Совок 14 (СИ) - Агарев Вадим

Не дожидаясь от друга реакции на озвученную заботу о советских гражданах, я нажал на газ. Сразу, как только тот покинул салон машины и хлопнул дверцей. Дел у меня на сегодня и в самом деле хватало с избытком.

Отметив в зеркале заднего вида лёгкую обиду на лице своего верного соратника, я ловко вырулил от бордюра влево и двинулся в сторону трофейного гаража. Ранее принадлежавшего беглому майору. Тому самому, из городского отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Ныне покойному.

Дома я появился только через два часа. И почти сразу же пошел мыться. Мне казалось, что затхлым плесневелым смрадом гаражного погреба пропахли не только моя одежда и волосы. У меня было такое ощущение, что картофельно-овощной гнилью провонял изнутри мой дыхательный аппарат и весь остальной ливер.

Чтобы подготовиться к среде, мне пришлось обстоятельно переворошить гаражный погреб убиенного майора. Сгнившие до вонючей осклизлости морковь, картошку и прочее овощное довольствие я оставил на месте. А коробки с тушенкой, точно так же, как и прочие консервы из разряда советского дефицита, пришлось из подполья поднять наверх.

Ломать голову и изобретать чубайсовский нано-велосипед я не стал. Решил не мудрствовать и пойти уже однажды проторённой тропой. Но, если в истории с Юрой Черняевым подпольные посиделки мясокомбинатовских маргиналов я пустил на самотёк, то сейчас подобная вольность была бы абсолютно неуместной.

— Фу! Придётся стирать! — брезгливо морща свой изящный, но любопытный нос, покосилась Лиза на сваленное на пол коридора форменное обмундирование, — По каким это помойкам ты сегодня лазил?

— Не по помойкам, а по городской свалке! Забыла, что я лучший следователь этого города? Я трупы криминальные на свалке откапывал! — горестно вздохнув, не счел я нужным разубеждать свою приёмную племянницу в её, полных девичьего романтизма фантазиях. — Их там еще три или четыре осталось. Разной степени разложения. Полный набор! Внутренности, кишки, черви… И я, кстати, завтра опять туда поеду. Так что, если тебе это так интересно, то могу и тебя с собой взять! — дружелюбно предложил я Лизавете познавательную экскурсию.

Вздорная урюпчанка поначалу вытаращила на меня свои, стремительно теряющие нахальство, глазищи. А затем, видимо, нарисовав в уме аппетитный натюрморт из полуразложившихся трупов и ползающих по ним опарышей, а так же благоухающие горы пищевых отходов, неожиданно посерела лицом. Она вдруг зажала рот ладонью и метнулась к двери в туалет.

А я, с чувством глубокого удовлетворения от хорошо выполненной работы и подтянув резинку трусов, бодро шагнул к ванной. Про ужин я решил поинтересоваться у пельменницы чуть позже. Не то, чего доброго, еще заблюёт всю кухню.

— Серёжа, ну ты же взрослый человек! — донеслось мне в спину, — А Лизонька еще совсем ребёнок!

Пришлось тормознуть и повернуться. В дверях залы, всем своим профессорским видом источая укор и неодобрение, стояла грустная Левенштейн.

— Извините, Пана Борисовна! — покаянно склонил я голову, соглашаясь, что немного переборщил с военно-морским юмором в процессе воспитания урюпчанки, — Голова уже совсем ничего не соображает! День был тяжелый, вот и лезут изо рта разные глупости!

— Эх, Серёжа, Серёжа! — с печалью матери, провожающей на БАМ единственного и придурочного сына, молвила мне тётка, — Зря ты так с ней, у неё и так жизнь непростая!

Я снова поддёрнул резинку трусов и, как пленный немец в заснеженном сталинградском котле, капитулируя поднял руки!

— А, что это были за люди, Сергей? — вдруг пристально взглянув мне в глаза, задала неожиданный вопрос Пана, — Я про тех двоих, про коротко стриженных спрашиваю. Которые с тобой вчера заходили? Они тоже из милиции?

Глава 17

— Можно и так сказать, — замявшись на секунду, ответил я проницательной тётке, — Эти товарищи тоже служат отечеству, но только по другому ведомству. Они из тех, которые с пулей в голове, — пространно уточнил я и бочком-бочком попытался удалиться в сторону ванной.

— А ну-ка, погоди! — решительно осадила меня дотошная Левенштейн, — С какой это еще пулей? Будь добр, Сергей, объяснись! Рассказывай, кто они, эти люди?

