Хозяйка поместья с призраками (СИ) - Ривер Алекс

– Мы заходим, – подтвердил Рэми. – И занимаем позиции. Анна – в бальном зале, рядом с местом, где треснула плита пола. Это слабое место. Я… буду скрыт, но останусь рядом. Ты, – он посмотрел на Доннера, – останешься на кухне. Твоя задача – впустить экзорциста и указать направление. Если что-то пойдет не так, забираешь госпожу фон Хольт, и уводишь как можно дальше от поместья, даже если она станет сопротивляться. Невилл будет ждать вас у развилки. Но никакого геройства. Понял?

Доннер кивнул с нехарактерной для него серьезностью. Анна хотела было возмутиться тем, что ее как будто не берут в расчет, но, посмотрев на герцога, поняла – не время и не место. Сейчас больше пригодится ее мудрость и умение работать в команде под чьим-то началом, чем самостоятельность и напор.

Рэми отдал последние распоряжения кучеру, тот кивнул и принялся разворачивать экипаж, чтобы отправиться к указанной герцогом развилки. После чего, они вошли в дом. Внутри Анне стало еще хуже. Воняло как будто застарелой гарью. По стенам пробегали едва заметные тени, которых не отбрасывал никакой источник света. Где-то наверху тихо плакал ребенок – тот самый, знакомый плач, но теперь в нем слышалась не печаль, а страх.

Анна, стараясь дышать ровно и неглубоко, прошла в бальный зал. Огромное помещение, недавно видевшее триумф и наполненное музыкой, теперь больше походило на склеп. Пыль висела в воздухе неподвижными хлопьями. Она подошла к тому месту, где трещина в каменной плитке казалась чернее, чем обычно, и почувствовала как дрожит – от щели веяло холодом и тошнотворным смрадом.

Прикосновение к теплому металлу броши на платье немного успокоило дрожь в пальцах. Анна мысленно обратилась к призракам, к графине Ингрид, к маленькому Томасу, ко всем, кто называл этот дом своим. « Простите, что навлекла на вас беду. И помогите, если можете».

Рэми, не сказав больше ни слова, растворился в полумраке зала. Только что был здесь, и вот уже нет. Лишь легкое движение воздуха выдавало его присутствие где-то рядом, в складках пространства, недоступных обычному взгляду. Доннер и вовсе остался по дороге на кухне. Анна почувствовала себя пугающе одинокой в своей слишком большой усадьбе. Никогда прежде она не оставалась совсем одна. Теперь же только едва уловимое ощущение присутствия герцога удерживало ее от паники.

Ожидание стало самым тяжелым испытанием. Минуты растягивались в часы. Анна сидела на краю разбитого камина, вслушиваясь в тишину. Давление нарастало, становясь почти физически ощутимым. Ей начинало казаться, что из трещины в полу доносится тихий, настойчивый шепот. Он звал ее не по имени, но обращался к чему-то более глубокому в ней, к тому, что осталось от ее прежней жизни, смешавшись с новой. Он обещал покой, возвращение, конец борьбе. Это было страшно обольстительно.

Из кухни донесся резкий, отрывистый свист – условный сигнал Доннера. Гости прибыли. Впрочем, отдаленный шум экипажа и конский топот донеслись и до мрачного зала, где Анна старалась сохранять самообладание.

Ее сердце громко застучало в груди, отгоняя призраки прошлого. Она встала, выпрямила плечи и приготовилась встречать гостей.

Вскоре в дальнем конце зала показались фигуры. Впереди шел отец Элиас, еще более аскетичный и мрачный при дневном свете. Его лицо словно было высечено из камня, в руках он держал массивную восьмилучевую звезду и книгу в потертом кожаном переплете. За ним, пыхтя и озираясь, с плохо скрываемым злым торжеством, шествовал барон Кригер в сопровождении двух стражников, которые выглядели напуганными.

– Вот видите, отец, – сиплым шепотом говорил барон, – место нечистое! Само здание дышит скверной! Я чувствую это!

Экзорцист не удостоил его ответом. Его ледяной взгляд скользнул по залу и остановился на Анне. Казалось, он не удивился, увидев ее здесь.

– Дочь моя, – его голос был низким и безжизненным, как скрип надгробной плиты. – Ты упорствуешь в своем заблуждении. Ты дала приют духам тьмы, и они вцепились в это место мертвой хваткой. Но свет господа сильнее.

