Красная дорама 3 (СИ) - Кащеев Денис

В какой-то момент Пак вскользь упомянула Яна, и я, как бы невзначай, заметил:

— Мне показалось, будто вчера на платформе он был чем-то напуган…

— Эка невидаль! — хмыкнула моя собеседница. — Да Ян своей собственной тени боится!

— Вот как? — приподнял бровь я.

— Ой, не стоило мне так говорить, — тут же смешалась тхэквондистка. — Его, наверное, можно понять — ну после всего, что с ним произошло…

— А что с ним такого произошло? — полюбопытствовал я.

— А вы не знаете? — удивилась Пак. — Он же… Он же в трудовом лагере был, — резко понизив голос, поведала мне она. — Говорят, прибор, который он разрабатывал, взорвался — где-то Ян просчитался. Вроде как двое военных тогда погибли… Ян сам признал, что виноват. Ну вот его и… Оттуда, вообще-то, не возвращаются — в смысле, в столицу — но за Яна тогда сам начальник «Восьмерки» просил. И как-то сумел заполучить его назад. Сперва простым конструктором, потом Яна снова сделали ведущим… С лагеря он и заикается. Раньше чисто говорил…

— Понятно… — пробормотал я.

Вскоре после этого наш разговор как-то сам собой сошел на нет.

* * *

Почти сразу после ужина — снова приобретенного нами на станции, на сей раз это были острые соевые колбаски, умятые нами под соджу — в кармане моего висевшего на стенном крючке пиджака внезапно зазвонил телефон. Я выудил трубку — номер был незнакомый.

— Да? — сдвинул я зеленый бегунок на экране.

— Чон, привет, это Ким Чан Ми! — бойко раздалось в ответ. — Тебе сейчас удобно говорить?

— О, привет! — подорвавшись с полки, на которой сидел, я выскользнул из купе. — Я в поезде, так что связь может вдруг пропасть… Но безумно рад тебя слышать!

— У нас тут тоже со связью не очень, — сообщила на это девушка. — Но мне разрешили позвонить с вахты общежития. Так что я быстро! О главном! То, что со мной случилось — ну, у нас с тобой… Все, оно уже не пройдет! Не развеется! Вот так вот…

— Это точно? — почти на автомате переспросил я. — Ты уверена?

— Да. Уверена. Тут невозможно ошибиться.

— Чан Ми… — начал я.

В трубке зашуршало.

— Чан Ми!

— Не слышу тебя! — принес мне эфир сквозь помехи. — Наверное, твой поезд уезжает из зоны приема! Я что хотела сказать-то… Со случившимся уже ничего не поделать! Отныне — все так. Я это приняла… Жизнь продолжается! Может, еще увидимся с тобой… Как… Как коллеги! И родня! Ха-ха!.. — это ее «ха-ха!», надо признать, прозвучало более чем натянуто. — Я тебе, короче, еще как-нибудь наберу! А вот ты мне сюда, боюсь, не дозвонишься пока…

Тут наш поезд въехал в тоннель — море давно осталось позади, теперь вокруг были горы — и связь оборвалась.

31. Портрет девушки из аэропорта

Не люблю этого слова, но с тем, что прежних отношений у нас с Чан Ми уже не будет, я именно что смирился — наверное, еще в миг нашего прощания на той троллейбусной остановке. Пусть и сам себе ни в чем таком прямо не сознавался. Характерный штрих: последние дни о Ким я, кажется, даже не вспоминал — хотя там столько всякого навалилось, что, пожалуй, и не удивительно…

Однако подспудно некая неопределенность надо мной все же довлела, и вот теперь, когда она наконец исчезла, я, наверное, мог бы ощутить некое облегчение.

Но нет. Ровно наоборот: звонок Чан Ми выбил меня из колеи. Может быть, получись у нас с ней нормально, обстоятельно поговорить, все было бы иначе, а так осталось впечатление какой-то неуместной скомканности. Будто автор-халтурщик, писавший нашу с Ким историю где-то на небесах — ну или не знаю уж где — вдруг устал от нее, и просто взял, да и слил концовку.

Впрочем, что мне мешает доделать за него работу и добавить этой повести подобающий эпилог, достойный наших с Чан Ми былых чувств?

Ну, то есть понятно, что мешает: отсутствие связи, расстояние, работа… Толком ни позвонить, ни, тем более, вырваться для встречи. Пока — увы, так.

