Княжна Екатерина Распутина (СИ) - Токарева Ольга "molishna"

Непогода разыгралась не на шутку. Казалось, сама природа в гневе обрушила на землю потоки воды. Шквальные порывы ветра яростно бились в стекла, внося сумрачное смятение в настроение.

Первый раскат грома, прозвучавший как выстрел, заставил всех вздрогнуть и затаить дыхание. Молния расчертила небо, и тут же громыхнуло так, что деревянный пол содрогнулся под ногами.

Едва мы оправились от испуга, дверь столовой со скрипом отворилась, и на пороге возникла незнакомка, а следом за ней — Яромир. Оба представляли собой жалкое зрелище: промокшие до нитки, с одежды ручьями стекала вода, образуя лужи у их ног. Но больше всего поражало то, что девушка была явно беременна. Смущенно пряча усталый взгляд, она тщетно пыталась плащом скрыть округлившийся живот.

— Позвольте представить, — нарушил тишину Яромир. — Моя жена, Анастасия.

Вилка выпала из рук его матери, с глухим звоном ударившись о тарелку. Петр Емельянович застыл в оцепенении, а затем, не говоря ни слова, налил себе рюмку наливки и одним глотком осушил ее до дна. С нескрываемой злобой он стукнул хрустальной рюмкой о стол и, вперив в сына гневный взгляд, с раздражением процедил:

— Я для чего тебя в академию отправлял? — вопросил он и тут же сам себе ответил: — Чтобы ты магией управлял, ранги дара повышал! А ты⁈

— Я учился, — невозмутимо ответил Яромир. — Я единственный из нашей группы, кто практически достиг ранга магистра. Мне осталось совсем немного.

Петр Емельянович неопределенно крякнул, и невозможно было понять, выражает ли он радость или нет.

— Не мог по-человечески поступить? Сначала привел бы девушку в дом, познакомил нас, получил родительское благословение, а потом уж и под венец, — излил он на сына свое недовольство.

— Так уж получилось, — развел руками Яромир, ища поддержки у матери, но та, вопреки обыкновению, сидела с непроницаемо-мрачным лицом, не смея перечить мужу и выражая лишь безмолвное недовольство поступком сына.

— Коли ума не хватило раньше с невестой знакомить, изволь рассказывать, кто такова, чей род… Да что мне из тебя каждое слово клещами тянуть! — прогремел барон.

Недолго думая, я подхватила стул и поспешила к беременной девушке, одаривая ее самой искренней улыбкой. Но, обернувшись, встретила испепеляющий взгляд хозяина дома и, сама не зная отчего, невольно присела в неуклюжем реверансе.

— Ей, должно быть, тяжело стоять с таким животиком, — пролепетала я в оправдание и невинно захлопала ресницами.

— Моя жена принадлежит к баронскому роду Большаковых. Она, как и я, маг воздуха. Мы вместе учились с первого курса. Полюбили друг друга.

— Большаковы… Не твой ли дед за геройство в Японской от самого императора медаль получил? — проигнорировав сына, обратился Петр Емельянович к девушке.

— Мой, — тихо ответила она, и ее внезапно забила легкая дрожь.

Я, стоявшая рядом, не раздумывая, влила в ее тело импульс живительной энергии, наполненной теплом и силой. Кровь быстрее побежала по ее венам, и я с облегчением увидела, как порозовели ее щеки, — беременная, похоже, избежала простуды.

Что представлял собой баронский род Большаковых, я понятия не имела, но мне тут же принялся рассказывать Петр Емельянович.

— Большаковы — род славный. Одного не пойму, почему по-людски не поступили?

— Родители Анастасии подыскали ей жениха из графского рода и ни за что бы не согласились на наш брак. Пришлось и от вас скрыть, чтобы шума не поднимать.

— Выходит, приданного ей не дали, — съязвил барон, и я заметила, как заходили желваки на его скулах.

Яромир в ответ лишь опустил голову, подтверждая догадку отца молчанием, а Анастасия потупила взгляд в пол.

— Отведи жену в свои покои, — в голосе Надежды Викторовны сквозила усталость, приправленная тревогой. — Переоденьтесь, не ровен час, простудитесь. — Она виновато взглянула на мужа, словно прося прощения за свою слабость.

Барон лишь молча махнул рукой, покоряясь воле супруги.

