Горный цветок (СИ) - Шах Ольга

Сигурд, криво усмехнувшись, попросил дать ему слово. Он коротко поведал, что его младший братец свихнулся на фоне жажды власти и денег. Мол, вообразил себе, что отец и старший брат стояли на его пути к тому, чтобы стать главой клана и без опаски добывать рудное золото, раз уж ему так подфартило, и он прекрасно знал, что это за камешки такие в глубине пещер.

- То есть, после твоей смерти Торрену тоже недолго бы осталось? – уточнил Маркас, который и не думал легко забывать свой сегодняшний испуг.

- Думаю, да, - кивнул головой Сигурд. – Дейви был не из тех людей, которые согласились на то, чтобы долго оставаться на вторых ролях. Ладно… если вы не против, я пойду… скоро рассвет, а при свете дня этот маскарад долго не продержится. Я сегодня умер, так что не буду никого в этом разубеждать…

- Постой! – одёрнул Маркас, достал из-за пазухи кошель и бросил Сигурду. – Ты можешь проникнуть в Дейтон, поспеши и к закату будешь на территории Дугласов, только будь осторожен – ты мёртв, не забывай это. Вот, тебе хватит на первое время.

Сигурд угрюмо кивнул, повернул лошадь в сторону едва заметной тропки и кинул напоследок долгий взгляд на моё лицо, словно пытаясь запомнить его и сохранить в своей памяти образ своей возлюбленной, маленькой, но такой храброй девочки, своего горного цветка…

- Ты снова рисковала своей жизнью, Камилла! – услышала я, едва только огонь факела Сигурда перестал мелькать вдали. – И снова риск был не оправдан!

Я понурила голову и забормотала что-то согласное, хотя на самом деле я не жалела ничуть – возможно, я рисковала, но невиновный человек получил шанс на новую жизнь. Да, я понимала, что Маркасу никогда не понять меня, но я хотела думать, что моя попытка… что это хотя бы в какой-то степени компенсирует мой долг перед погибшей девочкой Камиллой.

Асвейг, на рассвете встречая меня возле лекарни, уже привычным движением отправила прочь Маркаса, помогла прилечь на топчан и со вздохом поинтересовалась, есть ли шанс, что я буду вести себя, как леди, хотя бы до конца беременности. И я, проваливаясь в пелену сна, твёрдо ей это пообещала. Хватит с меня приключений.

Собственно говоря, так и получилось – я довольно равнодушно пережила волну гнева и досады лорда Свейна, который был до крайности опечален потерей такого козыря – каменоломни. А как он мог бы снисходительно меценатствовать, выпячивая своё превосходство. Конечно, папенька не был бы собой, если бы не взялся рьяно выискивать новое место, которое могло бы послужить для добычи камня. Но я отказалась в этом участвовать, мотивируя своим плохим самочувствием.

Если он и огорчился, то не подал вида, тем более что он получил некое утешение – часть земель Лейсхенов теперь по праву принадлежала Олвудам. Лорд Торрен продал её папеньке. И что-то подсказывает, что сделка эта была крайне сомнительна. Но у лорда Торрена произошла переоценка ценностей и жизненных устоев после того, как он потерял обоих сыновей.

Но и новость о том, что папенька снова обжулил кого-то, прошла мимо меня стороной, не затронув особо – я находилась в приятном коконе забот супруга, гуляла, наслаждалась наступившим летом и была так счастлива, что даже не дала себе за труд подумать, что ничто не бывает вечно. По подсчётам нашей травницы, до родов оставалось совсем немного времени, поэтому я увлечённо слушала рассказы Ранни о том, каким я была младенцем, когда я сделала первые шаги, какое первое слово произнесла. Кормилица квохтала возле меня, как наседка, приносила маленькую скамеечку для ног и помогала шнуровать обувь.

Теперь моё каждое утро начиналось с визита Асвейг в мои комнаты. Она осматривала меня, сетовала на то, что я так и не приобрела приятных округлостей нигде, кроме области живота, и говорила, что с малышкой всё в порядке.

- Ничего-ничего, - заботливо бормотала кормилица, - дай только срок, ты у нас станешь самой лучшей матерью на свете, а уж каким отцом будет лорд Маркас!

