…шел на зов, пришедший от организации и разделивший его нынешнюю жизнь на до и после.
И если, после выполнения задачи, он останется в живых, то придется начинать все по новой. А в 53 года делать этого уже совершенно не хочется. Особенно зная, что где-то позади имеется и семья, и налаженный быт…оставшиеся в этом самом до.
Вернуться к прежней жизни (под той же личиной) не получится, ибо это против правил организации, не имеющей юридического адреса, и правила эти нарушать нельзя.
Как бы то ни было, но ни его жена, ни его дети не будут испытывать материальных проблем, ибо Павел очень вовремя (вчера, прямо перед командировкой, из которой домой уже не вернется), получил преизряднейшее наследство от почившего в бозе двоюродного дядюшки, жившего где-то там у черта на куличиках. И перевел всё на счет жены, ибо именно она в семье распоряжается деньгами.
Как же все-таки хорошо, что у него имелись те несколько часов, проведенных в поезде, за которые он сумел и пережить крайнюю степень жалости к самому себе (если бы можно было кричать и выть, он бы кричал и выл), и примириться с реальностью.
И вернуться в норму.
Людей никогда и ни о чем не переживающих не бывает. Даже среди тех, кто прошел очень специальную подготовку в организации. Однако лица (или даже одно-единственное лицо, бог знает), принимающие решения в организации, крайне серьезно подошли к проблеме отбора кандидатов для «автономной консервации», чтобы в случае необходимости в строй вернулось как можно большее число «консервов». И во вменяемом состоянии.
«Консервы» создавались организацией на случай войны. На ту невообразимо ничтожную вероятность, если враг вдруг сумеет захватить какую-то часть территории государства, где таким, как Павел, и придется действовать против захватчиков.
Однако войны не было (официально объявленной по крайней мере), как не было и бесчисленных полков противника, занявших русские города и веси.
Однако приказ (один из его возможных вариантов) на «расконсервацию» был получен и именно по этой причине Павел теперь и стоит перед единственным из домов данной захолустной деревеньки, из окон которого льется слабый свет.
Адрес дома совпадает с тем, что был указан в объявлении.
Так себе местечко выбрано для сбора, ибо если присутствует гипотетический наблюдатель от неприятеля (или егоих технические инструменты), то те, кто здесь собираются, будут «срисованы», в деревне просто больше нет никого. Однако и гипотетическому наблюдателю также придется совсем непросто, ибо вряд ли резидент не подготовился. Такого просто не может быть.
Открыв калитку и поднявшись затем на крыльцо, Павел (хотя какой он теперь, к черту, Павел?) внезапно замер, заметив в небе болид.
Когда все закончится…если закончится хорошо…хочу вернуться домой, к жене и детям. — загадал желание он, а затем постучал в дверь.
— Тебе чего? — не слишком приветливо спросил неопрятный тип «за 50», открывший дверь.
Вчерашним вечером на видеофоны (его, жены и детей) пришло предупреждение о цунами. Ошибочное, конечно, ибо где Вологда, а где моря и океаны. Ошибку, разумеется, быстро признали, о чем было соответствующее уведомление.
Однако никакой ошибки не было. Павел лично убедился в этом, зайдя на губернскую виртуальную доску объявлений.
Некто продавал беспородных щенков (от очень крупных родителей) по совершенно безумной цене: триста рублей за штуку.
Всего в продаже было десять животных, некоторые из них имели цвет столь же невообразимый, как и их стоимость: бело-черный, бело-желтый, бело-коричневый, бело-синий и…бело-зеленый. Другие щенки Павла уже не интересовали.
Продавали щенков очень срочно. Только до 9 утра следующего дня. Причем хозяин собак номера для связи не оставил, только адрес, куда необходимо явиться (жуткое захолустье, до которого не добраться на автомобиле), чтобы забрать желаемого пёсиля.
— Я за щенком. — сказал Павел и, достав из кармана три сотни рублей, передал их этому типу. — Бело-зеленый нужен.
— Только он и остался. Заходи! — забрав и пересчитав деньги, заявил хозяин дома.
