Двадцать два несчастья 2 (СИ) - Сугралинов Данияр

В любое другое время я бы подумал, что девушка — изрядная фантазерка, но не сейчас. Сейчас я ей верил. Потому что своими руками залезал ей в черепную коробку. И травма была именно такой: от удара головой о стойку, руль или лобовое стекло. А это значит, что и подушка безопасности не сработала.

«А ты на кого-то думаешь?» — спросил я.

«Нет».

«А как считаешь, за что тебя могут хотеть убить? Деньги отца?»

«Нет. У меня есть старший брат. Ему все достанется».

«А что тогда?»

«Деньги дедушки. Он же мне все завещал».

«А брату что же?»

«Брат от первого брака отца. Сводный. А дедушка — мой только. Мамин папа».

«Погоди… А Ильнур Хусаинов… он же твой отец?»

«Да, он мой отец», — написала Лейла.

Но не успел я удивиться отсутствию логики в поведении Хусаинова, как она добавила:

«Но он мне не родной».

«Понятно. Держись там, я постараюсь разобраться. Какая-то фигня происходит».

«Хорошо», — на удивление покладисто ответила Лейла.

«А сейчас выключай телефон и ложись поспи. Тебе нельзя напрягаться. А то будешь пускающим слюну овощем. Я зря старался».

«Ты меня пугаешь!»

«Пугаю. А куда деваться, раз ты недисциплинированная такая пациентка оказалась».

«Я больше не буду! » — Следом косяком шли разные эмодзи, от которых я вздрогнул: сердечки и плюшевые мишки.

Хмыкнув, я написал:

«Только переписку нашу потри».

«Окей!» — бодро ответила девушка и отключилась.

А я задумался.

Когда она сначала поливала меня обвинениями, я воспринял это как обычную истерику избалованной девицы, у которой скачут эмоции. Но в голосовом сообщении я увидел другое: голос Лейлы был слабым, а агрессия сменилась испугом. Она поделилась со мной, чужим человеком, откровенностью, и это было объяснимо.

Тяжелая черепно-мозговая травма нарушает работу префронтальной коры, отвечающей за контроль эмоций. Человек после комы реагирует импульсивно, постоянно переключается между злостью, страхом и потребностью в опоре. Поэтому, и я в этом уверен, ее «ты хотел меня убить» относилось не ко мне лично. Скорее всего, это был крик о помощи девушки, у которой рухнул весь ее безопасный и комфортный мир.

А я в ее глазах стал единственным, кто не заинтересован в ее смерти. Ведь между пациентом и доктором возникает особая интимность, и поэтому, к концу переписки, когда она выдохлась физически, из нее полились откровенные переживания и страхи.

И тут последний фрагмент паззла встал на свое место.

Я выдохнул, а потом снова набрал полную грудь, потому что прозрел.

Если на Лейлу было столько покушений… то и к нам она попала неслучайно! Как неслучайно и то, что Харитонов так легко допустил меня к операции. Меня! При двух действующих нейрохирургах! И Рубинштейн… Ох, не зря они меня поставили — сто пудов надеялись, что я добью девчушку! И перед этим какую подготовку провели — три мертвых пациента на одного Серегу повесили, чтоб уж наверняка. Вот только…

Я мрачно усмехнулся. Да уж, поломал им все планы. А теперь они ломают мне жизнь. И Хусаинову на самом деле плевать на падчерицу.

Нет, братцы, не на того напали.

Допив «Боржоми», я встал и вышел из ресторана.

Поежился от свежести после уюта «Хинкальной», поднял воротник куртки, засунул руки в карманы.

Надо возвращаться в Казань. Здесь мне больше делать нечего — все, за чем приехал, либо получил, либо потерял навсегда.

А вот там… Там у меня еще много дел.

А еще, похоже, помимо Танюхи и Валеры, у меня появилась новая подопечная, которую нужно спасать.

Самолеты, поезда и междугородние автобусы были для меня исключены. Береженного бог бережет. Оставался только тот же путь, каким я добрался до Москвы, — автостоп.

