Нелюбимая жена-попаданка для герцога (СИ) - Луна Кармен

Я держалась. Я стояла. Я даже не дрожала — тело помнило медицину, разум держался за остатки гордости. Только сердце било тревогу в ребрах, как заключённый в камере. Король молчал. Леди Эванна — сияла. Словно это её венчание.

И вдруг один из придворных — из тех, кто ещё вчера просил отвар от боли в пояснице — шагнул вперёд и выкрикнул.

— Что мы ждём? Мы все слышали! Священник подтвердил: в церковь не ходит, покаяния не приносит, книжки у неё! Магические!

— Это медицинский справочник! — взорвалась я. — С картинками! Вы даже читать не умеете, а лезете судить.

— Бесовские картинки! — с упоением взвизгнул кто-то из толпы. — Там глаз человеческий, там кишки!

— Это анатомия, дуболомы вы средневековые!

Тишина. А потом... плевок. Кто-то запустил в меня яблочной гнилью. Прямо в плечо. Василиус зашипел, а я... Я выпрямилась. Утерла грязь. И посмотрела на всех. Не испуганно. Прямо. С высоко поднятым подбородком и взглядом хирурга, который готов резать без наркоза.

— Слушайте внимательно. Я не буду вас умолять. Я не стану падать в ноги. Я спасала. И буду спасать, если понадобится. Но если вы решите, что проще сжечь меня, чем подумать — что ж. Тогда жгите. Только потом, когда снова придёт мор, не удивляйтесь, что некому будет подставить плечо под ваши трупы.

Василиус зарычал на ближайшего стражника и уселся мне на плечо, как королевский глашатай.

— Ну ты и дура, — шепнул. — За такую речь тебя сожгут красиво.

— Пусть. Но со вкусом.

27.

— Герцогиня Вайнерис, — начал один из лордов. Голос был такой масляный, что им можно было заправить фонарь. — Вас обвиняют в... тайных практиках, несвойственных добродетельной жене. В умышленном нарушении церковных обрядов, в подмене лекарских знаний колдовством.

— В смысле, не варила зелья с молитвой, а просто делала микстуру? — перебила я. — Простите, я плохо различаю, где у ромашки кнопка вызова архангела.

Жужжание в зале стало громче.

— Вы... изготавливали шприцы.

— А если бы я пекла пироги в форме демона, вы бы их тоже сожгли? Или съели и покаялись?

— Вы не посещали церковь.

— Потому что вы в ней только вино пьёте и свечи сжигаете. И уж простите, но заваривание чая с мёдом занимает меньше времени и даёт больше результата.

— Вы... вы разговариваете с котом!

Вот тут я чуть не рассмеялась. Но посмотрела на Василиуса, и, увы, он тоже едва не усмехнулся. Глаз щурил явно издевательски. Спасибо, рыжий. Помощник года.

— Это... — выдохнул кто-то с придыханием, — ...ересь. Нечисть. Вредительство.

Вы — ведьма.

И тишина. Гулкая, скрипучая, липкая. Такая, что в ней ясно слышно, как кто-то в углу достаёт пергамент с обвинительным списком. Список, который давно уже был готов. Меня не спрашивали. Меня ждали. Всё это — спектакль. Я была в нём не актрисой. Я была дровами.

Я подняла голову.

— И всё это... за то, что вы не понимаете, как работает тело? За то, что я знала, как спасать? Вы называете меня ведьмой, потому что я думаю иначе?

Король отвёл взгляд.

— До окончания следствия, — произнёс он глухо, — герцогиня будет содержаться в камере Высшего Замка. Под охраной. До выяснения истины.

Ага. До выяснения. Или до финального акта. До угольков.

Я не стала кричать. Не стала плакать. Я только посмотрела прямо на Эванну. Она улыбнулась мне. Сладко. Торжествующе. Я запомнила это лицо. Я обещала себе —даже если сгорю, хотя бы в глазах у неё пепел останется.

Меня взяли под руки. Стража. Без резкости. Слишком вежливо. Как с важным грузом. Как с проклятием.

— Василиус, — сказала я тихо, — если ты не хочешь оказаться в мышеловке для душ, оставайся.

Он прыгнул на пол. Шагнул вперёд. А потом... покрутился, зевнул и улёгся на моё кресло, царственно, как будто не меня уводят, а он занимает трон. И только когда я уже подходила к двери, я услышала его голос — низкий, спокойный.