Павел прошел в горницу, в которой уже находились, рассевшись по лавкам, девять мужчин. Все, как и он сам, «за 50». И ни у одного из собравшихся Павел не заметил довольства на физиономии, ибо для всех из них прежняя жизнь закончилась вчерашним вечером. А ведь многие здесь (наверняка все или почти все) небезосновательно рассчитывали на то, что приказ не поступит никогда и у них получится спокойно дожить.
Итого десять (не считая типа, открывшего дверь, но тот очевидно резидент), ровно по числу щенков, указанных в объявлении, а значит, на зов явились все, кто должен. Организация не ошиблась в подборе кадров.
Но чего такого могло произойти, что их «расконсервировали» до начала войны?
Глава 141
Второе апреля, пригород Санкт-Петербурга, деревня Коркино, частная усадьба. Вечер.
Опытным путем выяснил, что находиться в замкнутых подземных пространствах мне категорически не нравится. По крайней мере, в тех обстоятельствах, при которых меня туда засунули. Можно сказать, это очередная моя фобия.
Однако несмотря на то, что меня…всех нас, точнее…наконец-то выпустили из всамделишного бункера, расположенного на территории усадьбы родителей Кристины, чувство тревоги (и откровенного страха), начавшееся еще в госпитале и заметно усилившееся под землей, покидать меня даже и не думало.
Осторожно заглянув в то помещение (гостевого дома), где находится бар, и не увидев там ни единой живой души, быстрым шагом прогулялся до хранилища спиртного. Найдя в баре бутылку сидра, а затем реквизировав ее для собственных нужд, не менее быстро направился обратно в ванную, где уже набиралась вода в джакузи.
Поставив бутылку на бортик, неспешно разделся…
— Какая же ты у меня все-таки тощая дылда. — покрутившись голышом перед зеркалом, подумал вслух я и уже про себя добавил. — Кажется, грудь — единственное место, где у Кайи откладывается жирок.
…после чего залез в горячую воду, в которой, прикрыв глаза, без движения пролежал некоторое (весьма продолжительное) время.
Однако избавиться от тревожности так и не удалось. Несмотря на высокую температуру воды, меня все еще продолжало натурально знобить, а во рту ощущалась неприятная сухость.
Даже гидромассаж, обычно быстро расслаблявший меня, в этот раз не очень-то и помог.
Усевшись, взял с бортика бутылку. Вынув пробку, принюхался к приятнейшему яблочному аромату.
Ну что, посмотрим, поможет ли алкашка. — подумал я, поднеся горлышко ко рту, однако…
— Не-е-ет, мне ни в коем разе нельзя «топить» стресс в алкоголе или в иных наркотиках…
При мысли о наркотиках меня натурально передернуло, ибо из памяти всплыл мой «практически друг» Марек (ныне покойный) и все то, что с ним было связано.
— … ни теперь, ни когда-либо потом. Вся эта психоактивная дрянь «притупит» интуицию и убьет мой разум вернее и быстрее страха. А для меня смерть разума равна настоящей смерти. Чтобы жить…выжить…я должен мочь справляться со стрессом и тревожностью иначе, всегда оставаясь трезвым. Всегда настороже.
Прикрыв глаза и подняв над собой руку, перевернул бутыль, а затем ощутил то, как холодная жидкость струится сначала по волосам, а затем по лицу и груди.
Всю ванную комнату заполнил яблочный аромат.
Посидел так некоторое время, занимаясь дыхательной гимнастикой, а затем, смыв с лица сидр, вновь полностью (с головой) погрузился в воду.
Так куда же в итоге подевался Консультант?
«Он жив! Хотя некоторое время…думаю, весьма продолжительное…пообщаться с ним ты не сможешь. Да и не должна вообще! Я запрещаю! Остальное не твоего ума дело!». — это все, что в тот день удалось выяснить у приемной родительницы (которой очевидно было не до меня и не до моих расспросов, удивительно даже, что она попросту не «сбросила» мой вызов) на его счет.
