Я потому и уставилась в окно, будто увидела там что-то интересное. Хотя интересного там ничего не было – ветер качал верхушки деревьев да гонял по дороге охапки листьев. Прохожих на улице почти не осталось, а те, кто не успел укрыться от непогоды, спешили под крыши домов, или заведений с кричащими названиями вроде харчевен и трактиров.
Ничего такого, что могло бы привлечь моё внимание. Собственно, правильным было бы продолжить разговор с Хэмлином, потому что мы подошли к самому важному – вопросу о моём участии в жизни приюта. Но я не могла. Просто молчала и иногда украдкой посматривала на герцога. Он был невозмутим, точнее, хотел таковым казаться. На самом же деле, я чувствовала на себе его внимательный, изучающий взгляд. Он будто бы хотел заглянуть в мои мысли. Удивительно, но я бы не отказалась, позволь он и мне взглянуть на то, что происходит в его голове. Впрочем, ни он, ни я, такого сделать не могли, потому и довольствовались взглядами да путанными разговорами, которые вносили куда больше сумятицы, чем им было положено.
В какой момент всё изменилось? Я не поняла. Только почувствовала сильное жжение в груди и увидела быстрый взмах рукой, что сделал Хэмлин. Вокруг будто бы пузырь образовался – звуки стали глуше, да и очертания кареты несколько смазались. Хотя, возможно, дело всего лишь в том, что карета эта стала заваливаться на бок?
Что удивительно – я дожила до старости лет и ни разу не попала ни в одну аварию. А тут, на тебе! Уже в третий раз и, думается мне, что это ещё не предел.
Герцог схватил меня, прижал к себе так, что я и удара-то не почувствовала. Боли вовсе не было, только неудобство, но это вполне себе возможно пережить. Если бы не одно большое «но»…
Внутри меня что-то происходило. И у этого «что-то» было недоброе намерение.
Звуки вовсе пропали и в голове раздался уже знакомый шепелявый голос:
– У-у-убе-е-ей, испо-о-овни догофо-о-ор… И ты будеф-ф-ф сфобо-о-одна…
Про свободу, клякса, конечно, загнула. Чушь! Неужели после убийства кого бы то ни было, можно жить свободно? Даже если скрыться от блюстителей правопорядка, от себя-то скрыться не возможно!
По рукам Хэмлина, что лежали на моей пояснице, текло тепло. Но оно меня раздражало, как и его объятья в целом. Мне хотелось оказаться от него как можно дальше. Что? Именно об этом предупреждала меня настоящая Аннэт? Именно из-за этого мне стоило держаться от мужа подальше, чтобы не исполнить ненароком треклятый договор?
А голос всё жужжал и жужжал, словно назойливая муха, призывая меня совершить страшное злодеяние. Единственной опорой, за которую я могла держаться и не поддаться уговорам, были плечи человека, кого я и должна была лишить жизни. Наверное, со стороны ситуация выглядела довольно забавно, но мне смеяться не хотелось.
– У-у-убе-е-ей, – искушала клякса и внутри меня поднималось что-то тёмное, злое. Что-то, что было сильнее меня.
– Аннэт? – сквозь шум в ушах услышала обеспокоенный голос мужа.
С трудом посмотрела на него и прошептала упрямо, буквально по слогам, чтобы эта ненавистная клякса поняла уже – никакой договор я исполнять не намерена:
– Ни-ког-да!
На смену настойчивому шёпоту пришёл визг, настолько тонкий и противный, что я зажмурилась. Прикусила губу до боли, лишь бы хоть как-то отрезвить себя. Нет, никто, даже посредством глупого договора, не может заставить меня причинить вред другому человеку. Я не Аннэт, я Анна Степановна, положившая свою жизнь ради воспитания детей и на меня вся эта магия вовсе не действует.
Стон вырвался помимо воли, а после я с удвоенным упрямством прошептала:
– Нет! – и, кажется, провалилась в вязкую темноту. Где было не то чтобы приятно, но хотя бы тихо…
Глава 21-3
«А я предупреждала!» – шептала темнота.
«Предупреждала!» – вторило ей эхо.
«Зря не поверила…» – едва слышно произнесла темнота голосом настоящей Аннэт.
Я не видела её, не могла видеть ничего в этой тьме, но чётко себе представляла жуткую улыбку на девичьем лице.