— Мы ещё вернёмся. И уж тогда их всех будет лечить их же тупость. Насмерть.

Темница встретила меня запахом, который можно было бы патентовать как «Аромат Отчаяния с примесью мокрых тряпок и дохлой морали». Каменная сырость обняла, как бывший, от которого не отвязалась даже после суда и святой воды. Один шаг — и башмаки хлюпнули. Второй — и я поняла, что зря дышу носом.

Дверь за моей спиной захлопнулась с таким грохотом, будто объявляла всему миру «Ну всё, граждане. Ведьма поймана. Дальше — жаркое по-королевски»

Я медленно обвела взглядом камеру. Ну, камера... Назовём это «углублением в социальную деградацию». Каменные стены, кое-где с пятнами плесени, которые, будь я дома, я бы радостно соскабливала ради экспериментов. Но здесь даже микроскопической науки не хотелось. Здесь хотелось только одного — дожить до утра и не стать обедом для местной фауны.

Крысы. Конечно, были крысы. Две штуки, явно семейная пара. Одна с наглой мордой и взглядом, который, казалось, прикидывал, насколько мои пальцы сочные.

Вторая — поскромнее, но следила за мной с угла, как санитарка с недоверием к новенькой пациентке.

— Привет, — хрипло сказала я, — я тут временно. Вы уж потерпите.

Они шмыгнули под нары, а я — туда же, вернее, на нары, точнее, на каменную скамейку с соломой, которая видела жизнь ещё до меня и, возможно, смерть —тоже. Села. Прислушалась. В голове стучало: ведьма... ведьма... ведьма.

Герцогиня. Вчера я была герцогиней. Сегодня — помесь алхимика, отступницы и врага государства. Завтра — возможно, дым над городом. Отличный карьерный рост. Прямо по ступеням: от врача до углей.

Воды не было. Света — тоже. Только тонкий луч с окна где-то над потолком, куда даже моя гордость не допрыгнула бы, если б не отрастила крылья. Тепла? Ахахах.

Прелесть.

Я обняла себя за плечи. Попыталась согреться. Подумала о Райнаре.

Интересно, он уже знает?

Интересно, он уже бьёт кулаком по стене, или всё ещё мрачно молчит, как обычно?

Интересно, придёт?

Или, как все — поверил?

На секунду захотелось плакать. Но в этом помещении, где стены сочились унижением, а крысы наверняка обсуждали, кого грызть первой, слёзы были бы слабостью. А я не слабая. Я просто... устала. От глупости. От криков. От огня, который уже ждал за кулисами.

Я зарылась лицом в ладони.

И прошептала:

— Ну что, Вайнерис, поздравляю. Мы снова на дне. Только теперь оно пахнет хуже.

И как будто в ответ из темноты послышалось.

— Мяу?

Я вздрогнула.

— Василиус?!

— Тсс, — раздалось из щели. — Я кот. Я везде.

И тут я поняла, что ещё держит меня в этом мире. Не вера. Не статус. Не наука. А рыжий бес с усами, который, несмотря ни на что, пришел.

Я не знаю, сколько прошло времени. В темнице дни и ночи переплетаются, как у придворных сплетен — начала нет, конца не видно, только зловоние да дрожь. Я перестала считать, сколько раз крыса по имени Барон перекатывала яблочные огрызки под нары, и сколько раз я ловила себя на мысли: «А вдруг никто не придёт?»

Но они пришли.

Рано утром — если верить влажному холоду, пробравшемуся под платье, — дверь со скрежетом отворилась. Я сразу поняла, что ничего хорошего за этим «гостеприимством» не будет. По тому, как охрана встала — напряжённо, будто я не женщина в пыльной юбке, а арбалет с натянутой тетивой. По тому, как вошёл советник — медленно, с брезгливым выражением, с пергаментом в руках.

— Вайнерис, герцогиня Ревенторская, — начал советник голосом, которым, кажется, можно было читать молитвы над тухлой рыбой, — согласно решению Совета, вы признаны виновной в колдовстве, ереси, подрыве порядка и распространении ложных врачевательных практик.

Я подняла бровь

— Вы забыли «любовь к котам» и «скверное чувство юмора». Это тоже от Сатаны, нет?

Он проморгался, словно я плюнула в святое писание.

— В соответствии с законами королевства, — продолжил он, — вы будете подвергнуты казни. Через сожжение.