– Свет господа, должно быть, поможет вам отличить безобидные души от настоящего зла, что прячется под этими стенами, – громко и четко сказала Анна. Ее голос прозвучал неестественно звонко в гнетущей тишине.

Отец Элиас нахмурился.

– Невежество – не оправдание. Все духи, не нашедшие упокоения, – от лукавого. Они будут изгнаны.

Он поднял свою звезду и начал читать молитву на неизвестном Анне языке, чем-то похожем на земную латынь. Слова падали в тишину тяжелыми, монотонными каплями. Сначала ничего не происходило. Затем воздух в зале заколебался. Зашелестели портьеры, хотя окна были закрыты. С потолка посыпалась мелкая пыль.

Анна почувствовала, как брошь на ее груди стала ледяной. Шепот из-под пола стал громче, настойчивее. Он перестал быть соблазнительным, в нем зазвучала нетерпеливая ярость.

– Преподобный… – попытался вновь вставить слово Кригер, но экзорцист резким жестом заставил его замолчать.

Молитва набирала силу. Отец Элиас вкладывал в нее всю свою веру, всю свою непоколебимую убежденность. Свет от звезды, которую он держал, стал ярче, отбрасывая резкие тени. И этот свет, эта священная энергия, как и предсказывал Рэми, ударила по древней печати, как таран.

Раздался низкочастотный гул, от которого задрожали витрины и зазвенело у Анны в ушах. Пол под ногами затрясся. Трещина будто вздохнула, и из нее повалил черный, непроглядный туман, холодный и обжигающий одновременно.

– Вот оно! – закричал Кригер и отпрянул к выходу, толкая своих стражников вперед таким образом, чтобы они закрыли его. – Видите! Я же говорил!

Но отец Элиас не отступал. Его лицо побелело, но он продолжал читать, повышая голос. Он видел перед собой проявление зла, то, с чем он призван бороться.

И тогда Анна сделала то, что должна была. Она шагнула вперед, к источнику черного тумана. Всего один шаг.

– Ладно, – прошептала она, глядя в пульсирующую темноту. – Иди сюда, тварь. Я здесь.

Она словно в последний раз провернула ключ в замке.

Туман сгустился, превратившись в воронку. Шепот превратился в рев, полный такой древней, всепоглощающей ненависти, что разум отказывался ее постигать. Из воронки вырвалось нечто, не имеющее четкой формы – сгусток чистой, нечеловеческой магии, сотканный из забытых кошмаров и небытия. Оно не имело глаз, но видело Анну. И оно потянулось к ней.

Ледяные щупальца, сотканные из тьмы, обвили ее запястья, потащили к трещине. Боль была не физической, а гораздо глубже – это было ощущение, будто ее душу вырывают из тела с корнем. Мир вокруг поплыл, окрасился в багровые и черные тона. Она услышала крик Рэми, увидела, как барон в ужасе бросился бежать, увлекая за собой стражников.

Отец Элиас замер на мгновение, его вера дала первую трещину перед лицом того, чего он никогда раньше не встречал. Это была не обычная нечисть, с которой он сталкивался много раз, а нечто первозданное и бесконечно более могущественное.

– Прочь! – это был голос Рэми.

Он появился на краю воронки, его руки были подняты, а из ладоней бил ослепительный поток синего пламени. Он обрушил его на темную сущность, пытаясь отсечь ее щупальца от Анны. Воздух затрещал от столкновения двух видов магии.

Но демон был силен. Он лишь сильнее впился в Анну, и черная воронка начала расширяться, поглощая свет. Анна почувствовала, как ее затягивает внутрь, в прореху между мирами, в холодную, беззвездную пустоту. Она уже почти не видела зала, лишь искаженные лица Рэми и отца Элиаса и бесконечно нарастающую тьму.

И в этот момент случилось то, чего никто не ожидал. Призраки Вороновой усадьбы. Все, сколько их было здесь. Они материализовались не как бледные тени, а как вспышки холодного света. Графиня Ингрид в развевающемся платье стала между Анной и воронкой, ее лицо искажалось от усилия, но было полно яростной решимости. Маленький Томас, солдатик в руке, вцепился в одно из щупалец, и там, где он его касался, тьма испарялась с шипением. Десятки других духов – служек, солдат, молодых и старых, женщин и мужчин – возникли вокруг Анны, взявшись за руки. Они образовали плотный, мерцающий кокон, барьер из собственной уходящей сущности.