– Проходи, присаживайся! – Марта уже пододвигала табурет к столу. – Налить тебе отвару из шиповника и чабреца? Детки души в нём не чают, и тебе тоже понравится! Ой, какой ты нарядный! Одежда чистая, новая! Настоящий мастер! – восхищалась женщина, перепрыгивая с темы на тему.
– Ну‑ну, Марта, сядь, – хрипло рассмеялся Свен. – Дай гостю вздохнуть.
Мужик указал на табурет. Я сел, оперев локоть на стол, и лёгкая улыбка сама собой появилась на лице.
– Рад, что вам уже лучше, мастер Свен, – сказал ему скромно.
– То ли ещё будет, – просто ответил мне, пристально глядя. – Значит, уезжаешь?
В голосе прозвучала лёгкая тоска.
– А вы? – спросил с нескрываемым недоумением. – Разве вы не уезжаете? Здесь же опасно… того и гляди, снова беда придёт. Уж вам‑то не знать…
Я не мог поверить, что мужчина остаётся – просто не укладывалось в голове.
Тот тяжело вздохнул и посмотрел на свою жену.
– Мы тут… покумекали, да так и порешили, – сказал мужик с неопределённой интонацией – в ней чувствовалась и тревога за будущее, и что‑то ещё… упрямая верность своей земле.
Сглотнул, всё ещё пытаясь осмыслить его слова.
– А ты правильно делаешь, что едешь. Да у тебя и выбора‑то, поди, особого нет, – рыжий криво усмехнулся. – Слышал уже, что тебя завербовали… Меня тоже звали, но совсем без мастеров, говорят, Оплот оставлять нельзя. Людей‑то много остаётся – Торин тоже остался, так что совсем без кузни не пропадём. – Плотник посмотрел на меня, и в глазах появилась гордость. – А ты – прирождённый оружейник. Езжай, парень. Езжай и сделай в Замке такое оружие, чтобы этих тварей всех до единой перебить, чтобы с этой напастью раз и навсегда справиться. А там, глядишь, и назад вернёшься. Вся деревня тебя встречать выйдет, вот увидишь.
Свен откашлялся, пряча эмоции.
Я долго молчал, а затем просто кивнул.
– Мастер Свен, – сказал ему, – хотел забрать детали для мехов. Те, что вы успели сделать. Забрать с собой хочу и в Замке доделать.
Мужчина кивнул.
– Жаль, что здесь не успели закончить. Такая бы машина получилась… эх, ну да чего уж там, – Свен снова тепло улыбнулся. – Пойдём, завернём тебе всё с собой. Там ещё покумекать придётся, но осталось немного.
Пошли к нему в мастерскую – рыжий показал детали, которые сделал: два деревянных щита для мехов и, самое главное – маховик. Тяжёлое и массивное колесо из цельного куска дуба, с идеально выверенным центром тяжести – работа настоящего Мастера.
Отнесли в кузню и хорошенько упаковали, а затем, стоя посреди опустевшей улицы, Свен впервые за всё время сделал то, чего от него не ожидал – он шагнул ко мне и как‑то по‑отечески, неуклюже, притянул к себе, заключив в медвежьи объятья – почувствовал запах дерева, пота и ровное дыхание. Мужик сильно похлопал меня огромной ручищей по спине, а затем отпустил.
– Доброго пути тебе, кузнец.
– И вы… берегите себя, мастер.
Рыжий молча кивнул и, не оглядываясь, поковылял к своему дому. А я смотрел на его могучую спину и очень переживал за него и его семью, но оспаривать его решение не смел.
Вздохнув, направился к Ларсу. Он уже собирал свою поклажу – оказалось, решил отправиться в Чёрный замок, чтобы найти мастера Грома и продолжить учиться. Парень сильно переживал, что малодушничает, оставляя Оплот без кожевника, и всё время называл себя трусом.
– Ларс, ты в полном праве делать так, как считаешь нужным, – пытался его убедить. – Деревня может и недели не простоять. Это твоя жизнь.
Но тот, казалось, не слушал. Я забрал у паренька готовые кожаные «гармошки» для мехов и отправился к себе.
Когда солнце начало садиться, окрашивая грязный снег в кроваво‑красные тона, к кузне подъехала скрипучая телега. Мы с Ульфом принялись грузить скарб. Несколько молчаливых «Каменных Грифонов» следили за каждым действием, лица непроницаемы под стальными шлемами.
По всей главной улице, от дома старосты и до самых ворот, выстроилась длинная процессия – колонна беженцев – человек сто пятьдесят‑двести: женщины, старики, дети – все, кто выбрал будущее вместо почти гарантированной смерти, все, у кого хватило сил оторвать корни от этой земли. Когда эти люди уйдут, Оплот станет почти пустым – призраком самого себя.
Люди в основном молчали – лица были серыми, как пепел. Кто‑то, кому повезло, грузил вещи на общие повозки, но большинство несло всё в простых узлах за спиной. Видел, как старик тащит на себе стул, женщина – прялку, мальчик – деревянную лошадку. Многие забирали не вещи, а осколки прошлой жизни. Женщины крепко держали детей за руки, боясь потерять тех в суете.
А те, кто оставался, стояли на порогах домов и смотрели на нас без слёз и без проклятий – просто смотрели, и этот молчаливый взгляд был тяжелее камня.
Наконец, капитан Родерик, сидевший на вороном коне, как тёмный жнец, поднял руку:
– ВЫХОДИМ!
Холодный и властный голос прокатился над притихшей деревней, и вся колонна медленно двинулась в сторону ворот.
На душе скребли кошки – переживания за тех, кто остался: за Свена, за Ирму, за всех. Тревога за будущее этого места.
Но Огненная Ци, что ровно и сильно горела в глубине тела, непрестанно шептала другое – не слова, а ощущение твёрдости и надёжности, как у хорошего закалённого клинка.
«Сила – здесь, с тобой. А значит, справимся».
Встали рядом с повозкой вместе с Ульфом и шагнули в движущуюся реку людей, уходящих из прошлого в неизвестность.
