— Он бредит, наверное. Сотрясение мозга, — с сомнением произнесли армейские ботинки с обмотками медика.
— Фашисты⁈ Лопатой зарубили⁈ Ну ты вообще зверь! Они, конечно, уроды — ножом или гранатой могут, конечно, но чтоб лопатой! — ботинки Хуана сделали несколько шагов и исчезли из поля зрения.
— Они и гранаты кидали? И стреляли? А у наших много сколько погибло? — Лёха окончательно уверился в собственном «геройстве».
Начальник штаба снова опустился рядом с советским пилотом на колени и выглядел исключительно растроганным.
— Блестящая работа, Руссо! — прочувственно сказал он сдавленным голосом. — Я немедленно отправлю донесение в бригаду о твоих действиях. Ты перехватил диверсионную группу фашистов, верно ведь?
— Боюсь, вы всё поняли неправильно, — осторожно высказался наш, ещё не очень трезвый герой. — Я шёл в тыл, к своим, к лётчикам. А потом случайно потерял направление, и я стрелял, кидал гранаты… Извините, так получилось…
— Что он сказал? — спросил начштаба у стоящего тут же медика.
— Исключительно сильное нервное потрясение и совершеннейшее истощение организма!
— В бригаде Тельмана — истерика. Когда наши отбились, и фашисты позорно бежали, оказалось, что они комиссара утащили с собой. Хотели часового сразу же расстрелять, а потом отдать под трибунал — на всякий случай. Но выяснилось, что именно он дал отпор фашистам, хотя и ранен был.
— И что? Совсем-совсем никто не погиб? — ошарашенно спросил Лёха. А куда же я тогда стрелял⁈ — подумал он.
— Это был потрясающий подвиг, — с энтузиазмом продолжал начальник штаба. — Вы сражались против шестидесяти фашистов. Все ваши люди погибли. Вы были тяжело ранены, но продолжали бой и защитили своих спящих товарищей! Спасли их всех от смерти во сне! Это было великолепно. Я напишу в газету и сделаем фотокарточки!
— Все-все? Совсем погибли насмерть? А потом что случилось? — несказанно удивлённый оборотом событий поинтересовался Лёха.
— Вы обратили врага в бегство, — продолжал начальник штаба. — И несмотря на свои раны, гнали проклятых фашистов до их окопов и освободили комиссара. Вы спасли его. Вытащили из пасти смерти… или, по крайней мере, из позорного плена.
Подошли санитары и осторожно погрузили Лёху на носилки — опять лицом вниз.
— А Густав, Моцарт и этот, как его… мордастый — они вернулись? — спросил Лёха, всё ещё не веря, что он, оказывается, герой.
— Настоящий авиадор руссо! — восторженно произнёс начальник штаба. — Его первые мысли — о своих храбрых людях, погибших в борьбе со вселенским злом! — он прикусил губу и отвернулся.
Позже Лёха узнал, что Моцарт, Густав и Роло попали в плен. Они справились лучше него, но нашли вражеские окопы уже после шумного визита нашего попаданца — прямо в самый разгар шухера…
Когда носильщики поднимали Лёху, бывший советский десантник увидел, как комиссар сидит на снарядном ящике, держась за голову, качаясь из стороны в сторону и тихо постанывая. Лёха поспешно отвернулся и сделал вид, что он-то тут точно ни при чём.
Подошедший начальник штаба показал нашему герою его же флягу:
— Держи! Полная! Лучшее средство от всех болезней — картофельный шнапс! — Он вытащил пробку, сделал приличный глоток, дыхнул жутким выхлопом и торжественно вручил её нашему герою.
Начало октября 1937 года. Кабинет контрразведки и саботажа л егиона «Кондор» при штабе Франко в Саламанке.
Начальник разведки легиона «Кондор» нервно мерил шагами кабинет.
Если быть точнее — хотя корветтен-капитана Рольфа Йоханнессона вежливо и называли главой разведки, — официально он возглавлял только «отдел контрразведки и саботажа» легиона «Кондор».
Въедливый читатель непременно поинтересуется: какими такими судьбами моряк оказался ответственным за исключительно сухопутные задачи?
Тут нет никакой тайны — и даже вселенского заговора не прослеживается. Просто адмирал Вильгельм Канарис, занявший должность начальника Абвера — военной разведки и контрразведки Вермахта, — активно продвигал своих моряков куда только мог.
