Былые - Кэтлинг Брайан

Раввин не дожидался ответа. Кивнул одному из своих присматривать за Гектором, пока сам поспешил за кулисы.

Следующая песня была о забытой матери, оставшейся на родине: исполнитель чувствовал и выжимал жизнь из каждого слова, стоя под кактусом из папье-маше, который отбрасывал на сцену заметную тень. Гектор влюбился — это было нелепо, просто-таки «Краммлс и компания» [15] в масштабе и движении. Оживший Диккенс, но и при этом совершенно еврейский, искрящийся в бесцветной тайной громаде Уайтчепела. Он затерялся в изумлении. И не замечал больше никого, пока актеры накатывали на сцену и отливали обратно.

— Видать, понравилось тебе, — сказал Солли уже из кресла по соседству.

— Да, это чудо.

— Но мертвое.

Гектор обернулся всем телом.

— Что?

— Они уже на грани, умирают. Маловато осталось старых племен. Раньше народ набивался до отказа. Как-то раз было больше трех тыщ. Спектакли ставить не успевали. А теперь хорошо если хоть первые ряды заняты, — Солли едко рассмеялся. — Даже речь уходит.

— Идиш? — спросил Гектор.

— Да. Наши кости, связки, что держат нас вместе, держат здесь.

Гектор кивнул.

— Знаешь идиш? — спросил Солли.

— Нет, только иврит, арамейский и малость древнеперсидский после эпохи Ахеменидов.

Солли одновременно шмыгнул и пожал плечами; он уже наговорился.

— Тебя ждут за сценой, — сказал он резко и был таков, исчезнув в конце прохода. Не успел Гектор и дух перевести. Он нехотя поднялся с кресла, мирясь с раздражением молодого человека, и направился за ним через зал к боковому входу, за сцену.

Там было еще сумбурней. В узких проходах врезались и толкались группы исполнителей и неистовых костюмеров. Приглушенно шумящее закулисье чуть ли не перекрикивало номер на сцене. Слава богу, публика по «вечерам» бывала еще громче.

Гектора пихали, зажали между стайкой теноров и рядом храмовых танцовщиц, мазнувших нательным гримом по его темно-серому пальто. Пара девушек вскинули свои страусовые ресницы, улыбнулись и подмигнули «пожилому джентльмену». Гектор пригладил волосы и улыбнулся им сквозь тридцать лет.

— Сюда, — сказал Солли и силой направил Гектора вдогон за очередной стайкой высоких гибких мужчин, выходивших со сцены. Эти были одеты в ковбоев — в широкие белые куртки с обильной длинной бахромой, болтавшейся с рукавов. Шляпы с высокой тульей делали их еще огромнее. Они жестикулировали, лихорадочно раскраснелись и проплыли мимо, смеющиеся и безмерные. Гектор поднял глаза на их потные лица и преувеличенный грим, отвернулся, затем быстро оглянулся. Под толстой бело-розовой краской он признал в шестом певце улыбающийся лик Николаса — Былого вдали от закрытых и подавленных коридоров Бедлама.

С решительностью, граничащей с грубостью, Солли потащил обоих в маленькую гримерку рядом с вечно шумящим туалетом. Внутри Николас снял белый стетсон и растрепал безукоризненные волосы.

— Удивил я вас, профессор? — спросил он.

— Я ошеломлен, Николас, — ответил тот быстро, прибавляя: — Всем сразу, но больше всего изумлен, что ты здесь играешь.

— Вообще-то пою, — просиял ангел, как будто все еще светящийся после софитов — его белый костюм ослеплял каштановый воздух темного закулисья.

— Он пришел тебя предупредить и взять на дело, — сказал Солли из туч тяжелого сигарного дыма.

Гектор забеспокоился и перевел внимание на самого неправдоподобного ковбоя в мире.

— Приходили люди, особенно один… как ты его назвал, Соломон?

— Штык дрек [16], — сказал Солли, поморщившись из-за своего настоящего имени.

— Штык дрек, еще какой, — сказал Николас. — Он приходил в Бетлем, расспрашивал о тебе — когда ты посещал, с кем разговаривал и тому подобное. Затем разговаривал со мной и Хайми.

Гектор быстро бросил взгляд на Солли.

— Его зовут Комптон, — продолжил Николас.

