Время наточить ножи, Кенджи-сан! 5 (СИ) - Волков Тим

— Прощай, Мураками, — сказал Като, его голос был полон триумфа, и он начал давить на кнопку.

Я рванулся вперёд, как пружина, мои ноги оттолкнулись от деревянного пирса. Като не ожидал атаки — его глаза расширились, но он не успел среагировать. Я врезался в него всем телом, моя рука метнулась к его запястью. Пульт вылетел из его пальцев, с глухим стуком ударился о доски пирса и отскочил к краю, в нескольких метрах от нас. Като взревел, его лицо исказилось от ярости, и он бросился за пультом, но я был быстрее. Я схватил его за куртку, рванув назад, и мы оба рухнули на пирс, доски скрипнули под нашим весом.

— Ты труп, Мураками! — прорычал Като, его кулак полетел мне в лицо. Я успел отклониться, но удар задел скулу, и горячая боль вспыхнула в голове. Я не дал ему времени — мой локоть врезался ему в рёбра, заставив его выдохнуть с хрипом. Он был силён, жилистый, как акула, но я дрался не за себя — за Акико.

Я прижал его к пирсу, моя рука сдавила его горло, но Като извернулся, как змея, и его колено ударило мне в бок. Я охнул, хватка ослабла, и он рванулся к пульту, ползя по доскам.

— Нет! — выкрикнул я, бросаясь за ним. Мои пальцы вцепились в его лодыжку, я дёрнул, и он рухнул лицом вниз, его подбородок ударился о дерево. Кровь брызнула из его губы, но он не сдавался. Его рука тянулась к пульту, который лежал у самого края пирса, над водой. Я прыгнул на него, придавливая его весом, и мы покатились, доски трещали, а толпа в парке начала кричать, заметив драку.

Мой кулак врезался противнику в челюсть, но Като ответил ударом в висок, и мир на миг поплыл. Я стиснул зубы, хватая его за воротник, и рванул назад, оттаскивая от пульта.

— Ты не получишь его! — прорычал я, мой голос был хриплым от напряжения.

Като зарычал, его татуировка осьминога мелькала, пока он извивался, пытаясь сбросить меня. Его локоть врезался мне в грудь, выбивая воздух, но я держал его, мои колени прижимали его ноги. Он был как одержимый, его пальцы царапали доски, тянясь к пульту, но я ударил его по руке, и он взвыл.

Мельком я увидел Акико в лодке, её отчаянные попытки освободиться, и это придало мне сил. Я схватил Като за волосы, рванув его голову назад, и мой кулак врезался в его нос с хрустом. Кровь хлынула, но он всё ещё боролся, его рука снова потянулась к пульту.

— Хватит! — крикнул я, перекатываясь и придавливая его грудь коленом. Мой локоть вдавился в его горло, его лицо покраснело, глаза выпучились, но он хрипел, царапая мои руки. Пульт был в метре, но я не давал ему шанса. Толпа на берегу кричала, кто-то звал полицию, но я не слышал ничего, кроме собственного дыхания и стука сердца.

Я рванулся к пульту, но его пальцы вцепились в мою ногу, и я споткнулся, упав на колени. Он полз за мной, кровь текла по его лицу, но глаза горели безумием.

— Ты не остановишь меня! — прохрипел он, но я развернулся и пнул его в грудь, отбрасывая назад. Моя рука схватила пульт, и я отшвырнул его в воду — он плюхнулся, исчезнув в голубой глади Синего Залива. Като взвыл, его крик был полон отчаяния, и я знал, что выиграл. Я встал, тяжело дыша, кровь капала с моей скулы, но я смотрел на него сверху вниз, как на поверженного врага.

— Кончено, Като, — сказал я, мой голос был хриплым, но твёрдым. — Ты проиграл.

Като уже не лежал. Он стоял, пошатываясь, его чёрная куртка была разорвана, а кровь капала с подбородка, но в его руке сверкнул нож — узкий, как змеиный клык, с лезвием, поймавшим солнечный луч. Его губы растянулись в ухмылке, дикой, почти безумной, и в его глазах не было поражения — только ненависть, чистая, как яд. Он сплюнул кровь, его голос был хриплым, но полным злобы.

— Думаешь, ты выиграл, Мураками? — прохрипел он, его ухмылка стала шире. — «Спрут» сдохнет, и ты вместе с ним. Это мой финал.

Я замер, мои мышцы напряглись, как пружины. Акико была в десяти метрах, но Като был ближе, и его нож был не игрушкой. Толпа на берегу закричала громче, кто-то крикнул: «Полиция!», но я знал, что Волк ещё не здесь, а копы слишком далеко. Это было между мной и Като, и он не собирался сдаваться.

