Обманутая жена дракона (СИ) - Богатова Властелина

— Я была беременна! — хотелось кричать в голос, — но потеряла ребёнка.

— Хватит, — рыкнул муж. — Ты бесплодна, я всё знаю, мне вс рассказал доктор. Ты не можешь иметь детей.

Слова как пощёчина, хлёсткая сильная, зазвенели в ушах. Я на миг теряю дыхание, не зная что сказать.

— Доктор? Тебе сказал доктор?

— Да, он всё мне рассказал, как ты пыталась его подкупить, чтобы скрыть правду от меня, как ты заплатила ему большие деньги. Ты всерьёз думала, что я не узнаю? Я, генерал-драконов, не узнаю, что моя жена не может иметь детей? — болезненно морщится.

Земля уходит из-под ног, в глазах темнеет. Что вообще происходит?

— Это не…, — я обрываю речь на полуслове.

Ройнхард грозно смотрит, а потом зло отталкивает чемодан.

— Я даю тебе всё. Деньги, статус, безопасность, что тебе ещё нужно? Единственное что мне нужно это быть со мной. Быть моей. Разве это трудно?

— Так, не бывает Ройн, — голос мой дрожит, оседает в груди тяжёлым осадком. — Это мучение.

— Бывает, — он делает шаг ко мне, обхватывает меня за плечи, я вздрагиваю, от мощи и силы моего мужа. Он смотрит пристально. — Со временем ты об этом недоразумении забудешь. И не услышишь больше о своей сестре, никогда, я отошлю её подальше.

Сердце колотилось в бешеном ритме, смешивая страх с горячим трепетом. Я не знала, чего бояться больше: ледяной, расчетливой власти в его глазах, с которой он распоряжался судьбами людей, словно пешками, или той опасной, предательской искры надежды, что вспыхивала во мне при мысли, что все еще можно спасти. Эта мысль была подобна тонкому льду над бездонной, и я боялась провалиться в нее и утонуть.

Я резко вырываюсь из его хватки, чувствуя, как его прикосновение обжигает кожу, словно клеймо.

— Ты ошибаешься во всём, — роняю слова, чувствуя, как они горчат на языке, как пепел.

Ройнхард смотрит на меня пристально, изучающе, словно хищник, оценивающий добычу.

— В чём именно? — снова наступает он, и в его голосе слышится не вопрос, а угроза.

А я прикусываю язык. Как же хочется бросить ему в лицо всю правду, выплеснуть всё, что накопилось внутри, сказать о том, что я беременна во второй раз от него, что ношу под сердцем его ребенка, еще одну живую душу, за которую он не захочет бороться, которую там, в будущем, я потеряла из-за той боли что он мне причинил, когда застукала его в кабинете с Беттис. Нет, он не отошлёт её, он будет с ней, она добъётся этого, а я… Я…

Проглатываю ком, всхлипываю.

Да разве он мне поверит? Он поверил какому-то шарлатану, а не мне, своей жене. Он выбрал власть, амбиции, а не меня, нашу семью. Он предал меня в тот самый момент, когда нужно было сделать шаг навстречу, когда я протягивала ему руку в темноте. А теперь он хочет того, что хотела я.

Но уже слишком поздно. Мост горит, и вот-вот обрушиться.

— Ты что-то хочешь сказать мне ещё? — давит с притворной лаской он, продолжая наступать, словно намеренно загоняя меня в угол.

Я пячусь назад, каждый его шаг пробуждает что-то горячее тягучее, что прячется глубже, чем обида. Тело откликается на его опасное приближение, делается ватным, непослушным, мысли плывут и я теряю ориентиры. Горячее дыхание, голос, в котором слишком много жестокости, он цепляет, а моё имя на его губах звучит опасно — почти как ласка, как прошлое, которое я поклялась забыть.

И этот обжигающий взгляд падает на мою грудь, ныряет в самую ложбинку. Дыхание сбивается, и что-то хрупкое внутри дрожит от его близости.

— Ройнхард, немедленно меня отпусти, слышишь?

— Слышу, — говорит он, но глаза голодно смотрят на меня. — Неужели ты по мне не соскучилась, Шерелин? Я вот по тебе очень скучал. Я правда хотел как лучше.

— Хотел как лучше, затащив в постель мою сестру.

Ройнхард морщится, будто выпил травяной горькой настойки.

— Если я всё потеряю, стану ли я тебе нужен, Шерелин? Ответь честно.

— О чём ты?

