Ашер 8 (СИ) - Шиленко Сергей

Эйфория сменилась раздражением, затем — яростью. Он швырял книги, кричал на безмолвные звезды над головой. Как это возможно? Иметь доступ ко всем знаниям мира и не суметь решить одну-единственную задачу! Он чувствовал себя идиотом, загнанным в угол. Он был так уверен в силе своего разума, но этот разум оказался бесполезным инструментом против хаоса.

Отчаяние накрыло его тяжелой, душной волной. Он сидел посреди гор исписанных свитков, окруженный величайшими приборами в истории, и чувствовал себя абсолютно бессильным. Он проиграл. Его интеллект, его гордость, оказался ничем. Он посмотрел на самый первый, главный лист, который так и лежал пустым на пьедестале. Все его расчеты были лишь черновиками. Он не написал ни строчки чистового ответа.

И в этот момент, на самом дне отчаяния, к нему пришло озарение. Он вдруг понял. Вся эта обсерватория, все эти знания — это была ловушка. Ловушка для гордыни. Задача была не в том, чтобы найти ответ. Задача была в том, чтобы признать, что его нет.

Он медленно поднялся. Подошел к пьедесталу. Взял светящееся перо. Все его сложные формулы, все гипотезы, все расчеты исчезли из головы. Он перестал пытаться объять необъятное. Он просто написал на кристально-чистом листе одну фразу. Короткую и простую.

«Неизвестное не может быть описано известным. Сущность хаоса не может быть выражена языком порядка. Попытка сделать это — величайшая глупость».

Как только он поставил последнюю точку, перо в его руке погасло. Галактики над головой остановили свой бег и растворились. Бесконечная обсерватория исчезла, оставив его в том же светящемся пустом пространстве, где его ждала Рита. Он прошел испытание не тогда, когда пытался быть самым умным. А тогда, когда признал пределы своего ума.

Шелли оказалась в раю. Это был сад, который мог присниться только в самом светлом сне. Цветы, которых она никогда не видела, пели тихую мелодию, деревья склоняли ветви, усыпанные плодами из жидкого света, а в центре журчал источник с кристально чистой водой. Воздух был наполнен покоем и ароматом жизни. Шелли почувствовала, что могла бы остаться здесь навсегда.

Но ее испытание только начиналось. Она заметила это краем глаза — маленькое, темное пятно на идеально-зеленом листе у ее ног. Она наклонилась, и пятно на ее глазах начало расти, расползаясь по листу черными, маслянистыми венами. Это была гниль. Тьма.

Она подняла голову и увидела, как зараза распространяется по саду. С ужасающей скоростью. Прекрасные цветы чернели и рассыпались в прах, светящиеся плоды тускнели и падали на землю, вода в источнике становилась мутной и зацветала. Песня цветов превратилась в предсмертный хрип. Сад умирал на ее глазах.

Ее первая инстинктивная реакция, реакция Феникса, была предсказуемой. Сжечь! Сжечь скверну дотла, очистить это место огнем, а потом возродить его из пепла. Она чувствовала, как сила собирается в ее ладонях, готовая вырваться наружу очищающим пламенем. Это было просто. Это было эффективно. Она уже видела, как огонь пожирает черную гниль, оставляя после себя лишь стерильный пепел.

Но что-то ее остановило. Она посмотрела на полуживой цветок, который еще пытался тянуться к свету, на дерево, чьи ветви дрожали в агонии. Если она использует огонь, она уничтожит и их. Она убьет то немногое живое, что еще осталось. Она спасет сад, уничтожив его. Это был путь силы. Путь разрушения во имя созидания. Но была ли она просто силой? Была ли она просто разрушителем?

Нет, — поняла она. Ее дар был не в огне. Огонь был лишь инструментом. Ее истинный дар был в другом. В жизни. В неукротимом желании цвести, расти, любить.

Шелли опустилась на колени на пораженную гнилью землю. Она закрыла глаза и отбросила мысль об огне. Вместо этого она начала направлять свою силу в землю. Не как разрушительное пламя, а как чистое, согревающее тепло. Как материнская любовь. Как энергия самой жизни. Она не сжигала болезнь. Она укрепляла здоровье. Она не атаковала Тьму. Она поддерживала Жизнь.