— Брось нож, Като, — сказал я, мой голос был твёрдым, но внутри всё кипело. — Ты проиграл. Пульт в воде, Акико жива. Закончи это.

Он рассмеялся, резким, лающим смехом, и шагнул вперёд, его нож качнулся в руке, как жало скорпиона.

— Закончить? — прорычал он. — Я закончу, когда твой труп упадёт в этот залив. Ты отнял у меня всё — море, мою борьбу, мою месть. Но я заберу тебя с собой.

Я отступил на шаг, мои глаза следили за каждым его движением. Пирс был узким, скользким, и я знал, что один неверный шаг — и нож найдёт цель. Моя скула ныла от его ударов, рёбра болели, но адреналин заглушал боль.

Он бросился на меня, нож сверкнул, целясь в грудь. Я увернулся, чувствуя, как лезвие чиркнуло по рукаву пиджака, разрывая ткань. Мой кулак полетел в его челюсть, но Като был быстрее, чем я ожидал. Он перехватил мою руку, его локоть врезался мне в горло, и я задохнулся, падая на колено. Толпа ахнула, Акико что-то закричала через кляп. Като замахнулся ножом, его ухмылка была дикой, и я знал, что это его последняя атака. Я рванулся вперёд, игнорируя боль, мои руки метнулись к его запястью, но лезвие было слишком близко, его остриё блеснуло в дюймах от моего лица.

Глава 23

Лезвие ножа сверкнуло в дюйме от моего лица. Мимо. Я успел выставить ладонь и отвести смертельный удар.

Глаза Рюдзи Като горели безумной яростью, а его ухмылка была дикой, как у загнанного зверя. Пирс у Синего Залива дрожал под нашими ногами, толпа в парке Хама-рикю кричала, их телефоны снимали каждый наш шаг. Я чувствовал, как адреналин бьёт в виски, заглушая боль в рёбрах и горле. Акико была в лодке, связанная, с бомбой, и я знал, что если Като доберётся до меня, она умрёт. Я не мог этого допустить. Мои руки, всё ещё помнящие точность хирурга, метнулись к его запястью, пальцы сжали его, как тиски. Като зарычал, пытаясь вырваться, но я крутанул его руку, используя его же импульс. Нож вылетел из его пальцев, звякнув о доски пирса, и отскочил к краю.

— Нет! — взревел Като, рванувшись за оружием, но я был быстрее. Я заломил его руку за спину, мой локоть врезался ему в шею, и мы рухнули на пирс. Доски скрипнули, его лицо ударилось о дерево, но он всё ещё извивался, как змея. Я придавил его коленом, вдавливая его грудь в пирс, и сжал его запястье так, что он взвыл. Его татуировка осьминога мелькала, пока он царапал доски, но я не отпускал. Моя другая рука схватила его за волосы, прижимая его голову к пирсу, и я прорычал, задыхаясь от напряжения:

— Всё кончено, Като. Ты проиграл.

Он хрипел, его кровь капала на доски, но в его глазах всё ещё горела ненависть. Я чувствовал, как мои силы на исходе — скула ныла, рёбра болели, — но я держал его, пока не услышал тяжёлые шаги за спиной. Волк подбежал, его массивная фигура нависла над нами. Его глаза были холодными, как сталь, и он без слов бросил мне пластиковые стяжки. Я перехватил их, не ослабляя хватки, и вместе с Волком мы связали руки Като за спиной. Он дёрнулся, но Волк прижал его коленом, рыкнув:

— Лежи смирно, тварь, или я сломаю тебе шею.

Като затих, его дыхание было тяжёлым, полным злобы, но он больше не мог драться. Я встал, тяжело дыша, и оглядел пирс. Толпа на берегу гудела, их телефоны были направлены на нас, снимая каждый момент. Вдалеке завыли сирены — полиция наконец-то прибыла. Я бросился к лодке, где Акико всё ещё была связана, её глаза были полны облегчения, но кляп заглушал её голос. Металлический ящик с мигающим огоньком всё ещё был привязан к лодке, но без пульта он был бесполезен. Я перерезал верёвки ножом, который подобрал с пирса, и снял кляп. Акико кашлянула, её руки обняли меня, и она прижалась ко мне, её голос дрожал.

— Кенджи… ты успел. Спасибо, — прошептала она, её лицо было бледным, но глаза горели жизнью.

Я обнял её в ответ, чувствуя, как напряжение отпускает, но не смог сдержать ворчания. Я отстранился, глядя ей в глаза, мой голос был строгим, но с теплом.