И вроде ничего совсем уж непреодолимого, но, чтобы ломиться, сметая все преграды — будто бы все же не тот случай…

Однако, может, ломиться и не надо? Эпилог ведь не обязательно следует впритык за основной историей! Чаще — проходит некоторое время, позволяющее охватить взором то, чего, глядя в упор, не увидишь…

Главное, в принципе не забыть его, этот эпилог, написать — когда представится такая возможность.

С этой глубокой мыслью я и уснул.

* * *

Встать пришлось ни свет ни заря — в Пхеньян наш поезд прибывал в начале шестого утра. Видимо, с таким расчетом, чтобы в распоряжении пассажиров оказался полноценный рабочий день.

Взглянув на экран телефона — уточнить, который час — я обнаружил пропущенную ночью СМС-ку. Наша с Джу секретарша писала, что на вокзале меня встретят. Кого пришлют, правда, не уточнила.

С поезда я в любом случае собирался прямиком в Пэктусан — там у меня, кроме всего прочего, остался мотоцикл. Пак, Ким и Ян решили сперва заскочить по домам — первые троллейбусы уже ходили. А вот Рю сказала, что к себе никак не успевает — ну, или опоздает на работу. Ее присутствовавшей здесь же непосредственной руководительнице дать девушке поблажку как-то и в голову не пришло.

Я в их дела вмешиваться не стал, но в какой-то момент предложил Рю подбросить ее до концерна — рассудив, что место для еще одной пассажирки наверняка найдется: не на велосипеде же за мной на вокзал приедут! Она с благодарностью согласилась.

Однако в итоге на работу девушка сегодня добиралась своим ходом: оказалось, что встречает меня на вокзале лично Джу. При виде начальницы Управления Рю аж споткнулась на ровном месте, смущенно с той поздоровалась, сама же еще и извинилась — и поспешно улизнула, смешавшись с толпой.

Признаться, немного неудобно вышло.

Ну а мы с Мун Хи прошли к ее белому мерсу.

— Времени у меня практически нет, так что рассказывай, — велела Джу, выруливая с привокзальной площади. Кстати — будто бы не то чтобы в сторону Пэктусан. Впрочем, мало ли: может, кратчайший путь был перекрыт в связи с каким-нибудь массовым мероприятием? — Сперва — про Янгандо, потом — про Расон.

Ну, я и приступил. О событиях в лесу поведал разве что не по накатанной — натренировался в Хесане со следователями. Но сейчас, конечно, добавил существенных деталей, касавшихся Хи Рен.

А вот про «тигрокрыса», понятно, и тут умолчал. Хотя и задумался на миг — не в первый раз уже: может, настала наконец пора убрать между мной и Мун Хи последние недомолвки — поведать ей про мой талант шамана, со всеми, что называется, вытекающими. Разумеется, не прямо здесь, в машине — прогуляемся в Моранбон, как бывалоча…

А то моя эпопея в горах — это еще ладно. А вот как дойдет до темы с Корнеевым — там уж либо выкладывать все, либо не говорить ничего…

И все же поступить так я снова не решился. И дело тут не в недоверии Джу — если на кого-то здесь я и мог положиться безоговорочно, то именно на нее. Но, в отличие от меня, моя начальница была — и оставалась — уязвима для допроса под сывороткой. Да, она и так уже знала обо мне много такого, чем точно не стоило делиться, но пока если Мун Хи таки прижмут, у меня будет шанс как-то оправдаться — а заодно и ее вытащить. Дать объяснения, которые, при всей их притянутости за уши, по умолчанию сочтут правдивыми — под препаратом же сказано!

Но если станет известно, что я — шаман, этого мощного козыря я разом окажусь лишен.

Кстати, одно такое слабое звено у меня уже имелось: Чан Ми. Но там уже, боюсь, ничего было не поделать… Хотя, может, как раз наоборот! Почему бы теперь не научить и Ким возноситься сознанием к границам мира духов?.. Правда, это уже — к Кате Кан, а та что-то совсем пропала. Ну или к той загадочной мансин…

В общем, пока я решил оставить все как есть: многие знания — многие печали. И изложил урезанную версию.

К слову, обратил внимание, что в ходе моего рассказа Джу трижды слегка нахмурилась. Два раза — именно в тех местах, что я и сам считал «тонкими»: рождение «оптимальной стратегии» (отправить школьников на восток, а самому залечь у раздвоенной сосны) и попытка сделки с контрабандистом. Но еще однажды — чуть ранее: там, где я, падая, застрелил Ли Эо Дууна.