— А смысл? Нас опять прервут в самый важный момент.
— Не прервут, — возразил Лаптев.
— Прервут. Я это чую.
— На тебя снизошло какое-то божественное озарение, да?
— Просто чутье.
— Не паясничай! Дерись, как мужчина, или…
И тут их прервали, чутье отца Иоанна оказалось право. Нарушителями пространства стали сразу трое: техник Майкл, дочь кузнеца Ванда и, собственно, сам кузнец.
— Мы тут в шарады играем! — предупреждая неизбежный вопрос, сказал Луцык.
— Чего? — уставился на него кузнец.
— Говорю, в шарады играем. Один человек только жестами показывает какое-то слово или фразу, а остальные должны понять, о чем идет речь. Показывающий не может произносить ни слова. Например, что это? Точнее… кто? — сказав это, Луцык поднял над головой два скрюченных пальца.
— Корова, — ответил кузнец.
— Верно! А это кто? — и Луцык при помощи указательного пальца сделал нос пятачком.
— Свинья. Сергей Леонтович, что это с ним?
— Новоприбывший немного перегрелся на солнце, — прокомментировал Лаптев. — К тому же у него умерла подруга и от этого он испытывает стресс. Так что иногда он произносит странные речи, не обращайте внимания. Вы зачем пожаловали?
Отец Ванды сделал шаг вперед:
— Дочку замуж выдаю. Пришел просить благословения у отца Иоанна.
— Как это мило! Поздравляю! — Джей радостно захлопала в ладоши.
Председатель же состроил такое лицо, словно в него швырнули лопату навоза:
— И вы, значит, в религию подались…
— Да, дорожку к Богу вот протаптываем помаленьку… Идем в царство Божие, души спасаем наши грешные.
— Лучше бы ты бухать бросил.
— Обязательно брошу! Я уже на пути к выздоровлению! И Бог в этом мне помогает.
— Да? А тебя вчера опять вусмерть пьяным видели.
— Поклеп! Не пил я!
— А говорят, что пил.
— Говорят, что кур доят, а я вчера весь день был в праведных трудах.
— Сказки не рассказывай, — буркнул руководитель коммуны и обратился к брату. — Что стоишь, к тебе вон люди пришли. Благословляй.
Отец Иоанн довольно погладил бороду, осенил жениха и невесту крестным знамением и произнес:
— Благословляю вас на долгую и счастливую семейную жизнь.
Молодые перекрестились и поочередно поцеловали ему руку. То же сделал и кузнец.
— Все? Закончили? Или будут еще просьбы? — раздраженно спросил председатель.
— Не будет.
— Тогда покиньте помещение. У нас тут дела.
— Ну что, продолжим бой, — предложил Левша, когда благословленные со счастливыми улыбками удалились.
— Нет, не продолжим, — твердо заявил Лаптев.
— Чтобы больше никто не мешал, можем дверь забаррикадировать.
— Обойдемся без баррикад. Репетировать надо. Мы и так кучу времени потеряли, — он почесал кулак и прищурился, глядя на соперника. — Только не думай, что я струсил. Закончим завтра после праздника. Будем драться по-настоящему, на кулаках.
— Идет, — ответил отец Иоанн.
— Отец Иоанн, я вот все хочу спросить… — обратилась к священнику Джей. — Вот Лев Николаевич Толстой он же был против насилия… А вы…
— А при чем здесь Толстой?
— Он тоже был христианин. Уважаемый человек. Писатель.
— Толстой был сектант, вроде саентолога.
— Да? Не знала. И все же… Вы как-то не по-христиански себя ведете…
— Знаю, дочь моя, но ничего не могу с собой поделать.
— Но вы же обещали зарыть на время топор войны.
— Обещал.
— И обещание свое не сдержали.
— Каюсь. Грешен.
— Вы же священник!
— Но я и человек тоже.
— Но…
— Не надо больше слов, дочь моя. Это наше семей
ное дело. Мы сами разберемся.
16. Явление Каца
Нормально порепетировать им так и не дали. Посетители с различными просьбами и вопросами все шли и шли, и не было спасения от этих ходоков.
В конце концов председатель отложил басуху и сказал:
— Партии легкие, я и так сыграю. Сымпровизирую что-нибудь. А сейчас пойду — дела ждут…
— А репетиция, получается, — это не дело, — с обидой произнес Кабан.
