Тьма. Том 5 (СИ) - Сухов Лео

— Я просто городовой, — насупился Пантелеймон. — Мне это не нужно…

— Никому не нужно, Пантелеймон Афанасьевич. А приходится, — неприметный качнул головой. — Вы идите, идите, Пантелеймон Афанасьевич… Я просто предупредил.

— Всего хорошего, — кивнул городовой и вышел.

А его собеседник достал трубку и набрал нужный контакт.

Глава 9

Из книги «Тайны особого рода», которую почему-то нельзя найти в библиотеках

…Проклятия… Что о них известно? Впрочем, обычным жителям Руси о них, скорее всего, ничего неизвестно. А двусердые если о таком явлении и знают, то исключительно из слухов и историй, пришедших через третьи руки.

Увы, тема проклятий если не под запретом, то близка к этому. А ведь жертвой проклятия может стать любой, в том числе и обычный человек. И, что особенно неприятно, смерть от проклятия наступит не сразу: она может ждать своего часа долгие годы. А за это время исчезнут даже малейшие следы проклятийного плетения. В итоге, убийца так и останется безнаказанным.

И да, есть рода, для которых проклятия — их родовая способность. С другой стороны, за века изучения эта способность была разобрана чуть ли не на составные части. И теперь любой двусердый, если дать ему эти тайные знания, может создать плетение проклятия.

Сложно? Да!

Затратно? Да!

Но всегда в цель, и почти безотказно.

Вот в чём опасность таких плетений. Накладываются они незаметно, а стоит им прикрепиться к энергоструктуре человека — всегда достигают цели. Быстро ли, долго ли, но достигают.

И заметить проклятие может лишь действительно сильный лекарь. Или же энергет, человек, способный хорошо видеть потоки теньки и следы её применения. В любом случае, это будет особенный умелец с узкой направленностью знаний.

А каков шанс встретить такого? И каков шанс, что он невзначай заметит проклятие? Бывало, люди носили в себе гибельное плетение по несколько десятков лет, прежде чем его находили и снимали.

К счастью, эта область не только закрыта от посторонних, но и достаточно сложна. Это не огненный шар, который летит туда, куда его бросили. И даже не самонаводящийся огненный шар. С проклятиями всё гораздо более трудоёмко.

Даже самое простенькое из них напоминает вредоносную программу из тех, что запускают на трубки, церы или терминал. Дело в том, что в таком плетении требуются многочисленные основы-условия. Именно они определяют поведение проклятия после его отправки в цель.

И слава нашему государю, что обучение проклятиям на землях Руси под запретом. Обучиться такому можно разве что в Ацлане или Бхарат. Однако и там власть смотрит на подобные увлечения с большим неодобрением.

Вот только рода, чья родовая способность связана с проклятиями, создают их чуть ли не на подсознательном уровне, закладывая условия в рамках начального мысленного приказа.

И такие рода, по всей видимости, существуют до сих пор… Как иначе объяснить, что тема проклятий и в наше время порой всплывает в средствах народного оповещения, а иногда даже в полицейских отчётах?

Утро в ведомственной гостинице оказалось очень…

Разноплановым.

Сначала я проснулся от того, что замёрз. На улице только начинало светать. Покрытые изморозью окна радовали красивыми узорами, а батарея — жаром, который, тем не менее, не справлялся с обогревом. Пришлось вставать и натягивать на себя казённое одеяло, найденное в шкафу.

Следующее пробуждение состоялось через пару часов, когда солнце уже взошло, успело нагреть воздух…

И теперь в комнате было так жарко, что я вспотел. Да так, что ни о каком дальнейшем сне и речи не шло.

Покинув лужу, которой стало постельное бельё, я поплёлся в душ. Струи воды смыли и пот, и остатки сна. Выйдя из душа и навалив Тёме побольше корма, я посмотрел на время. Было уже почти девять часов утра, но Иванов пока не звонил и в дверь не стучал. Так что я оделся и, здраво рассудив, что в столовой меня обязательно найдут, отправился вниз.

Искать завтрак.

В столовой было людно. Одни постояльцы завершали приём пищи, другие — только получали свои порции. Для того, чтобы тебя покормили, достаточно было предъявить ключ от номера.

Получив свой омлет, бутерброд и чашку с чаем, я уселся за один из столиков и принялся есть. Пока завтракал, в столовой появился Иванов и, оглядевшись, сразу направился ко мне.