Это было невероятно трудно. Гораздо труднее, чем просто все сжечь. Она чувствовала, как гниль сопротивляется, как она высасывает ее силы. Это была медленная, изнурительная борьба. Но Шелли не сдавалась. Она думала о Максе, о Рите, о Грэге, обо всей своей семье. Она вливала в эту умирающую землю всю свою любовь, всю свою нежность, всю свою надежду.

И сад начал отвечать. Медленно, неохотно, но он начал оживать. Трава у ее колен снова зазеленела. Умирающий цветок распрямился и робко раскрыл лепестки. Вода в источнике начала светлеть. Она не победила Тьму. Она просто сделала Жизнь настолько сильной, что Тьме не осталось места.

Когда последний клочок земли очистился и сад снова засиял своей первозданной красотой, Шелли, совершенно обессиленная, упала на мягкую траву. Она доказала, что ее истинная сила — не в способности уничтожать и возрождаться. А в способности исцелять и созидать.

Для Грэга не было ни арен, ни садов. Арка просто вернула его туда, откуда Макс вытащил его в прошлый раз. В Темное Царство. В кошмарную пустоту, где единственной реальностью был его собственный страх. Но на этот раз все было иначе. Он был не один.

Тьма больше не пыталась его просто напугать. Она заговорила с ним. Голосом, сотканным из его собственных сомнений и тайных желаний. Голосом Краскона, голосом его настоящего отца, которого он никогда не знал.

Мальчик. Ты снова один. Они бросили тебя. Отправили на убой, как и все остальные.

«Нет, — прошептал Грэг, обнимая себя руками. — Они ждут меня».

Тьма рассмеялась, и этот смех заскрипел у него в костях. Ждут? Они сильные. А ты — слабый. Обуза. Ты видел, как они смотрят на тебя? С жалостью. Ты всегда будешь для них всего лишь мальчиком, которого нужно защищать.

Перед его глазами начали вспыхивать образы. Вот Рита заслоняет его собой от удара. Вот Макс отдает ему приказ остаться, потому что он «не готов». Вот Шелли смотрит на него с материнской заботой, как на беспомощного ребенка. Каждое воспоминание было искажено, отравлено ядом сомнения.

«Это неправда…» — Грэг затряс головой, пытаясь отогнать видения.

Но ты можешь стать сильным, — голос стал вкрадчивым, соблазнительным. — Я могу дать тебе силу. Силу, которая заставит их уважать тебя. Силу, чтобы защитить их по-настоящему. Ты больше никогда не будешь бояться. Никто больше не посмеет тебя обидеть. Ты станешь не просто частью их семьи. Ты станешь их щитом. Их богом. Просто возьми мою руку.

Из клубящегося мрака перед ним возникла фигура. Высокая, облаченная в черную броню, с глазами, горящими багровым огнем. Она протягивала ему руку в латной перчатке. И Грэг почувствовал этот зов. Зов силы. Искушение было почти непреодолимым. Перестать быть слабым. Перестать быть обузой. Заставить их гордиться им.

Он уже почти протянул свою руку. Но в последний момент он остановился. Он посмотрел на могущественную фигуру перед собой и увидел не силу. Он увидел одиночество. Такое же абсолютное, всепоглощающее одиночество, в котором он жил до встречи с Максом. Эта сила не давала друзей. Она отнимала их. Она превращала в такого же монстра, как Краскон.

Он отдернул руку, как от огня.

«Нет».

Глупец! Ты выбираешь слабость! — взревела Тьма.

«Я выбираю семью», — твердо сказал Грэг. Он закрыл глаза и перестал смотреть на кошмарные видения. Он сосредоточился на других воспоминаниях. На настоящих. Вот Макс неловко треплет его по волосам. Вот Рита учит его правильно держать нож. Вот Шелли смеется над его шуткой. Вот Сет подмигивает ему, протягивая флягу с водой. Простые. Маленькие. Настоящие моменты. Они не были пропитаны силой. Они были пропитаны любовью.

Он противопоставил всепоглощающей мощи Тьмы не свою волю, не свою силу. Он противопоставил ей простую, нерушимую привязанность. И Тьма, не выдержав этого света, отступила. Она не могла понять такую силу. Она не могла ее поглотить. Она просто развеялась, как дым. Грэг открыл глаза. Он снова был в светлом зале, рядом с остальными. И он больше не был слабым.