Хозяйка поместья с призраками (СИ) - Ривер Алекс

Они не атаковали демона. Они просто стояли на его пути. И разрушались. Один за другим. Их формы начинали мерцать, расплываться, превращаться в светящуюся пыль. Они жертвовали последними крупицами своего существования, своим шансом на вечный покой, лишь бы не дать древнему злу забрать ту, кто снова вдохнул жизнь в их дом.

Это зрелище – самозабвенная жертва тех, кого он пришел уничтожить, – заставило отца Элиаса замереть. Звезда в его руках опустилась. Похоже, он впервые столкнулся с таким самопожертвованием «нечестивых духов» во имя живого человека. И то, с чем они сейчас сражались, было куда чернее и хуже.

Рэми, используя эту передышку, сконцентрировал всю свою силу. Синее пламя сгустилось до ослепительного белого ядра.

– Преподобный Элиас! – крикнул он, и в его голосе слышался не приказ, а отчаянная просьба. – Помогите! Вы можете закрыть брешь с этой стороны!

И экзорцист сделал выбор. Он резко опустился на колени и принялся петь какой-то псалом. Всю свою веру и силу он направлял сейчас не против привычной нечисти, а в помощь ей. Анна это чувствовала. Золотой свет его звезды слился с сиянием духов и сполохами магии Рэми, создавая невиданной мощности щит.

Это сработало.

Щупальца, державшие Анну, ослабли. Черная воронка, встретив объединенный отпор, начала сжиматься с оглушительным воем ярости. Рэми, с лицом, искаженным нечеловеческим усилием, сделал последний рывок. Он бросил сгусток энергии прямо в эпицентр тьмы.

Раздался оглушительный хлопок, и все поглотила ослепительная вспышка.

Когда Анна смогла снова видеть, тьмы больше не было. Трещина в полу была просто трещиной. В зале стояла гробовая тишина, пахло озоном и чем-то выжженным. Призраки исчезли. В воздухе висела лишь легкая, медленно оседающая золотистая пыль.

Отец Элиас стоял на коленях, тяжело дыша, его руки тряслись. Он смотрел на то место, где секунду назад гибли духи, и в его глазах была какая-то смесь эмоций, которые сложно поддавались описанию.

Анна чувствовала, что и сама выглядит не лучше. Ее силы были на исходе, ноги не держали, а сознание грозило и вовсе покинуть хозяйку. Рэми, шатаясь, подошел к ней. Он тоже был бледен как смерть, на его лбу выступили капли пота, но, когда она почувствовала, что падает, подхватил ее на руки. Последнее, что Анна почувствовала перед тем, как потерять сознание, были его крепкие, пахнущие кедром и амброй объятия.

Она пришла в себя не сразу. Сначала появились обрывки ощущений: приглушенные голоса, вкус травяного отвара на губах, тепло одеяла. Она открыла глаза и увидела темный, кессонный потолок, не принадлежавший ни одной комнате в ее усадьбе. Как оказалось позже, это была одна из гостевых спален в замке Каэлана.

Рядом с кроватью в кресле сидел Рэми. Он спал, его голова была откинута на спинку, а на лице застыла бесконечная усталость. Даже во сне он выглядел напряженным.

В дверях осторожно показалась любопытная физиономия Доннера.

– О, жива! – прошептал он и скрылся, вероятно, чтобы сообщить новость Лилии.

Шорох разбудил Рэми. Он мгновенно открыл глаза, и его взгляд сразу нашел Анну. Напряжение на его лице сменилось облегчением.

– Как… ты себя чувствуешь? – его голос был хриплым от усталости.

– Как будто по мне проехал… экипаж барона Кригера, – честно ответила Анна, пытаясь приподняться. Все тело ныло. – Надолго я?..

Она так и не смогла подобрать сообразный этому миру вариант словечка «вырубилась». Вряд ли Рэми понял бы его. Но он понял ее даже без слов:

– Сейчас утро следующего дня. Ты проспала почти сутки.

Дверь снова открылась, и на пороге появился дворецкий.

– Милорд, – негромко объявил он. – Вас желает видеть отец Элиас.

Рэми вопросительно посмотрел на Анну, и та, поняв его без слов, кивнула.

– Пусть пройдет прямо сюда. Госпоже фон Хольт будет, я думаю, не безынтересно. И пришлите горничную, пусть принесет нашей гостье крепкого сладкого чаю.

