Системный Кузнец. Трилогия (СИ) - Мечников Ярослав

Кузнец повернул голову, ещё раз внимательно оглядел меня с ног до головы.

– Бледный как поганка, – проворчал Гуннар. – Глаза красные. Как бы не откинулся ты, щенок.

Верзила произнёс это жёстко, но в словах промелькнуло и что‑то другое – отеческая забота. А может, просто хотелось, чтобы рядом был кто‑то, кто мог бы помочь, если вдруг станет совсем худо, и я выдавал желаемое за действительное.

Думал обо всём этом, но не мог произнести ни слова. Да и что тут, собственно, скажешь?

Старик тяжело вздохнул, с грохотом положил на наковальню обломок шестерни.

– Ох‑хо‑хо… Все планы коту под хвост, – вырвалось у него с досадой. Кузнец потёр переносицу. – Ладно, чего ныть, лучше все равно не станет… К Ориану тебе надо.

При упоминании имени меня передёрнуло.

– Поговорю с этим прохвостом, – продолжил Гуннар. – Авось чем и поможет. Эти алхимики, они ж с духами водятся – что они там вытворяют, одним духам и известно. Быстро на ноги поставит – глядишь, к обеду уже работать сможешь. Я сам свидетелем был, как этот мужик людей с того света вытаскивал прям на глазах. Вот помирает человек от горячки – а вот уже через час идёт и курам головы рубит. – Старик хмыкнул, то ли восхищаясь, то ли презирая. – Пошли.

Махнул своей огромной лапой в сторону двери – резко, не терпя возражений.

Алхимик Ориан.

От одного имени жар сменился ледяным холодом. Первобытный страх мальчишки перед этим человеком нахлынул с новой силой. В памяти всплыл образ: бездонные глаза, в которых не было ничего, кроме холодного презрения.

Но Гуннар уже решил – кузнец подошёл вплотную, тень накрыла целиком. Массивная ладонь опустилась на плечо, и он грубо и без церемоний рванул меня вверх.

– Не раскисай, размазня! Пошли, говорят тебе! – прорычал мужчина и, не дожидаясь ответа, поволок к выходу из кузни.

Хватка как железные клещи. Ноги подкашивались, и я почти висел на его руке.

– Мастер… – вырвалось почти беззвучно.

Гуннар замер, не оборачиваясь. Я бросил взгляд на ведро с водой, которое принёс.

– Можно попью сперва?

Мужик напрягся, секунду помолчал, затем недовольно хрюкнул, и хватка слегка ослабла.

– Давай уже, – бросил через плечо.

Высвободился и рухнул на колени рядом с ведром. Наклонился и, зачерпывая воду ладонями, начал жадно пить. Ледяная вода обожгла потрескавшиеся губы и горло, но это была приятная боль – она гасила внутренний пожар, растекаясь по пищеводу прохладой. Я пил и не мог напиться, чувствуя, как сознание проясняется, а туман в голове расступается. Понимал, что ледяная вода в таком состоянии может сделать только хуже, но жажда была мучительной

Гуннар ждал у двери, всем видом излучая нетерпение. Постукивал носком тяжёлого сапога по земляному полу и скрестил на груди массивные руки.

Казалось, прошла вечность, прежде чем насытился до отказа, почти захлёбываясь. Ополоснул лицо, пытаясь унять жар, который забился под кожу. Затем опустил руки на холодную землю и секунд десять просто дышал, пытаясь удержать ускользающее сознание.

Кузнец за спиной сделал несколько тяжёлых шагов в мою сторону.

– Ну давай, пошли уже, щегол. Совсем тебе худо, – пророкотал его бас.

Ещё несколько шагов, и тёплые руки подхватили меня под мышки, рывком ставя на ноги. Мир закружился каруселью, голова завертелась так сильно, что вцепился в кожаный фартук старика, уверенный, что потеряю сознание.

Дальнейший путь был как в бреду – Гуннар почти тащил меня, обхватив ручищей за плечи, и вёл вверх по склону. Я глядел перед собой на разбитую дорогу главной деревенской улицы, но не видел её. Все звуки: скрип телеги, лай собаки, чей‑то окрик – доносились откуда‑то издалека, как из другого мира.

Перед глазами вспыхивали и исчезали картинки, обрывки чужих и своих жизней. Детский смех на даче, крик женщины в горящем здании, тихий плач мальчика в пустой лачуге после смерти матери. Я не понимал, кто издаёт эти звуки. Там были воспоминания меня – взрослого мужчины, который прожил целую жизнь. И тут же – образы совсем неведомых людей, лица которых никогда не видел. Даже показалось, что видел силуэты каких‑то нечеловеческих существ.

«Бред… Галлюцинации,» – успел отметить, прежде чем растворился в лихорадочном тумане.

Следующее, что услышал – резкий стук металла о дерево. Настойчивый и очень громкий. Затем – скрип тяжёлой двери. Голоса говоривших были где‑то совсем далеко, как будто доносились со дна колодца. А потом я открыл глаза, уже лёжа на чём‑то мягком.

В комнате было светло. Золотистый свет от нескольких масляных ламп смешивался с серым дневным светом, пробивающимся сквозь маленькие окна. Пахло сушёными травами – горьковатый аромат, похожий на те отвары, что мама давала в детстве от простуды.

Мама…

Чья мама? Кая, потерянная в этом жестоком мире? Или моя, оставшаяся в другом, сгоревшем дотла? Всё смешалось. В этот момент потерялась связь с тем, кто я есть на самом деле. Был ли Димой, попавшим в чужое тело, или Каем, которому снился странный сон о другой жизни?

И тут появилось лицо – смуглое, с широкими скулами и приплюснутым носом, как у старого боксёра. А глаза пугали до чертиков – в них, казалось, не было зрачков, только два чёрных провала, затягивающих в себя весь свет.

Конечно, это Ориан. Просто видел его словно впервые… Я ведь и видел его впервые – не Кай, а я – Дима.

– Мама… мама… – вырвалось у меня шёпотом, словами, которыми не мог управлять. Говорило не моё сознание, а бессознательное напуганного до смерти Кая, а я был наблюдателем, запертым в теле.

– Ну, чего это с ним, Ориан⁈ – послышался знакомый бас Гуннара. Вцепился в это имя, как утопающий за спасательный круг. Это Гуннар, я в деревне, я в кузнице… Нет, не в кузнице. Цеплялся за обрывки реальности, чтобы окончательно не раствориться в забытьи. – Помочь сможешь? Что‑то он совсем плох.

Ориан не ответил, продолжая глядеть мне в глаза. Показалось, что мужчина видит не просто лихорадку и бред, но видит саму суть – трещину в душе. И за этой трещиной алхимик увидел меня – чужака, занявшего это тело.

Было заметно, как уголок губ мужчины дрогнул, складываясь в коварную улыбку.

А может, это просто бред, так же, как и всё остальное. Может быть, я просто сплю – сейчас проснусь в своей квартире на Щелковской, за окном будет шуметь город, и всё это окажется кошмаром. В голове бились глупые мысли.

Ориан медленно выдохнул.

– Да. Помогу, кузнец, – сказал ровным голосом.

– Какова плата? – с недоверием спросил Гуннар.

– Сочтёмся, кузнец. Сочтёмся, – как змея, прошипел алхимик.

И в этот момент воспалённый мозг не выдержал – образ змеи материализовался. Голова человека на моих глазах начала вытягиваться, искажаться, покрываться чешуёй. Лицо Ориана превратилось в голову огромной анаконды, и из пасти, щёлкнув, высунулся длинный раздвоенный язык. Он тянулся, извиваясь в воздухе – кошмарный сон стал явью.

Я забился на койке, пытаясь отползти, уйти от этой страшной картины.

– Нет! Нет! Нет! – кричал, но из горла вырывался лишь сдавленный сип. – Убери!

– Тихо, тихо… – голос Ориана был спокойным. Мужчина, который снова превратился в человека, держал сухую ладонь у меня на лбу. – Это просто лихорадка. Сейчас дам тебе отвар, щенок, и всё пройдёт.

Алхимик, не убирая руки, обернулся куда‑то в сторону. Гуннара не видел, но знал, что тот ещё в комнате – тяжёлое дыхание старика было слышно даже сквозь гул в ушах.

– Оставь нас. Зайдёшь за ним вечером, – сказал Ориан строго. – Как только солнце скроется за Драконьими Зубами, твой подмастерье встанет на ноги. Даю тебе слово.

Мужчина говорил с такой уверенностью, будто речь шла не о болезни, а о починке сломанного инструмента.

– Ладно, – с глухой досадой проворчал Гуннар где‑то в другом конце комнаты. Было слышно, как старик переминается с ноги на ногу, явно не желая оставлять меня здесь. – Но если помрёт, лично тебе голову откручу, гниль ты болотная.

– Не сомневаюсь, кузнец. Нисколько не сомневаюсь, – с наслаждением проговорил алхимик, смакуя каждый слог.