Поэтому я направился к ближайшей станции метро. По пути достал телефон и полистал несколько форумов. Как добраться до Казани? Ага, метро «Щелковская» или «Первомайская», потом автобус за МКАД, и там уже ловить попутки на М7.

По дороге наткнулся на магазин здорового питания. Зашел из интереса, но взял только «зожные» конфеты для Танюхи и ее Степки: на базе смеси орехов, фруктов и темного шоколада без сахара. Как гостинец, да и в знак благодарности, что присмотрели за Валерой.

Спустившись в метро, я, проходя сквозь турникет, ощутил знакомый запах подземки, и эскалатор плавно потащил меня вниз, мимо рекламных плакатов, которые мелькали один за другим. Некоторое время я развлекался, выискивая что-нибудь странное в рекламе. Ну мало ли, вдруг мне все это просто снится? Или я попал на альтернативную Землю? Но нет, все было в порядке, как обычно.

Когда прибыл поезд, я вошел в вагон, забитый процентов на семьдесят. Все сидячие места были заняты. Я протиснулся чуть вглубь и занял место над каким-то спящим мужиком.

Рядом со мной стояла девушка лет двадцати пяти в белых беспроводных наушниках, уткнувшаяся в экран телефона. Она отрешенно скроллила ленту. Чуть дальше мужчина средних лет в мятом деловом костюме держался за поручень одной рукой, покачиваясь в такт движению поезда, а другой листал что-то в смартфоне, причем его лицо выражало какое-то тихое раздражение, словно весь день прошел не так, как ему хотелось. У окна сидела пожилая женщина с огромной цветастой хозяйственной сумкой на коленях. Двое подростков в спортивных куртках негромко переговаривались между собой, изредка смеясь над чем-то, а напротив них молодая мать с утомленным лицом пыталась успокоить капризничающего малыша лет трех, укачивая его на руках.

Станции сменяли одна другую, люди выходили и входили, и я уже начал мысленно прикидывать планы, когда заметил мужчину у противоположной двери. Лет пятидесяти, может, чуть больше, с неухоженной щетиной, в потертой камуфляжной куртке и штанах, с нездоровым землистым оттенком лица и выступившими на лбу влажными каплями пота.

Он стоял, ссутулившись и наклонив голову. Одной рукой сжимал поручень с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Дышал он часто, но тяжело, с трудом, словно каждый вдох давался с усилием, а губы были слегка синюшными.

Остальные пассажиры, судя по всему, решили, что он просто пьяный. Девушка рядом демонстративно отодвинулась, сморщив нос, мужчина в костюме бросил брезгливый взгляд и отвернулся. Никто не собирался вмешиваться или просто не замечал.

Но я увидел другое. И, будто услышав мои тревожные мысли, проснулась Система и вывела перед глазами бледным, едва различимым текстом:

Диагностика завершена.

Основные показатели: температура 36,2 °C, ЧСС 118, АД 92/58, ЧДД 28.

Обнаружены аномалии:

— Острый инфаркт миокарда (передняя стенка левого желудочка).

— Кардиогенный шок (начальная стадия).

— Гипоксия (критическая).

Текст тут же погас, словно Система выжала из себя последние крохи энергии и снова ушла в спящий режим. Но мне хватило и этого, подтверждение только укрепило мою уверенность в том, что действовать нужно немедленно.

Я шагнул вперед, протискиваясь сквозь плотно стоящих пассажиров, которые недовольно расступались, и подошел к мужчине. Заглянул в лицо, пытаясь установить контакт.

— Вам плохо? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

Мужчина с трудом поднял на меня мутный взгляд, попытался что-то сказать, но вместо слов издал только хрип. Рука его соскользнула с поручня, он начал заваливаться набок, и мне пришлось перехватить его.

— Человеку плохо! — громко сказал я, оборачиваясь к остальным пассажирам. — Помогите, пожалуйста!

Несколько человек повернули головы, но никто не двинулся с места. Типичная апатия, проявляющаяся в нежелании вмешиваться, в страхе перед лишними проблемами, в привычке проходить мимо.

Так, нужно обращаться лично, иначе ничего не добьюсь. С толпой иначе нельзя, у толпы должны быть имя, фамилия и персональная ответственность.