Княжна Екатерина Распутина (СИ) - Токарева Ольга "molishna"

Направив целительную энергию по израненному телу незнакомки, я сосредоточилась на очагах, грозивших неминуемой гибелью. В какой-то момент селянка пришла в сознание и, опершись на дрожащие локти, поползла к краю обрыва. Ее жуткое намерение пронзило меня словно кинжал.

— Еще чего надумала, — проворчала я, обрушивая на несостоявшуюся самоубийцу паралич конечностей и останавливая кровотечение.

— М-м-ма-ма-а, — закричала она, с хрипом закашлявшись, когда ребра встали на место. Срастить их было делом нехитрым.

Далее, скрупулезно, я проходила целительной силой по ее несчастному телу, рассеивая свежие и застарелые кровоподтеки. Когда последняя гематома растворилась, я осторожно перевернула девушку и замерла, едва сдерживая рвущийся наружу стон.

Лицо ее представляло собой сплошное багровое месиво, опухшие веки скрывали глаза, оставалось лишь гадать, что двигало ею в слепом стремлении к смерти. Синева и отек таяли прямо на глазах. Девушка очнулась и уставилась на меня расширенными от ужаса зрачками. С трудом я узнала в ней Глафиру — от прежней красы не осталось и следа. Словно безжалостный художник, одним грубым взмахом кисти стер лазурный блеск с ее глаз и солнечные блики с рыжих волос. Не забыл он и запятнать нежным мазком бархатную кожу, добавив десяток лет тяжкой жизни.

— Глаша⁈ — вырвалось у меня в потрясении.

— Княжична Екатерина-а-а, — простонала она и зашлась в рыданиях, сотрясавших ее хрупкое тело. Я вернула ей способность двигаться и, опустившись рядом, бережно положила ее голову себе на колени, давая волю выплеснуться горькой лавине отчаяния.

Роман Михаила и Глафиры оборвался, словно нить жемчуга, рассыпавшись по мостовой по возвращении из академии. В одночасье служанка исчезла из дома, а ее место заняла другая — тощая и угловатая, как обломок скалы. И это впечатление разделяла не только я. Михаил, словно разъяренный зверь, перевернул дом вверх дном, требуя от отца адрес Глаши, но в ответ услышал лишь эхо собственных криков. Как я узнала из обрывков чужих разговоров, девушка вышла замуж и слышать не желала ни о ком. Мужчины в таких обстоятельствах избирают два пути: одни бросаются в погоню за ускользнувшим счастьем, другие, осыпав проклятиями вчерашнюю возлюбленную, ищут забвения в объятиях другой. Михаил выбрал второй путь, или, скорее, его ловко подтолкнули к этому, заполнив разум ядовитой ложью. С тех пор о горничной я ничего не слышала, но о её семейном «счастье» можно было лишь догадываться, по ее желанию свести счеты с жизнью.

Когда иссяк поток слез, Глаша отстранилась, присев рядом со мной. Схватив подол платья, она было поднесла его к лицу, чтобы утереть мокрые щеки, но вид багровых пятен и приторный запах железа заставили ее руки задрожать, а нижнюю губу — судорожно дергаться. Крик застыл у нее в горле, готовый вырваться наружу, но я прервала зарождающуюся бурю отчаяния.

— Рассказывай, — велела я, хотя и так уже догадывалась обо всем.

Тяжело сглотнув ком в горле, Глафира бросила на меня взгляд, в котором плескалась лишь одна безысходность.