Яромир бережно помог Анастасии подняться, и они спешно покинули комнату, а я, погруженная в свои мысли, последовала за ними. Девятый месяц беременности… Анастасия была хрупкой, почти невесомой, и меня терзало смутное беспокойство: как эта тоненькая лань сможет выносить и родить крупного ребенка? Чувствуя зияющую пустоту в своих познаниях об акушерстве, я торопливо направилась в свою комнату. Присев на край кровати, я отдалась тягостному ожиданию друга.

Час пролетел в томительном волнении. Зевок невольно сорвался с моих губ — пора было спать. Сделав вечерний променад, я надела ночную рубашку и, поддавшись усталости, рухнула на подушку. Но сон мой был недолгим. Настойчивый шёпот над ухом пробился сквозь пелену дрёмы:

— Кисс… Кисс… Ну проснись же…

Распахнув глаза, я машинально схватила зверька и, блаженно мурлыча, уткнулась лицом в его мягкую пушистую шёрстку.

Хромус, возмущённо забрыкавшись, отчаянно пытался вырваться из моего плена. Поняв тщетность своих усилий, он обессиленно пробурчал:

— В Вологде всё хорошо. Твои друзья учатся как пчёлки и закончат обучение с блеском. Дед с бабкой цветут и пахнут, раздобрели на твоих харчах.

— Не жадничай, — сонно отозвалась я, широко зевая, готовясь внимать его дальнейшей речи.

— Возвращаться с пустыми лапами не стал. Заскочил в портал, правда, неглубоко. Подбил самого жирного цыфу, держи. Там их целая стая, грех упускать такую возможность разбогатеть.

Я почувствовала, как в мою ладонь опустился прохладный камень, и в тот же миг Хромус юркнул из моих объятий.

— Удачной охоты, — пробормотала ему вслед и, не открывая глаз, снова провалилась в объятия сна.

Сновидения в эту ночь были на редкость яркими и сумбурными. Вид беременной Анастасии явно отпечатался в подсознании. Мне снилось, будто я мечусь между кричащими в муках роженицами, тщетно пытаясь облегчить их страдания, вливая в них потоки своей энергии.

Грохот, ворвавшийся нагло в мои тяжелые сновидения, донесся из-за стенки. Новенький поваренок, не иначе, опять что-то опрокинул на кухне. Слабенький он, сирота, но барон, Петр Емельянович, сжалился над беднягой, приютил в доме. В который раз убеждаюсь, что за суровой личиной барона скрывается доброе сердце, особенно когда дело касается детей. Моя собственная судьба тому подтверждение. Окажись я в руках иного барона, наверняка бы не выжила.

Сладко потянувшись, я открыла глаза и ощутила, что что-то сжимаю в правой ладони. Медленно разжав пальцы, с изумлением уставилась на крупный голубой сафир, мерцающий в утреннем свете словно осколок небес.

В памяти всплыл Хромус и наш недавний разговор. Он говорил, что расправился с цыфом и отправился добивать остальных. А у них, насколько я помнила, камни энергии белого цвета. Неужели спросонья что-то перепутала, и он вложил мне в руку трофей с другого монстра?

Разрешить этот вопрос мог только Хромус. Сбросив с себя остатки сна, я заправила постель и накинув халат, отправилась приводить себя в порядок. Вернувшись в комнату, я замерла от неожиданности: на кровати, зажав в своих крохотных лапках сафир, сидел Хромус и с явным интересом его разглядывал. Вскинув голову, он уставился на меня с изумлением:

— Откуда у тебя голубой О⁈

Я, словно во сне, медленно подошла к кровати и присела на ее край, пожав плечами.

— Я думала, что это ты мне его дал, — ответила я задумчиво, не отрывая взгляда от сверкающего магического камня.

— Я тебе вручил ночью белый камень! А ну, выкладывай, голова бедовая, что ты с ним натворила?

— Ничего я не делала! — возмутилась я, расстроенная подозрением. — Сафир всю ночь был у меня в руке. Мне, правда, снились странные сны… Всё беременных спасала. Наверное, повлияла вчерашняя сцена в столовой. Я ведь тебе не рассказала, что Яромир вчера явился с женой, а она на последнем месяце беременности… И еще… Хромус, мне бы книги по акушерству.

Зверёк задумчиво вертел голубой камень, словно пытался разгадать его тайну, а затем, посмотрев на меня, сказал, погрозив лапкой: