Латор подошел к нему и, к всеобщему удивлению, протянул руку, помогая удержаться на ногах.
— Ты сражался достойно, кузен, — произнес он достаточно громко, чтобы его слышала вся арена. — За это я сохраняю тебе жизнь и честь.
Кассиан принял помощь — в мире драконов отказ от такого жеста был бы равносилен признанию полной никчемности. Он выпрямился, насколько позволяли раны, и произнес формальные слова признания поражения:
— Победа твоя, Латор Авельтан. Я отступаю от всех притязаний на союз с носительницей дара Радналов.
По арене пронесся одобрительный гул — драконы ценили соблюдение древних ритуалов даже больше, чем саму победу. Я почувствовала, как рука Тиара сжала мою еще крепче. Его пальцы были ледяными, а лицо застыло в маске отчаяния.
— Все кончено, — прошептал он. — Он победил.
Толпа начала медленно расходиться. Драконы покидали арену с церемониальной размеренностью, словно древний ритуал, частью которого они только что стали, требовал сохранения достоинства до последнего момента. Магический барьер, защищавший нашу наблюдательную площадку, растворился в воздухе, оставив после себя лишь легкий запах озона.
— Нам нужно спуститься, — сказал Дион, указывая на узкую тропинку, ведущую к арене. — Победитель имеет право незамедлительно огласить свои условия.
Тиар все еще держал мою руку, и его пальцы были такими холодными, что казалось, в них не осталось ни капли крови. Он смотрел вперед невидящим взглядом человека, перенесшего тяжелую утрату.
— Я иду с тобой, — тихо сказал он.
— Я не уверен, что это разумно, — начал архимаг, но я его перебила:
— Пусть идет.
Дион покачал головой, но спорить не стал. Мы спустились по тропе, огибавшей западный склон арены. Воздух все еще был насыщен запахом горелого камня и остаточной драконьей магией — воздушные потоки вокруг нас казались странно плотными, словно сопротивлялись нашему продвижению.
Когда мы вышли на арену, там оставались лишь немногие — старейшины кланов, несколько свидетелей из числа наиболее влиятельных драконов и, конечно, сами участники поединка. Кассиан, все еще ослабленный, сидел на каменной скамье, над ним хлопотал драконий целитель, прикладывая к ранам мерцающие кристаллы с лечебными свойствами.
Латор стоял в центре арены, у самого края черного круга. Его тело было покрыто уже заживающими ранами, превратившимися в розоватые рубцы — драконья регенерация работала с поразительной скоростью. Волосы, выбившиеся из хвоста во время боя, трепал легкий ветер, создавая вокруг головы нечто вроде темного ореола. Символично.
Когда я вступила в пределы арены, Латор медленно повернулся, и его глаза, все еще сохраняющие часть драконьей вертикальности зрачков, встретились с моими. Я ожидала увидеть в них холодное торжество победителя, но вместо этого в глубине его взгляда мелькнуло нечто, похожее на облегчение, смешанное с болью.
— Лиралин из рода Радналов, — обратился он ко мне, используя мое истинное имя и формальное обращение, предписанное древними традициями. — Подойди.
Я заставила себя двигаться вперед. Каждый шаг давался с трудом, словно ноги сопротивлялись, отказываясь нести меня туда, где я перестану принадлежать самой себе. Тиар попытался последовать за мной, но Дион удержал его за плечо.
Когда я остановилась перед Латором, между нами было не больше двух шагов. Так близко, что я могла ощутить жар его тела, словно бой разбудил в нем внутреннее пламя, которое еще не успело утихнуть.
— По праву победителя в священном поединке, — начал он, и его голос звучал низко, с драконьими обертонами, отражавшимися от стен амфитеатра, — я объявляю союз между тобой и Кассианом Авельтаном недействительным и не имеющим силы.
Старейшина кивнул, подтверждая законность заявления. Я не осмелилась оглянуться на Кассиана — не хотела видеть его лицо в этот момент.
— В соответствии с древним правом, — продолжил Латор, — я предъявляю мое требование. — Он сделал паузу, и на мгновение мне показалось, что в его глазах мелькнуло сомнение, но это длилось не дольше удара сердца. — Ты станешь моей женой, соединившись со мной узами истинного драконьего брака, скрепленного кровью и огнем.
По арене пронесся одобрительный шепот драконов. В их культуре брак "по крови и огню" считался высшей формой союза, подразумевающей не просто формальные отношения, но полное слияние судеб. Ну вот и все.
— А если я откажусь? — спросила я, хотя и знала ответ.
Лицо Латора на мгновение застыло, словно мой вопрос причинил ему физическую боль.
— Тогда, — произнес он жестко, — я использую право победителя и древние законы, чтобы уничтожить все, что тебе дорого. — Он сделал шаг вперед, сокращая расстояние между нами. — Твой бизнес, твое положение в обществе, безопасность твоей семьи... даже судьба тех, кто осмелился бросить мне вызов из-за тебя.
Его взгляд на мгновение скользнул в сторону Тиара, и я увидела, как в глазах дракона вспыхнул огонь плохо сдерживаемой ревности.
Чертов собственник.
Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Мой разум лихорадочно искал выход, какой-нибудь третий вариант, но я знала, что его нет. Не в мире драконов, где древние законы имели силу, превосходящую любые человеческие соображения.
— Я согласна, — сказала я наконец. — Я стану твоей женой. Но у меня есть условия.
По толпе прокатился удивленный шепот. Судя по реакции драконов, немногие осмеливались ставить условия победителю священного поединка.
Латор приподнял бровь, на его губах появилась тень улыбки — не торжествующей, скорее, уважительной:
— Условия? Я слушаю.
— Во-первых, я сохраняю полный контроль над "Вторым дыханием", — начала я, стараясь говорить твердо. — Моя работа с артефактами продолжится без каких-либо ограничений.
— Второе?
— Гарантии безопасности для моей семьи. — Я не отводила взгляд, хотя это стоило мне немалых усилий. — Род Радналов останется под защитой закона и не пострадает от этого союза.
Латор кивнул:
— Это разумные условия, которые я принимаю. Что еще?
Я сделала глубокий вдох:
— И третье: безопасность Тиара. Он останется управляющим "Вторым дыханием" и сохранит свое положение и привилегии.
На этот раз реакция Латора была мгновенной и ярко выраженной. Низкое рычание вырвалось из его горла, и по его коже на мгновение прошла рябь, словно он с трудом сдерживал трансформацию.
