Былые - Кэтлинг Брайан

Гектор хотел было согласиться, еще не понимая по-настоящему, как на углу они чуть не столкнулись с мистером Уэйном. Выглядел тот очень серьезно, его печальные глаза с силой вперились в Гектора. Он молчал.

— Ах, мистер Уэйн, кажется, мы задолжали вам большую благодарность за помощь в поисках нашего друга.

Уэйн ничего не ответил, но слегка вздрогнул. Тут Гектор заметил его руки. Они стиснулись в крепкие белые кулачки.

— Что-то случилось?

— Вы его выпустили, — огрызнулся Уэйн.

Николас отпустил руку Гектора и подошел к Уэйну. Он высился над немногословным человечком, как будто скрученным в узлах едва сдерживаемого гнева. Гектор попытался успокоить разъяренного Кошатника.

— Вы о том, что мы нашли Николаса? Вы же знали, иначе никак. Мы должны были выкопать его из-под земли.

— Вы его выпустили.

— Да, нам пришлось.

— Он не ваш.

Гектор оторопел и обеспокоился из-за грозных упреков. Он не нашелся, что и сказать. Взглянул на Николаса, который, к его досаде, теперь смотрел на него с тем же обвинением, тем же критическим неодобрением.

— Он не ваш, а мой, — в потерянных глазах Уэйна стояли слезы, а в голосе звучал надрыв. Чего он хотел? В своем желании спасти Николаса Гектор повредил дружбе этой пары? Судя по тому, как они встали бок о бок, выглядело все именно так. Как же ситуация так быстро перевернулась и с чего Уэйн взял, что Николас принадлежит ему? В Гекторе росло странное ощущение — эмоция, позабытая годы назад.

— Николас и мой друг, он не принадлежит никому, мистер Уэйн.

— Я говорю не о Николасе, — сказал Уэйн, на сей раз хрипло и надтреснуто. — Я говорю о Уилки.

— Уилки, — повторил Гектор. — Какой еще Уилки?

— Такой, какого вы выпустили, какой пошел за вами во двор.

Теперь все предыдущие волны чувств Гектора столкнулись. Замерли, ожидая, когда их снова взволнует к действию что-нибудь вменяемое. Николас покачал головой и поцокал языком. Но этого для вменяемости маловато. Недоумение заболотило и разровняло все.

— Я не понимаю, — сказал он.

Николас склонился и ответил:

— Он думает, что вы выпустили Уилки. Что он сбежал за вами на двор. Он думает, вы хотите забрать его себе.

Гектор сорвался.

— Скажите ради Бога, кто такой Уилки?

Уэйн шагнул вперед и ткнул в Гектора; прямо в нос.

— Шипастый, — сказал он.

Николас снова кивнул, и оба уставились на обвиняемого.

В конце концов изо рта Гектора вырвался целый сборник невербальных восклицаний, вдохов и выдохов. Сглатываний, которые наконец закончились неприкрытым и неожиданным смехом.

— Так мы говорим о коте?

— О моем коте, — сказал Уэйн, вытирая слезы с глаз.

Все вместе они пошли в палату к Уэйну, где Николас сел и обнял пациента. На миг Гектор засек отражение своей предыдущей эмоциональной вспышки. Снова ей удивился. Для него ревность или нечто в этом роде осталась далеко в прошлом. Из-за нее он сам себе казался удивительно разоблаченным и надеялся, что никто этого не заметил. За ним наблюдали кошки. Усмехались и урчали над его бедой. Шипастой нигде не было.

В следующие минуты Гектор объяснялся перед Уэйном, что не собирался забирать его кота. А если тот и сбежал, то это недосмотр, нисколько не намеренный. Уэйн не дал себе выслушать объяснения, и Шуман начал терять терпение из-за ситуации. Сама идея о серьезном, прочувствованном заявлении о невиновности в деле о воображаемой кошке полагалась вне его обычной терпимости. Но и дни сейчас настали не самые обычные. Они были совсем другими, и он предпочитал их. Обычных дней он уже прожил на целую жизнь.

— Становится поздно, — сказал Николас, — скоро тебя отсюда попросят. Нам пора.

Он очень формально пожал руку Уэйну и ждал от Гектора того же. Ладони у того были мокрыми — не влажными, а мокрыми, — и Гектор не сомневался, что слышит от них ошеломляющий и характерный запах котов или по крайней мере кошачьей мочи.

