Таможня дает добро (СИ) - Батыршин Борис

К своему стыду я не удосужился заранее подсчитать — на сленге Лоцманской Гильдии — «сверить» временные расхождения между Миром Трёх лун и тем, в который мы отправились по следам «Серой Чайки». Дело в том, что имеющиеся у меня таблицы, по которым производятся подобные расчёты, позволяют быстро определить разбег по времени между любым из миров и Зурбаганом А вот для того, чтобы получить данные для третьего или четвёртого мира в цепочке перемещений, нужны сложные многоступенчатые выкладки, на которые у меня банально не нашлось времени.

В результате «Квадрант» вынырнул с Фарватера в половину третьего ночи по местному времени — впрочем, тогда мы могли только гадать, что показывают стрелки на часах у местных обитателей. Из трёх лун на небе наблюдалось полторы — малая, бледно зелёного цвета, висит почти в зените, и ещё одна, самая крупная из трёх, едва высовывает краешек своего бело-голубого диска из-за горизонта. Остальное тонуло в чернильной тьме так, что мы долго не могли понять, в какой стороне лежит остров — пока Пётр не заметил низко над горизонтом пульсирующую точку.

Дальнейшее было делом техники — причём техники давно отлаженной. Сначала мы помигали сигнальным прожектором; в ответ огонёк маяку ярко вспыхнул и принялся отбивать указанный в Реестре код — две точки, тире, точка, латинская «F» или «Фокстрот» по международному коду. И тут же ожило радио: молодой голос назвал текущее время суток (в Мире Трёх Лун они насчитывают двадцать шесть часов тридцать три минуты и семнадцать секунд), после чего последовал стандартный, опять-таки предписанный правилами «Гильдии» приветственный текст, потом номер Маяка в реестре и, наконец жизнерадостное: «с возвращением, „Квадрант“, рады вас видеть!»

— А ничего справляется, парнишка… — заметил Казаков. — Он первым заметил точку Маяка и немало обрадовался этому обстоятельства.

— Кто у тебя там? — осведомился я. Вечно путаю казаковских помощников, которых у него ровным счётом трое. Эта должность считается в колонии одной из самых престижных — к тому же Маячный Мастер постарался, создав вокруг неё некий ореол исключительности, причастности к некоему высшему знанию, понятному лишь избранным.

— Бабенко Никитка. — отозвался он. — Его вахта, если они там не переиграли. Его я, кстати, поставил за старшего — толковый малый, смело можно надолго оставлять маяк на его попечение…

Я покосился на него с некоторым подозрением.

— А ты-то куда собрался? Надоело сидеть на одном месте?

— Да вот, думаю помочь нашему другу разобраться с Ньюфаундлендским маяком.

Я оглянулся. Романа на мостике не было. Когда он ушёл, я не заметил — видимо, спустился в кают-компанию, проведать Дзирту.

— А с чего ты взял, что он собирается с ним э-э-э… разбираться?

Пётр удивлённо вздёрнул брови.

— А чего ему ещё делать?

Я изобразил задумчивость.

— Ну, к примеру — отправиться домой, на Землю. Его ведь сюда занесло помимо его собственной воли, не забыл? Вот сдаст отчёт в Таможенное управление — и первым же рейсом на Онегу. А может и не сдавать, имеет право…

— Полагаешь, он не захочет остаться?

Я пожал плечами.

— Не интересовался. И тебе не советую, пусть сам решает. А вообще — он парень толковый, нам бы пригодился. Тем более — он уже немного в курсе.

— Ты про «окольные тропы»? — спросил Пётр. Я кивнул. «Окольными тропами» мы с некоторых пор называем. согласия именуем маршруты, проложенные в обход Зурбагана.

— И про них тоже.

— Зря ты, кстати, не рассказал ему всего.

— Решит остаться — расскажу, а пока погодим.

Пётр хмыкнул.

— Ну, ты начальник, тебе виднее…

Вот ненавижу, когда Пётр начинает строить из себя придурковатого исполнителя! Каждый раз это означает тщательно приберегаемую шпильку, которую он умеет воткнуть в самый неожиданный момент. А потом ещё и провернуть — сладострастно, медленно, так, чтобы контрагент сполна ощутил…

— А не пошёл бы ты, а? Нашёл начальника…

А кто ты? Командуешь, распоряжаешься, комбинации крутишь сомнительные, деньги тратишь без счёта… начальник и есть!