Дворецкий кивнул и тихо вышел. А через несколько минут в комнату вошел отец Элиас. Он выглядел постаревшим на десять лет. Его аскетичная фигура казалась еще более иссохшей, но в глазах не было прежнего фанатичного огня. Теперь в них читалась глубокая, тяжелая дума.

– Госпожа фон Хольт, – он кивнул ей с неожиданным уважением. – Я рад, что вы пришли в себя.

Рэми поднялся, давая ему понять, что можно войти. Экзорцист медленно переступил порог.

– То, что я видел… – он начал и замолчал, подбирая слова. – Это выходило за рамки моего понимания. Я явился сюда, чтобы изгнать беспокойных духов. Я видел в них лишь слуг тьмы. Но то, что я узрел вчера… Они отдали свои сущности, чтобы защитить живую душу. Они пожертвовали своим вечным покоем. Этого… в канонах не описано. Да простит мне госпожа, но даже будь вы ведьмой, духи тьмы, прислуживающие вам, должны были лишь порадоваться вашему падению в Преисподнюю.

– Они не слуги тьмы, преподобный, – тихо сказала Анна. – Они моя семья. А еще они – память моего дома. И они защищают его, как могут, но никогда не причинят вреда, если им не делать зла.

Отец Элиас долго смотрел в пол, а затем поднял на нее взгляд.

– Я должен буду составить отчет для епископа, и не могу умолчать о случившемся. Но… – он сделал паузу, – я могу изложить дело так, чтобы ваша… «семья» не была причислена к враждебным силам. То, что произошло, – это уникальный случай. Борьба с подлинным, древним злом, где силы, которые я считал враждебными, выступили союзниками. Церковь должна знать об этом. Возможно, старые протоколы требуют… пересмотра.

Рэми внимательно наблюдал за ним.

– Вы понимаете, что предлагаете нечто революционное?

– Я понимаю, что видел своими глазами, – строго ответил экзорцист. – И я не могу отрицать увиденное. Сущность, запертая под усадьбой – вот истинный враг. И для борьбы с ним, возможно, потребуется союз всех сил – и церкви, и магов, и… тех, кто считался потерянным. – Он снова посмотрел на Анну. – Ваша преданность этим духам, тронула что-то во мне. Это не было слепым упрямством, лишь верностью. А верность – суть добродетель.

Он тяжело вздохнул.

– Я не могу обещать быстрого результата. Церковная машина неповоротлива. Но я даю вам слово, что сделаю все, чтобы Воронова усадьба и ее обитатели были признаны особым случаем. Не проклятием, а… аномалией, требующей защиты и изучения. Не уничтожения.

– Спасибо вам, преподобный! – с жаром откликнулась Анна. Она и впрямь чувствовала к нему благодарность и даже почти теплоту.

– Благодарите Богов, госпожа фон Хольт. В невыразимой мудрости и великодушии Их кроется каждый луч света в наших жизнях.

С этими словами он развернулся и вышел, оставив их в тишине.

Анна смотрела на закрывшуюся дверь, не веря своим ушам. Это была победа. Все еще не окончательная, но невероятно важная.

Рэми подошел к окну, глядя на просыпающийся день.

– Для меня это внове, – тихо произнес он. – Когда не приходится сражаться в одиночку.

И Анна почувствовала, как все ее существо затапливает щемящая нежность к этому мужчине, привыкшему полагаться лишь на себя. А герцог тем временем продолжал:

– Отец Элиас не показался мне лжецом. Я не склонен мечтать об альянсе с церковью, но это, пусть тонкая, все же ниточка надежды. Возможно, нам действительно удалось не просто отбиться, но и заложить основу для чего-то большего. И все это благодаря тебе.

Он повернулся к Анне. В его усталых глазах светилась незнакомая ей до сих пор нежность. Как будто отражение ее собственной минутой раньше. Долю секунды казалось, что вот-вот случится что-то еще – такое же важное и прекрасное как чуть не случилось несколько дней назад за их чаепитием. Но момент прошел, а герцог так и стоял у окна, словно не решившись подойти.

– Что ж, – сказал он, – тебе нужен покой. Полноценный. Об остальном мы поговорим позже.

Анна кивнула, чувствуя, как силы снова покидают ее. Но на этот раз это была не болезненная слабость, а уютная усталость. Они выиграли эту битву. Ценой огромной жертвы. Но выиграли. И это давало надежду на то, что можно будет выиграть всю войну.