— Да поймите вы, у меня целая коммуна без присмотра, а я тут репетирую с вами и не знаю, что там творится!
— А концерт сам не сыграется, да и не мы придумали его играть! — надавила на чувствительное Джей.
Лаптев приложил ладонь ко лбу:
— Ребятушки, ну поработайте уж как-нибудь без меня. Сами видите, что творится. Так ведь и будут мешать, всем что-то надо! Сами видите!
— Ладно, — снисходительно сказал Луцык. — Партии баса и правда не сложные.
— Тогда я побежал! — радостно произнес председатель и прибавил. — Попозже кого-нибудь пришлю с едой.
Когда он скрылся, барабанщик тяжело и горько вздохнул.
— Да не парься ты, он опытный музыкант. Видишь, как все партии на лету схватывает! — подбодрила Джей.
— Да я не по этому поводу. И не об этом человеке.
— А о ком?
— О Ванде.
— Дочери кузнеца?
— Да. Хорошая девочка, красивая…
Джей нахмурилась.
— Ты тоже ей хотел предложить руку и сердце или надеялся на перепихон?
— Дети мои, мы опять отвлекаемся! — вмешался отец Иоанн. — За дело! Что у нас на очереди?
— Неплохо бы еще раз повторить «Бомжа», — сказал Кабан и принялся крутить ручки на звуковом пульте.
— А что с «Бомжом» не так? — спросил Луцык.
— Ты лажанул в паре мест.
— Где именно?
— Там, где поется «я бычок подниму, горький дым затяну» и еще где-то… не помню…
— Давно палочек в руки не брал, — вздохнул Луцык.
— А еще Джей спутала слова… — продолжил Кабан.
— Я? — Джей положила ладонь на грудь.
— Ты. В куплете поется «пожалейте вы на несчастного бомжу», а не «бомжа».
— Ой, точно.
— Тогда погнали!
Барабанщик досчитал до четырех, и группа заиграла.
На обед принесли все тот же рацион: картофель, колбасу, зеленый лук, хлеб и воду. Доставщиком выступал невысокий юноша с крючковатым носом и заячьей губой. Выполнив свою функцию, он завороженно уставился на инструменты.
— Это что? — спросил курьер, указывая на гитару.
— Гитара. Корейская, — пояснил Луцык.
— И что, играет?
— Играет, даже очень сильно. Имеешь опыт обращения с таким инструментом?
— Не-а. В кино видел. «Улицы в огне» называлось.
— Как же, знаю. Отличный фильм. Рок-н-ролльный, — похвалил Луцык. — Лучшая роль Майкла Паре.
— А кого он там играл?
— Главного героя. Тома Коуди.
— Который в плаще?
— Именно! Хочешь сыграть на гитаре?
— Не-а, — пацан как-то неестественно дернулся и выбежал из клуба.
— Это Гашек, — пояснил отец Иоанн. — Ребенок родился с уродством. И немного отсталым. Бедное дитя.
— Гашек, — повторил Кабан. — Но ведь это фамилия. Чешского, если правильно помню, писателя. Это же он про Швейка написал?
— Совершенно верно, Ярослав Гашек. В честь него и назвали. Это мой братец идею подал. Гашек ведь был правоверным коммунистом и в Красной Армии даже служил. В общем достоин того, чтоб его фамилию увековечить в тезоименитстве, рассудил наш председатель. Ярославов-то много, а Гашека попробуй найди.
— А у чехов вообще смешной язык, — заметил Луцык. — И имена. Я, наверно, на всю жизнь запомнил «Кржемелик и Вахмурка».
— И «Йожин з бажин»! — подхватил Кабан.
— Точно! Иван Младек, кажется, исполнял.
— Может, сделаем кавер?
— Музыку-то подобрать несложно, а вот со словами придется повозиться. Джей, ты случайно не знаешь эту песню?
Она мотнула головой:
— Понятия не имею, о чем вы говорите.
— Ты шутишь? Известный же мем был времен «Живого журнала».
— Ну извини, но этот твой ежик мимо меня прошел.
— Вообще-то он Йожин… «Йожин з бажин». Популярная в свое время чешская песня.
— Такая уж прямо популярная?
— Да ее даже «Металлика» играла.
— Гонишь! «Метла» — и какие-то чешские частушки?
— А помнишь, они на концерте в «Лужниках» сыграли «Перемен» Цоя?