А наш будущий отец полностью взял на себя заботу о наших землях, отец только рад был, что нашёлся кто-то, кто занимается рутинными заботами вместо него. А наши новые земли требовали особого внимания, поскольку сельское хозяйство предгорных территорий Лейсхенов находилось в таком упадке, что даже не было способно прокормить то население, которое там проживало…

Гроза пришла, как всегда, внезапно. Уставший и какой-то весь замученный гонец на взмыленной лошади прискакал с письмом от моего брата Лейва. В письме было всего лишь несколько фраз: «Новая вспышка холеры, мы пытаемся бороться своими силами, но достанет ли их – неизвестно!».

Глава 38

Отец прочёл записку от сына и замер на мгновение, не веря в то, что было написано его Лейвом прыгающими и неровными буквами на огрызке листа бумаги с чернильными кляксами. Маркас, который бесцеремонно вырвал записку, быстро пробежал её ещё раз глазами, отрывисто велел накормить гонца и позаботиться о его лошади, а пока Маркас попросил рассказать то, что тому известно.

- Так, не слишком-то и много, - признался мужчина, смотря на Маркаса усталыми красными глазами. – Люди болеть стали, животом маяться. Но особо никто не взволновался, хоть и обращались к лекарям, травы пили исправно, в храм ходили. Но помогало не очень. Слыхал я, будто команда двух кораблей, что были пришвартованы в нашем порту, заболела, больше никто там не швартуется, но и тем кораблям велено оставаться на месте. Да и кто бы их принял, болезных? Не сегодня, так завтра паника у нас на севере будет, помяните мои слова. А что делать? Лекари говорят, что надобно сжигать трупы погибших, да только куда там! Разве ж кто из родных такое допустит? Лорд Белтейн говорит, что они держатся пока, но границы закрываются, все заразы страшатся…

Маркас кивнул, что всё понял, перевернул записку Лейва и что-то торопливо черкнул на ней, убежал во двор и вскоре мы услышали его отрывистые и резкие приказы о том, чтобы послали двух гонцов в столицу и в Дейтон.

Я в ужасе прикрыла глаза на мгновение – если всё так плохо, как я думаю, то Маркас прав – хлынувший поток беженцев не сможет остановить никто, кроме армии. Отец, который с трудом отошёл от шока и вновь обрёл возможность разговаривать, пробормотал:

- В прошлом году были слухи о том, что на побережье возле моря Бурь возникла вспышка холеры, но, мол, её быстро подавили после того, как выжгли пару поселений. Кто же знал, что она вернётся следующим летом? А мой сын? Как там Лейв? Быть может, он какое-то время проведёт у нас? Тут, в горах, жителей не так много, да и о болезни пока не слыхали…

- Милорд был здоров в то время, когда я покидал наши земли, - проговорил посланец. – Но его супруга слегла, её родители также не здоровы и лорд Лейв… он просил передать, что он останется с ними, не бросит жителей в такой момент…

Отец закрыл глаза, а я, с трудом подавив панику, вспоминала, что может спасти от холеры. В моё время она поддавалась лечению с помощью антибиотиков и солевого раствора. Боюсь, что при всём моём желании азитромицин синтезировать я не смогу… зато у нас нет проблем с чистой водой.

Отец, услышав такое, недовольно скривился, но промолчал – не мог же он во всеуслышание заявить, что простые жители – это ерунда, когда речь идёт о спасении собственной жизни. Зато были посланы гонцы во все стороны с предупреждениями о начале новой эпидемии.

Но больше всего лорд Свейн интересовался судьбой своих сыновей, разумеется. Ингвар, письмо от которого мы получили практически через пару дней, писал, что он со своей семьёй и домочадцами здоровы, но путешествовать сейчас – означает подвергать себя неоправданному риску, так что они переждут вспышку болезни в одном из небольших домиков неподалёку от границы с Аурелией.

На дорогах стояли кордоны – жалкие заслоны для тех, кто убегает с насиженных мест в поисках защиты от холеры. В тех местах, где дороги сужались до одного только моста, солдаты просто разрушали их, надеясь, что это позволит остановить заразу, не дать ей распространиться на другие территории. Но и это был не выход – все, кто мог передвигаться, спускались вниз, на дно ущелий, или перебирались через бурные реки в тщетной надежде выжить.