— А рассказывать-то особо и нечего, — начала она, осипшим голосом. — Петр Емельянович вызвал меня к себе в кабинет, да и объявил, что мужа мне сыскал. Григорий Евтухов, говорит, дом у него добротный, скотный двор большой, мать одна, так что будешь, мол, хозяйкой полноправной. Возразить я не посмела. Барин не поскупился, в приданое пятьдесят рублей отвалил, и в тот же день меня замуж отдали. С первых дней свекровь меня не взлюбила. И получилось, что я сменила хозяев. Заставляли они меня делать работу, как по дому, так и по хозяйству. Голодом не морили, но вынуждали смотреть, как сами едят колбасу и мясо. Мне косточки давали обглодать. Сперва, я конечно, хорохорилась не унижалась, а потом поняла, что сил нет ведра с водой таскать… — девушка замолчала, вздохнув продолжила. — Все бы ничего, но любил Григорий вместе с матерью стопочку другую пропустить. А когда хмелел, в него словно зверь вселялся. Кричал на меня, что порченная я ему досталась, что барского сыночка по ночам ублажала. Через время от ругани и криков перешел к побоям. Свекровь его не останавливала, порой мне казалось, что она ему нашептывает разные гадости, вот он по пьяне и срывает на мне злость. В один день так избил, что мне казалось на мне живого места нет. Набралась я храбрости и пришла в усадьбу к Соловьевым. Повезло Михаила увидеть и поговорить с ним. Да только и он меня прогнал, сказал, что я с другим мужиком спала, и боярскому сыну не пристойно с такими женщинами общаться. Вернулась я, а куда мне еще было податься. Месяца три назад узнала, что затяжелела, так обрадовалась, думала, что меня теперь бить не будут. Глупой была. Григорий как узнал так, словно в него бес вселился, все кричал, что это не его дитя, так бил и все по животу. Я пыталась ребеночка спасти, рукой живот прикрывала, да кой там, — Глафира замолкла, по ее щекам вновь заскользили дорожки слез, шмыгнув носом, она устремила взор на синею озерную гладь. — Когда поняла, что ребеночка потеряла, не вытерпела. Подумала столько мук терпеть и ждать когда меня убьют, лучше самой счеты с жизнью свести. Побежала к озеру, думала, сброшусь с обрыва, но не добежала, сознание потеряла, — словно очнувшись от наваждения, девушка провела по лицу рукой, замерла, затем нервно его ощупала, коснулась глаз, руки и замерла, боясь пошевелиться. — Как э… — пролепетала она едва слышно, страх заледенел у нее на языке, не давая словам обрести форму.

— А теперь слушай меня внимательно. Пред тобой расстилаются три дороги, и лишь тебе суждено выбрать одну. Первая: сейчас же поднимаешься, бредешь к обрыву и бросаешься в объятия темных вод. За этот поступок твоя душа навеки окажется в геенне огненной. Вторая: возвращаешься в лоно семьи мужа. Что уготовано тебе там, прекрасно известно. И третья: через два месяца я отправляюсь в академию, и мне нужна служанка. Поэтому ты идешь со мной. Но прежде я беру тебя в свой род, и ты должна будешь произнести клятву и закрепить ее кровью. Об остальном можешь не переживать, твой муж и слова побоится высказать княжне.

— Я бы и рада с вами пойти, только меня к Соловьевым не пустят, — пролепетала Глафира, потупив взор.

— И не надо нам к ним. Я лишь мимоходом забегу, чтобы переодеться, тебе одежду захватить и денег взять. В Вологде у меня свой дом, поживешь пока там.

Глафира, всегда казавшаяся мне девушкой смышленой, молниеносно ухватилась за протянутую соломинку спасения. Повторила за мной слова клятвы, и мы поспешили к усадьбе. Я переоделась, захватила чистую одежду Глафире. Она была такой худенькой, что, боюсь, мое платье ей будет велико. Схватив сумочку с деньгами, поспешила в музыкальный кабинет и предупредила учителей, что сегодня я не буду заниматься. Объяснять ничего не стала, много чести.

Удача сопутствовала нам в дороге: повстречавшийся селянин, направлявшийся на рынок в город, любезно согласился подвезти нас.

Акиловы с радостью восприняли появление новой представительницы рода Распутиных, но больше всех ликовал, кажется, Антошка. Он тут же потянулся на руки к Глаше и заливисто рассмеялся, демонстрируя нам ряд зубов. Мы дружно поддержали его радостный смех, переглянулись с Глашей. Я моргнула, молчаливо давая ей понять, что ее беды уже позади.

Я оставила Марьюшке деньги с наказом приобрести все необходимое для Глафиры. Тяжело было покидать дом, где тебе так рады, но, обуздав чувства, я со всеми тепло распрощалась и, наняв такси, отбыла в усадьбу Соловьевых.

В усадьбу Соловьевых я прибыла, когда вечер уже окутывал землю сумеречной дымкой. Расплатившись с таксистом, я вихрем пронеслась по сонным тропкам сада, словно тень, стараясь не привлекать внимания. Добравшись до своей комнаты, я облегчённо выдохнула, словно скинула тяжкий груз. Сбросив туфли, я потянулась к пуговицам плаща, и пока мои пальцы расстёгивали их, мысли роем кружились вокруг прошедшего дня.

Глафира всегда вызывала у меня симпатию. Пусть порой в ней мелькала лисья хитринка, но эта хитрость, как правило, была направлена лишь на увальня Михаила. Теперь у меня есть горничная, и больше не нужно ломать голову, где ее искать! Я понимала, что в столице можно было бы нанять служанку, но она осталась бы для меня чужаком, а кто знает, какие тайны она скрывает в своей душе. С Глашей же мы знакомы с самого первого дня, когда моя душа нашла приют в теле Катерины. Теперь осталось только дождаться возвращения Хромуса. Как всегда, когда он больше всего нужен, его вечно отвлекают какие-то дела… И неважно, что дела эти, по сути, мои! Просто он мне нужен, и всё тут!