Не желая больше находиться в этой темноте, я открыла глаза и увидела над собой высокий потрескавшийся потолок странного грязно-бежевого оттенка. Повернула голову и упёрлась взглядом в такие же грязно-бежевые стены. Трещин на них было даже больше, чем на потолке. Повернулась в другую сторону и немощь, одолевавшая моё тело и делавшее его каким-то чужим и неповоротливым, слетела с меня. На стуле, уронив голову на мерно вздымающуюся грудь, дремал Хэмлин. Руки его повисли, словно плети, немного отросшие волосы закрывали лицо, а костюм, некогда идеально выглаженный, выглядел так, будто его кто-то несколько раз пожевал, а потом выплюнул.
Он не проснулся ни когда я осторожно села на тихонько поскрипывающей кушетке, ни когда поднялась и подошла к нему.
Мне нужно было проверить…
Неужели Аннэт права и я не смогу находиться с ним рядом, без риска вскорости отправить муженька к прародителям?
Замерла в шаге от него. Боясь сделать лишний вздох. Даже глаза прикрыла для пущей концентрации.
Странно. Я не почувствовала ничего. В частности мне не захотелось найти что-то острое и всадить герцогу в грудь, в шею или ещё куда. Да и эмоции молчали. В моих мыслях царил полнейший штиль. Может быть, это работает как-то иначе? Вдруг контакт должен быть более тесным? Хотя, когда мы ехали к ресторану, Хэмлин даже умудрился потискать меня, но и тогда в меня не вселялась эта чертовщина, требуя крови.
Так что поменялось в тот миг, когда клякса потребовала исполнение договора?
Я бы ещё долго терзалась этими вопросами, если бы за спиной не скрипнула дверь. А после ко мне подбежал кто-то и цепко ухватил за ноги.
Хэмлин, конечно же проснулся. Поймав его взгляд, натянуто улыбнулась и обернулась чтобы посмотреть на того, кто так сильно прижимался ко мне. Каково же было моё удивление, когда я увидела малышку Аделию. Она выглядела так, будто бы долго плакали – глаза покраснели, нос распух, да и волосики растрепались, прилипнув к вискам.
Не заботясь о собственном состоянии, спешно подхватила её на руки и прижала к себе. Та уткнулась мне в плечо, пряча заплаканное лицо, и выдохнула с облегчением.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Хэмлин, разворачивая меня к себе и пытаясь забрать из моих рук девочку. Но куда там, её и клещами нельзя было оторвать, так крепко она держалась. Да и я отпускать Аделию не хотела. Ничего со мной не случится, а ей я сейчас нужна, сердцем чувствую.
– Всё хорошо, – отмахнулась от его волнения. А потом вспомнила всё, что произошло до потери сознания и посмотрела на мужчину другим взглядом. Пытаясь отыскать на его лице следы понимания. Но тщетно. Герцог умел носить непроницаемые маски – по его выражению сложно было судить об истинных чувствах и мыслях на мой счёт. Пришлось перевести тему: – Мы в приюте?
Хэмлин скривился так, будто напоминание о пристанище беспризорных детей, где и он сейчас находился, ему было не по нутру.
– В приюте. Ты не приходила в себя, а приют был куда ближе, чем поместье.
Кивнула, принимая его объяснения и переключила внимание на малышку, притихшую у меня на руках:
– Солнышко, ты почему плакала? Тебя кто-то обидел?
Аделия, не отрывая головы от моего плеча, покачала ей из стороны в сторону. На помощь малышке пришёл герцог:
– Она за тебя испугалась, старшие воспитанницы еле увели её от тебя.
Сердце запнулось, пропустив удар. Испугалась за меня… Бедняжка, как ей хочется ласки и тепла, что она привязывается к каждому, кто хоть немного проявиляет эти чувства по отношению к ней.
На глаза навернулись слёзы, да и голос подозрительно охрип, когда я провела по спинке малышки ладонью и произнесла:
– Это ты зря! Не нужно из-за меня плакать, я обещаю, что ничего со мной не случится.
Договорив фразу, поймала на себе задумчивый взгляд Хэмлина. В этот момент маска дала трещину и я увидела то, что и хотела увидеть и страшилась – он о чём-то догадался. Осталось понять, о чём именно.