Вернулся Гектор в пустое святилище Николаса с облегчением. Устроился поудобнее на единственном стуле, пока хозяин сел на кровати. Время от времени Гектор с подозрением посматривал на радио.

— Почему ты снова похоронил себя, Николас?

Высокий пациент вытянулся, уложив голову на руки.

— Это было отклонение, — сказал он.

— Отклонение от чего?

— От того, что написано на карточке.

Гектору не хотелось, чтобы его странный друг снова заговорил тайнами. Не хотелось теряться в спутанных отсылках.

— Ты что-то услышал по радио?

— Я многое слышу по нему и в нем.

— Ты услышал то, из-за чего спрятался под землей?

— Повтор, — сказал Николас.

— Ты услышал что-то обо мне?

Николас сел и изобразил то же изгибание шеи и укус воротника, что Гектор уже видел прежде. Затем поправил подушку и сел прямее.

— Иногда мне просто надо вернуться из времени Слухов. Так много быстрых минут — это слишком. Они спешат и теснятся. Томом мне было легче. Но я все-таки знал, что меня ждет, потому и пришел.

— Откуда ты пришел? — спросил Шуман, зная, что не поймет ответа.

— Из Темзы, я уже говорил.

— Нет, Николас, до того.

— Ах! Этого я сказать не могу, пока ты не поверишь, что я спал под водой.

— Но в это невозможно поверить.

— Говоришь совсем как мой старик, когда тот меня нашел. Его тоже пришлось подправить.

— Ты сказал «вернуться», как об отливе после прилива, — Гектор крепко держался за остатки понимания. — И ты имеешь в виду Уильяма Блейка, это же он твой старик?

— Он самый и будет-с, ваш-бродие, — Николас снова сменял голоса, игриво становясь кокни. — Как я из воды вышел, у него аж чуть гляделки не выпали, так и уселся да вылупился, как ты нынче. Хочешь глянуть?

— Глянуть? — переспросил запутавшийся Гектор.

— Могу тебя пустить ненадолго, чтобы побыл там, а то и им побыл, коль повезет, — Николас соскочил с кровати и встал позади сидящего друга. — Делай, как говорю, и окромя того — ничего.

Он взял голову профессора в руку и быстро направил ее раньше, чем Гектор успел пожаловаться.

— Закрой глаза да так и сиди, а я займу подводную позу.

Гектор сделал как велено, потому что пришлось. Что-то подергивало за глаза, пока он силился оставаться в сознании, сидя на твердом стуле. Послышался скрип кроватных пружин. Происходила какая-то серьезная активность, и сейчас он отказывался подпускать те отдаленные воспоминания о матери.

— Я готов, открывай глаза, когда услышишь воду.

У здравомыслия Гектора оставалось довольно сил, чтобы покончить с этим вздором, пока тот не зашел дальше, и он уже хотел найти для этого слова, когда Николас начал шипеть и дуть, изображая текучую воду. «А! Темза», — чуть было не сказал Гектор, но его прервала эволюция звуков. Они углубились, стали массивными и низкими. Настоящей водой. Звуками большой реки. Гектор открыл глаза — и она была перед ним. Широкий простор Темзы у Ламбета, но без множества стоящих там ныне зданий. Он сидел на облезлых клочках травы, спускавшихся к галечному пляжику. Там лежали вымытые кости животных и ракушки устриц. Он моргнул и тут оказался снова в комнате. Тогда крепко зажмурился и увидел, как движутся простыни на кровати. Кто-то прятался под ними и подражал волнам, качаясь взад-вперед. Снова открыл глаза — и вернулся на берег, глядел на воду. Снова закрыл — и увидел, как Николас поднимает руку над колыхающейся простыней, увидел, как он тянется. Открыл глаза — и увидел, как рука вырывается из волн. Там кто-то был, кто-то тонул. Он поискал вокруг помощи, но рядом никого не нашлось. Надо было что-то делать. Он позвал: «Плыви же, плыви!» Вскочил и кричал фигуре, отплевывавшейся от воды.

Гектор закрыл глаза — и увидел, как на скрипучей койке бешено играет Николас. Открыл — и увидел другого Николаса, бредущего к нему с вытянутыми руками, словно разыгрывая лунатика. Закрыл — и увидел простыню на полу, одним концом запутавшуюся в ногах ангела, пока тот ковылял вперед. Видение было ясным и четким — но что именно здесь видение? Не хотелось прерывать ни то ни другое. Хотелось расширить зрение и бороться против желания моргнуть. Глаза утруждались, и нервное моргание совершенно дезориентировало и пьянило.