— Что ты ему сказал? — спросил Гектор, чувствуя, как из-под ног уходит земля.

— Сказал, что мы долго проговорили о моем старике и кошках.

Выражение Гектора расслабилось.

— Посоветовал ему пообщаться с мистером Уэйном. Чем он и занимался следующие три часа.

За своей нервозностью Гектор начал посмеиваться.

— Затем он беседовал с Хайми. Пытался угрожать, чтобы тот ответил, где ты.

Гектор снова отрезвел, а Солли стал серьезнее, опаснее и коварнее.

— И что ответил Хайми? — спросил Гектор.

— А, да послал его в жопу.

Когда все отсмеялись, Николас продолжил.

— Еще одно. Не знаю, хорошее или плохое. Поговорив с нами, он говорил и с врачами, и люди подслушали, что один сказал ему отправиться в Нетли и встретиться с доктором Ходжесом.

— Хеджесом, — поправил Гектор, после чего неприлично захихикал. Остальные уставились на него.

— Что тут смешного? — грубо поинтересовался Солли.

Гектору было трудно выдавить слова. Наконец он проговорил: «Комптон и Хеджес», — зашипев на «Хеджесе».

Взглянул на сердитое непонимание Солли.

— Тебе бы понравился Хеджес, Солли, он человек в твоем духе. А на расспросы Комптона он даст и ответы в твоем духе.

— Почему ты хотел меня видеть? — вопрос прозвучал уже много позже, когда Николас смыл грим и переоделся в обычную одежду.

— Поговорим на лодке, — ответил Николас со странной отрешенностью.

— Лодке? — переспросил Гектор с нервной запинкой.

— Мы возвращаемся в Ламбет по выпивке, — сказал Солли.

— Выпивке?

— Воде, реке, Батеньке Темзе, — сказал Солли, получавший некоторое удовольствие от беспокойства Гектора. — Да будет волноваться, поедете с Патриархом, он лодочник что надо, лоцман на Темзе. Он забирает вас в Шедуэлле.

Гектор старался не позеленеть из-за этакой перспективы. Воспоминания о качающемся баркасе и вертикальной лестнице на острове Спайк бередили и расклевывали его спокойную уверенность и растущее любопытство. Темза куда спокойнее моря, думал он. Лестницы на берегу не такие высокие. Николас обернулся и без улыбки посмотрел на них. Пора было выходить.

Снаружи, вдали от музыки и огней рампы, мир потемнел и стал холоднее пуще прежнего. Неуверенными порывами падал снег, а солнце скрылось за невыпавшими тоннами темно-серых туч. Странная компания прошла восточные предместья наискосок. Придерживала шляпы и шарфы против наступающего холода и взглядов незнакомцев. Среди предводителей наблюдалось соперничество. Солли метался, пунктирил путь через задымленные улицы, запруженные промышленным дорожным движением. Останавливался и срывался с места, вечно оглядываясь, чтобы удостовериться в безопасности своего подопечного. Николас же скользил вперед, не замечая ничего и никого. Он бы дошел до лодки и с завязанными глазами. Гектор никогда еще не видел его таким. Это завораживало и пугало. Когда они добрались до Шедуэлла, снег уже падал ровно, заживо глотая шум города. Они остановились у обветшавшей деревянной двери с надписью «Моисей Кесслер, лоцман», жирно выведенной зеленой краской. Солли нырнул внутрь, остальные последовали за ним на обтекающую деревянную дорожку, бегущую между просмоленными складами и поворачивающую на широкий прочный причал.

— Пирс Кесслера, — гордо объявил Солли.

От пирса твердым и мускулистым простором задумчивой воды растянулась Темза. Вонючий и уходящий свет придавал ей пропорции презрительного безразличия. Один из людей Солли залез за толстый брезент и вытащил маленький помятый рожок, висевший там на коричневой лямке. Протер мундштук своим шерстяным шарфом, приложил к губам и послал над водой несколько нестройных воплей.

Через пару минут вдоль пирса двинулась смурая тень. Паровой катер был слажен для бесконечной суровой службы и нисколько не напоминал о фальшивом обреченном веселье пассажирского баркаса, на котором Гектор уже пугался ранее. Назывался катер «Кромвель».

Люди Солли взялись за веревки, и, пока остальные сходили на просмоленную палубу и озирались, перед ними внезапно появился человек, зажигавший парафиновую лампу.