Голос исторической профессорши затвердел до такой степени, что я не посмел проигнорировать её любопытство. В конце концов, это я в её доме квартирую, а не наоборот. И это по моей милости в её дом вчера ввалились костоломы из «спецуры» нашей непобедимой и легендарной. Или из войск внутреннего пользования. Что принципиальной разницей не является и какого-то облегчения моей судьбе не обещает. Точно так же, как судьбам Лизы и Паны.

— Это были ребята из одной армейской структуры, с которой мы ведем совместное расследование, — на ходу был вынужден я импровизировать, — Скоро все эти следственные действия завершатся и я буду посвободнее! — мне пришлось натянуть на лицо беззаботную улыбку, — Пана Борисовна, а может, на следующей неделе сходим куда-нибудь? В театр, например, или в филармонию? Уверен, что Лизе это только на пользу будет!

Судя по тому, как сначала удивлённо вытянулось, а потом недоверчиво склонилось набок лицо Паны, палку я всё же перегнул. Нет, не следовало мне упоминать всуе театр, а уж тем более, филармонию. Не принял умнейший мозг иудейской профессорши такую несочетаемую несуразицу. Где я, а где филармония, мать твою армейскую за ногу! Реакция на мою промашку последовала незамедлительно.

— Скажи мне, Сергей, кто они, эти двое⁈ — уже более настойчиво вопросила меня тётка. Она даже сделала шаг в мою сторону, — И прошу тебя, врать не нужно, я отчетливо чувствую, что тебе грозит серьёзная опасность! Говори сейчас же, кто они?

Видит бог, не хотел я вчера приводить в дом тех двух мокрушников. Изо всех моих сил не хотел! В том числе и потому, что изначально понимал, что Пана наверняка забеспокоится. Уж коли она, обладая ярко выраженной еврейской наружностью, сумела выжить в оккупированном немцами Киеве, то и сейчас её чутье вряд ли возможно обмануть. Особенно, если учесть, что в том Киеве она не просто пряталась и выживала, сосредоточившись на инстинктах самосохранения. Нет, она там не отсиживалась, а занималась активной подпольной работой, интенсивно сокращая поголовье оккупантов.

Как ни странно, но от дальнейших расспросов тётки меня спасла моя драгоценная Лиза. Из-за двери туалета она появилась, как зверёк из спасительной норы. Неуверенно зыркая по сторонам большими и больными глазами. Стоит сказать, что её бурная реакция на мой своеобразный экспромт меня не шибко удивила. Потому что всё совместно прожитое в этих стенах время моя приёмная племянница большую часть этого самого времени проводила с книжками. Запойно, хоть и бессистемно перечитывая богатую библиотеку Левенштейн. И, если бы не строгая Пана с её вековым педагогическим опытом, то на школьные домашние задания у девчонки совсем бы не оставалось времени. Это я к тому, что, как и у всякого много читающего человека, у нашей урюпчанки выстроилось богатое ассоциативное мышление. Это её, скорее всего, и подкосило.

Наверное и сейчас, в живом и необузданном разуме девчонки пока еще остались те нерадостные картинки. Которые я так безответственно и опрометчиво нарисовал пять минут назад. Красочно упомянув некоторые специфические подробности в части, касающейся протухших покойников…

Но и без добра, как говорится, худа не бывает. Вот и сейчас, внимание заботливой Левенштейн с меня сразу же переключилось на бывшую беспризорницу. Всё еще пребывающую в смятенных чувствах. А я не преминул этим обстоятельством воспользоваться. Стремглав развернувшись на голых пятках, я рванул в вожделенную ванную к очищающим плоть и душу водяным струям. Мне и в самом деле сейчас казалось, что зловоние тухлой гнили без хозяйственного мыла, и мочалки я с себя не сотру.

За ночь меня никто не тревожил и потому мне удалось как следует выспаться. После подъёма, водных процедур и быстрого завтрака я быстро оделся по гражданке. С самого раннего утра я, как и запланировал ранее, прежде всего намеревался посетить прокурора Кировского района. Всё, что было нужно для получения санкций на полноценный арест цыганского бизнес-квартета, теперь у меня было в наличии. И никакой советник юстиции Ивлев мои кровожадные потуги в отношении представителей малой народности уже не остановит. Не остановит даже при любой степени своей ангажированности со стороны зубчаниновского табора. Если таковая имеет место быть в их межрасовых неправовых отношениях. Слишком уж качественную доказательную базу я собрал по данному уголовному делу. А в том, что какая-то зоофильная связь между главным кировским охранителем закона и потомственными конокрадами существует, я почему-то не сомневаюсь. Эту порочную связь я просто чую. Как чукча чует чужого человека в бескрайней лесотундре. В диапазоне от Уральского хребта вплоть до Северного Ледовитого океана.