— Доброе утро, Фёдор Андреевич. И приятного аппетита! — спокойно, будто и не было вчерашней сумасшедшей гонки, поздоровался он.

— Доброе утро, спасибо! — кивнул я, тоже решив имитировать завтрак нормального человека.

А вот остальные постояльцы, косясь на Иванова, начали жевать гораздо быстрее. Гостиничная столовая пустела прямо-таки на глазах. Внимательно оглядевшись, Иван Иванович только усмехнулся. Видимо, успел привыкнуть к подобному эффекту за свою, не сомневаюсь, долгую службу.

— Где все наши? Ещё спят? — уточнил я, а потом всё-таки не удержался и спросил: — И какие новости по беглецу?

— В том-то и дело, что никаких… — поведал мне Иванов. — Я был уверен, что к утру вопрос решится. И у меня были все основания на это рассчитывать. Однако от пограничников до сих пор никаких вестей. Поэтому я и не стал никого из вас будить. Вместо этого попросил служащих уведомить меня, когда все проснутся.

— Значит, я первый, — кивнул я.

— Именно так… — проговорил Иван Иванович, снова окидывая взглядом опустевшую столовую. — Фёдор Андреевич, а давайте-ка поступим так… Чтобы не портить утро местным постояльцам, я предлагаю вам прокатиться со мной по городу.

— Вам нужна какая-то помощь с моей стороны? — уточнил я.

— Разве что свежий взгляд! — растянул губы в улыбке Иванов. — Я обещал вам рассказать о «неудержимых»… Почему бы не совместить этот рассказ с моей рабочей поездкой?

— А ничего страшного, что прямо так, по дороге?.. — вскинул я вверх одну бровь. — Всё-таки, насколько я понимаю, это закрытые знания…

— О, поверьте, Фёдор Андреевич: во всём этом городе не найти более защищённого от прослушивания места, чем моя машина… — снова улыбнулся Иванов.

— Тогда сейчас доем, и готов! — отозвался я.

— Отлично. Жду вас в машине… — кивнул Иванов и покинул столовую, решив, видимо, не дожидаться, пока сбегут даже повара.

Закончив с завтраком, я отнёс поднос с грязной посудой на помывочную стойку. И, расправив спину, вышел из столовой под нервным взглядом раздатчицы-поварихи.

Машина Ивана Ивановича уже вовсю пыхтела во дворе гостиницы. Я каждый раз поражался тому, как это чудо техники выглядит со стороны: чёрный автомобиль с длинным капотом, покатыми дугами крыльев, блестящими дисками колёс… И звук, как от настоящего паровоза.

Ехали мы на сей раз вдвоём, и чтобы было удобнее разговаривать, я с чистой совестью устроился на переднем диване. Сиденьем у меня язык не поворачивался эту роскошь назвать…

— Ваше появление, Иван Иванович, всегда производит нездоровое оживление! — заметил я, пристёгиваясь и кивая на гостиницу.

— Опричники — псы государевы. Мы не появляемся просто так, — трогаясь с места, проговорил Иванов. — Мы всегда несём с собой разбирательства и сложности. Отсюда и общий страх. К тому же… Знаете, Фёдор Андреевич, большинство людей — единоличники. В первую очередь они думают о своих бедах, в первую очередь решают свои неурядицы. И подчастую делают это, скажем так, без оглядки на закон. И чем больше у них возможностей этот закон нарушать, тем сильнее они ими пользуются. А у кого, как не у сотрудников разных ведомств, есть такие возможности? Верно?

— Ну да… Сотрудник завода может разве что откаты получать от других участников рынка. А у сотрудников государственной власти и вправду возможностей больше… Но что-то я сомневаюсь, что их невеликие грехи стоят внимания целой опричнины.

— Как я уже сказал, люди — единоличники. А значит, именно себя они представляют осью, вокруг которой вертится мир. Им кажется, что именно они лучше всех нарушали, лучше всех воровали, лучше всех устроились… — Иванов усмехнулся, сворачивая в очередной проулок. — И если в городе появился опричник, значит, обязательно по их душу. Или хотя бы по их душу, в том числе. К сожалению, осознать собственную никчёмность нынешнему человеку сложно. А чтобы понять своё место в мире и обществе, надо столько раз получать по носу от этого общества и мира… В общем, большинство людей и за всю жизнь не получают столько тумаков.