Да и сам гражданин Канарис активно интересовался состоянием дел в Испании и грозился приехать с товарищеской проверкой.
Так что сейчас, недавно назначенный на должность, корветтен-капитан рвал и метал, пытаясь зализать жёстко порванные ему начальством выходные отверстия…
А всего-то и произошло!
Только что ему позвонил сам генерал-лейтенант Шперрле — и, не разбираясь, наорал на него, используя весь арсенал самых цветастых выражений солдатской казармы, пообещав моряку совершить с ним весь спектр действий лиц нетрадиционной ориентации.
Генерал не жаловал моряков, а уж тех, кого Канарис пропихнул в сухопутную разведку, особенно. Йоханнессон выслушал весь набор сортирной поэзии: от сравнений с гениталиями животных до обещаний использовать его анатомически открытые части тела в военно-полевом борделе.
Чувствовалось — сам генерал успел пообщаться с не менее разъярёнными и ехидно издевающимися над ним испанцами, отчего его душевное равновесие прыгнуло в категорию перегретого котла.
В целом дела у Франко и легиона «Кондор» в частности в Испании шли неплохо. Особенно на Северном фронте — там даже наблюдались значительные успехи, хотя и далеко не так быстро, как мечтали в Берлине.
А вот фронт под Сарагосой, по сравнению с остальным полуостровом, висел на волоске.
Вначале вялое, тупое и предсказуемое наступление республиканцев внезапно оказалось опасным. Они наконец-то взяли руины Бельчите, и франкисты нервно ожидали новых ударов и требовали свежих разведданных.
Итальяшки, от одного упоминания о которых начальник разведки привычно скривился, прислали на арагонский фронт целую бригаду — хоть и потрёпанную, но всё же бригаду.
Это означало, что стрелка весов влияния на Франко опять качнулась от Берлина в сторону этих вшивых потомков Цезаря. А в Риме уже жадно потирали руки.
«Легион», наземных частей у которого было просто слёзы, скрипя зубами, перебросил скудные авиационные резервы с Северного фронта под Сарагосу — в попытке хоть как-то повлиять на ситуацию.
И как всегда — самое гнусное дерьмо случается не вовремя.
Сначала разведывательный «Дорнье» Ханса-Детлефа фон Кесселя был сбит зенитным огнём под Льянесом на Северном фронте, а потом их единственный оставшийся фоторазведчик — этот алкаш Йопп Бухвален — безвозвратно исчез в очередном рейсе на Барселону, оставив начальство гадать, где именно маршируют колонны республиканцев и какие грузы разгружаются в их портах.
Начальник разведки легиона налил себе шнапса в металлический стаканчик в попытке успокоить нервы, дёрнул глоток и уставился в потолок.
Ну надо же, как неудачно складываются обстоятельства!
Он хитро ловил свою маленькую рыбку в этом мутном пруду испанской войны.
А ведь началось-то вполне славно. Его любимчики — три диверсанта, срочно вызванные из Берлина, — не подвели и сработали на отлично.
Их было всего-то трое.
Лейтенант Шмухель — настоящий белокурый ариец, стреляющий как Робин Гуд. Тут Рольф невольно скривился от пришедшего в голову сравнения с островитянами. Лучше уж — пусть как Вильгельм Телль, решил он, — прямо отстреливающий мухе яйца, сидящей на фуражке генерала.
Корветтен-капитан Йоханнессон слегка зажмурился и в своих мечтах счастливо позволил Шмухелю немного промазать и отстрелить заодно яйца и самому генералу Шперрле.
Громила фельдфебель Шварц — кулаком убивающий быка.
И мелкий писарь, ефрейтор Шайзенигер — специалист по вдумчивым, но очень болезненным допросам, после знакомства с которым клиенты рыдали, гадили под себя и требовали точнее записать их показания…
И удача сопутствовала им! Сразу, в первом же рейде в тыл противника.
Комиссар одной из интербригад под Бельчите попался в лапы его орлам! Немец, к тому же!
Мало того, что его сведения можно было выгодно преподнести испанцам — так и вернув в Берлин этого немецкого отщепенца, имелся отличный шанс лизнуть в зад партайгеноссе на самых высоких должностях, позволив им устроить над ним показательный суд!