…вот она, шпилька, показывает острый кончик из рукава! Ну, уж нет, обломишься…

— Деньги — это ты о проданной «Серой Чайке»? Так там другого варианта не просматривалось от слова совсем!

— Очень удобно, да? — Пётр скептически хмыкнул. — А что, если я спрошу, как вы оформили эту, с позволения сказать, коммерческую операцию? Или не стал тратить время на подобные пустяки, всё равно проверять некому?

…нет, ну правда, достал! Что за муха его укусила? Пора перехватывать инициативу — вон, уже и штурвальный уши греет, даром, что сам из зурбаганцев и по-русски понимает только команды да специфические флотские обороты, которыми они, по большей части, и отдаются…

— Хватит уже, а? Расскажи лучше о своей Вере Павловне.

Удар попал в цель

— Почему — моей? — возмутился Казаков. — Человек вызвался помочь…

— Это ты кому-нибудь ещё расскажешь, я-то видел, как ты на неё смотрел! Давай, колись, пока я сам не начал её расспрашивать!

Вопрос был не праздный. Спутницу Петра я видел всего раз — когда вернулся на судно с «Латра». Она всю дорогу от Поста Живой провела в кают-компании, превращённой в медотсек. Пётр торчал там же, делая вид, что помогает ухаживать за болящей, пока Вера Павловна не выставила его вон — чтобы не путался под ногами. Теперь он стоял на мостике мрачный, злой, комплексующий по поводу своего изгнания — и привычно отыгрывался на моей скромной персоне. Я также привычно отвечал — нет, решительно ничего не изменилось за эти тридцать лет… Впрочем — тридцать это для него; для меня же с момента нашего расставания в середине девяностых и до встречи на пороге его московской квартиры в 2023-м прошло всего несколько месяцев.

— А чего тут колоться? — он хмыкнул — Сам всё видишь…

— Что — вижу? Ну, миловидна, красива даже… хотя это смотря, на чей вкус. Кажется, неглупа — но об этом мне судить сложно, я с ней всего-то парой слов перекинулся…

— Неглупа! — Казаков возмущённо фыркнул. — Умница, каких поискать! И вообще — она словно из тех, прежних времён, только не смазливая восторженная дурочка, вроде младшей сестры Булавиной из первого тома «Хождений по мукам», а скорее уж…

— Елена Турбина? Я как её увидел — сразу так и подумал.

— И даже капот был серый… — физиономия собеседника на миг сделалась мечтательной. — В смысле — платье, в котором она нас в первый раз встретила.

_ Зелёный.

— Что — зелёный?

— Капот был зелёный, а Мышлаевский назвал его серым, как и ты. Знать надо классику.

— Да наплевать! — разозлился Казаков. — У Веры Павловны он серый! И сама она рыжая, как и Елена! Ну, почти рыжая, каштановая…

— И она что же, сразу согласилась поехать с тобой на «Квадрант»?

— Как тебе сказать… — он замялся. — Я, собственно, не уговаривал. Спросил только, можно ли у них найти хорошего врача. Она сказала что да, есть такой, главврач городской больницы. Но именно сейчас его в городе нет — уехал в Нифонтов по каким-то своим медицинским делам. Тот же, что остался его замещать — терапевт, как хирург он так себе, да и загружен в отсутствие начальства с головой… вряд ли согласится, потому как загружен с головой. Изложила мне всё это — а потом предложила свою помощь. Она, оказывается, работала в своё время медсестрой- их тут называют сёстрами милосердия, как в старые времена, — ассистировала при операциях, оказывала помощь раненым, ухаживала за больными. Сказала, что умеет менять повязки, очищать гнойные раны и абсцессы — в общем, справится, пока мы не доставим Дзирту туда, где ей помогут по-настоящему. Ну, я и согласился — других-то вариантов всё равно не было…

— И даже, надо полагать, не сильно расстроился. — я ухмыльнулся. Пётр хотел было ответить колкостью, и даже открыл для этого рот, но сдержался. — Сейчас она где, возле Дзирты?

— Да, хлопочет. Чисто сестра милосердия, даже фартук есть и косынка — знаешь, такая, как у монахинь православных, ниже плеч. Повязки только не хватает, нарукавной, с красным крестом.