо, нюхая травы, как будто боялся, что они предадут его снова. Его баланс, за который он так боролся, был под ударом, и это разрывало мне сердце.

— Юто, — сказал я, подходя ближе. — Поздно уже. Иди домой, отдохни. Меню для «Золотой Вилки» уже идеально.

Он поднял взгляд, его лицо было усталым, но упрямым.

— Ещё немного, Кенджи, — ответил он тихо. — Я хочу быть уверен. Сегодня… что-то пошло не так. Я должен понять, что.

Я хотел сказать ему, что это не его вина, что кто-то играет против нас, но не стал. Он не нуждался в моих подозрениях — ему нужен был покой, чтобы творить. Я кивнул, сжав его плечо.

— Завтра продолжишь, — сказал я. — Мы справимся. Ты справился сегодня, и справишься с «Вилкой».

Юто слабо улыбнулся, но его руки всё ещё держали нож, как спасательный круг. Я вышел из кухни, бросив последний взгляд на него, и почувствовал, как решимость затвердевает внутри. Кто-то — Акира, «Курама», или сам Кобаяси — пытался сломать нас. Я смотрел на Юто, на его сосредоточенное лицо, и поклялся себе: я защищу «Жемчужину» любой ценой. «Золотая Вилка» была нашим шансом, и я не позволю никому украсть его у нас.

Глава 17

Акира Танака рос в тесной квартире на окраине Токио. Стены здесь пахли сыростью, а свет фонарей едва пробивался сквозь мутные окна. Его семья была бедной — отец ушёл, когда Акире было пять, мать умерла от рака, когда ему исполнилось двенадцать. Осталась только младшая сестра, Мика, с её хрупким телом и хронической болезнью лёгких, которая приковывала её к кислородному баллону. Мика была единственным светом в жизни Акиры. Её глаза, большие и ясные, несмотря на боль, всегда смотрели на него с верой. «Ты сделаешь что-то великое, Аки-нии», — говорила она, когда он приносил ей мангу или дешёвый рис с соусом, купленный на последние йены. Она была единственной, кто верил в него, когда он решил пойти в ресторанный бизнес.

Акира с детства любил готовить. В восемь лет он научился варить мисо-суп из остатков, которые мать приносила с работы. К пятнадцати он жарил лапшу в соседней забегаловке, где хозяин орал на него за каждый подгоревший кусок. Акира стискивал зубы, мыл посуду до рассвета и учился. Он наблюдал за поварами, подмечал, как они режут рыбу, как мешают соус, и повторял их движения дома, пока Мика спала. Он мечтал о кухне, где его еда будет значить что-то, где он сможет заработать достаточно, чтобы оплатить лечение сестры. Но забегаловки, где он работал — грязные раменные в Синагаве, уличные ларьки с якитори, кафе с переваренным кофе, — были далёкими от мечты. Его руки покрывались мозолями, спина ныла, но он не сдавался. Мика ждала его дома, и её улыбка была единственным, что держало его.

В двадцать три года Акира услышал о вакансии в «Жемчужине», ресторане корпорации «Спрут», который гремел в Токио благодаря новому шеф-повару, Юто Хаяси. Он знал, что это его шанс. Он потратил последние сбережения на приличную рубашку, выучил рецепты из старых кулинарных книг и явился на собеседование, сжимая в кармане фотографию Мики. Наоми, управляющая, посмотрела на его потрёпанный вид, но дала шанс, впечатлённая его рвением. Когда Акира вошёл в кухню «Жемчужины», он почувствовал, как сердце бьётся быстрее. Это было не просто место работы — это была сцена, где он мог доказать, что он больше, чем парень из трущоб.