Задеваю краем бедра резное кресло, потом край кровати и, теряя вдруг равновесие, падаю, плюхнувшись неуклюже на твёрдую перину, отпружинив.

Обида, отчаяние и страх скручиваются в тугой узел в груди, напряжение разливается по телу. Заставляю себя подняться, но Ройнхард не позволяет. Встаёт коленом на перину и нависает надо мной, упирая ладони по обе стороны от моей головы, жадно с шумом вбирает в себя запах моих волос.

Не дышу, просто замираю, боясь пошевелить даже пальцем. Дракон скользит взглядом по моему лицу, вниз, снова в ложбинку между грудями, стянутыми корсажем.

От него пахнет мужской силой, властью, статусом, энергетика такая, что я чувствую себя безумно слабой и беззащитной. Уязвимой и беспомощной. И в этой беспомощности хотелось раствориться, отдать всё в чужие руки и просто не думать ни о чём. Но я не могу. Не могу себе этого позволить. Твёрдые губы мужа так близко, почти касаются моей щеки. Голова становится тяжёлой, дыхание трудным, мои губы смягчаются, чуть приоткрываются. Удерживаю себя от того, чтобы закрыть глаза и сдаться.

Ненавижу, как же я его ненавижу, за всё что сделал и делает со мной сейчас. Душу выворачивает.

Ройнхард даже не касается, но всё тело уже жаждет к нему прильнуть.

Безумие. Я не просто пала в его руки, а попала в ад, сгорая в собственной агонии чувств.

— Я знал, что ты скучала по мне, ты хочешь меня, признайся, — я сглатываю, судорожно облизываю пересохшие губы, бархатный баритон вибрирует во мне.

— Ты разрушил все чувства, Ройн, ты можешь брать моё тело, но в душе… В душе я тебя ненавижу.

Ройнхард застывает, буквально превращаясь в глыбу льда, пронзительно-синие глаза вонзаются в самую душу, раскалывая на части, его ноздри трепещут от пробуждающейся ярости, пальцы стискивают постель, готовые разорвать её в клочья.

Я приготовилась к самому худшему, что можно ожидать, мысленно обвиняя себя, что была так неосторожна. А теперь, что теперь? Он возьмет меня здесь, в этом замке, а я, несмотря на сводящее с ума желание, тоскуя по истинной связи, буду чувствовать себя использованной, бесправной и униженной.

Сердце бьётся отчаянно, губы подрагивают, этот миг, казалось, никогда не закончится. И почему он медлит?

— Бери своё и уходи, — зло, почти сквозь зубы шиплю я ему в лицо, чувствуя, как пальцы дрожат от ярости.

Ройнхард, кажется, не ожидал от меня подобной дерзости. Его глаза сузились, превратившись в щели двух холодных лезвий, сверкающих невыносимой угрозой. От его взгляда кровь стынет в венах. Я инстинктивно сжимаюсь, словно перед прыжком зверя, понимая, что переступила черту.

В его глазах жестокая битва между желанием сломать и чем-то, что когда-то было горячо любимо мной. Я вижу, как дрожат жилки у висков, как пальцы сжимаются в кулаки, готовые к разрушению.

Там, в глубине — тень настоящего Ройнхарда, того, кто был мне всем, кому я открыла душу. Он умер, выгорел в пепле моей первой беременности, точнее, несостоявшейся беременности, и вместо мужа остался монстр, одержимый властью, контролем, безумием обладания.

Я медленно прикрываю веки, будто пытаюсь спрятаться от него в темноту. Я выжжена изнутри. Пусть он делает что хочет, но моё сердце и душа больше ему не принадлежат. Никогда.

Секунды тянутся, как капли кипящего масла на кожу. Моя грудь вздымается в рваном ритме, ресницы дрожат. В теле буря волнения, страха, отчаяния, но что гневит больше всего — я не чувствую к нему отвращения, даже несмотря на его измену. Нет брезгливости. Только всепоглощающая ярость. Чёрная, слепящая, как безлунная ночь, смешанная с чем-то уязвимым.

Я ненавижу его.

И вдруг…

Тяжесть исчезает. Словно камень с души скинули, словно зверь отступил. Становится свободно, пусто, холодно.

Я распахиваю глаза и сталкиваюсь с его взглядом — мрачным, ледяным, как стена. Сердце трепыхается как пойманная птица, я чувствую себя уязвимой, чужой, почти голой под этим взглядом.

Поднимаюсь, резко, судорожно, поправляя волосы, корсаж, облизываю пересохшие губы в тщетной попытке вернуть себе достоинство.