Борьба за господство (СИ) - "Strelok"

— Радиоактивное облако сюда не дотянулось, -сказал Игнат. — Здесь безопасно. Врачи из числа пленных ухаживали за ней, как за королевой.

Исаев шагнул ближе, изучая пациентку с профессиональным интересом.

— Кибернетик, специалист по искусственному интеллекту. Такие люди были на вес золота даже до пандемии.

Он склонился над медицинскими записями, пролистывая файлы на планшете, найденном в кабинете.

— В коме три года. Последствия менингита: обширные поражения мозга, но жизненные функции стабильны. ДИРЕКТОР пытался подключить ее к экспериментальным схемам стимуляции, вводил нейрорегенеративные препараты, даже пробовал частично интегрировать Хронофаг. Но, судя по данным, дальше устойчивого вегетативного состояния дело не пошло.

Вадим нахмурился, всматриваясь в неподвижное лицо женщины.

— И ради нее он держал целую команду врачей?

— Да, -кивнул Исаев. — Видимо, считал ее ключом. Как я и говорил, возможно, именно она могла предложить решения, которые расширили бы возможности его алгоритмов. Или усовершенствовала бы его архитектуру.

Вадим выдохнул, словно принял решение.

— Сегодня же перевезите ее в Питер и восстановите.

— Хорошо.

Исаев вместе с парой ульевых воинов остались в палате, думать, как транспортировать коматозницу, а Вадим с Игнатом пошли дальше осматривать новые владения.

Вскоре к ним подошел один из ведущих инженеров-атомщиков, довольно пожилой мужчина с проседью в волосах. В пыльном защитном комбинезоне, лицо серое, глаза воспаленные. Он кашлял так, будто каждый вдох давался с трудом.

— Вы облучились, -прямо сказал Вадим, глядя на него. — Вашим людям нужно принять Хронофаг. Иначе погибнете.

Инженер вздохнул, опершись на стену.

— Мы понимаем, -прохрипел он. — И большинство уже готово, но чуть позже. Надо убедиться, что аварий на других блоках не будет. Сейчас каждая пара рук на счету.

Вадим всмотрелся в его глаза и отметил, страха почти не осталось, только усталость и твердая решимость довести дело до конца.

— Знаете, -продолжил атомщик, вытирая рот рукавом. — Я даже рад, что вы победили. Основатели были чумой. После захвата станции они расстреляли весь военный гарнизон. Всех офицеров, солдат, членов их семей. Детей не тронули, но женщин и мужчин… всех в расход. Второстепенный персонал, тех, кто не был критически важен, тоже. Мы с коллегами выжили только потому, что знали эту чертову станцию лучше, чем кто-либо еще. Иначе давно лежали бы в яме.

Вадим молча сжал кулаки. Слова старика были лишним подтверждением того, что он уже и так знал о «чистоте» Основателей. Инженер поднял голову и посмотрел прямо в глаза Пророку.

— Когда вы только пришли, я боялся. Ульевые воины, эти ваши развитые и прыгуны — зрелище не для слабонервных. Думал, конец пришел. Но потом увидел другое. Вы хоть и мутанты, но живые. Они разговаривали с нами, шутили, помогали разгребать завалы. Нет этого мертвого фанатизма, что у Основателей. У них глаза пустые, стеклянные, то ли промыли мозги настолько, то ли пичкают какими-то психотропами, а у ваших взгляды настоящие.

Он прокашлялся, сплюнул кровь.

— И еще я вижу, как вы относитесь к своим людям. Это не слепое подчинение, не культ машины. Это… ближе к тому, что мы потеряли. Настоящая человечность.

— Мы не машины и не мясники. Мы строим новое.

— Я хочу еще предупредить… По нашим оперативным замерам, выброс радиоактивных изотопов составил от двадцати до двадцати пяти процентов от того, что ушло в атмосферу в Чернобыле. Основная масса — йод-131, цезий-137, стронций-90. Часть более тяжелых нуклидов осела на территории станции, но легкие аэрозольные фракции уже унесло ветром.

Старик достал из кармана комбинезона сложенную карту, испещренную стрелками и пометками.

— Сейчас ветер западный, устойчивый, порядка шести-семи метров в секунду… Вот, смотрите. Основной фронт радиоактивного облака двинулся прямо на город. Петербург уже попал в зону повышенного загрязнения. Мы ожидаем выпадение йода и цезия прямо на жилые кварталы. В пределах кольцевой автодороги уровень облучения может вырасти до пятидесяти рентген в час, а в ряде районов и выше. Это не мгновенная смерть, но тысячи людей получат дозы, которые в старом мире считались бы поводом для беспокойства.

Он сделал паузу, тяжело втянул воздух сквозь зубы.

— В отличие от Чернобыля, где у реакторов вообще не было полноценной защитной оболочки, здесь контайнмент удержал большую часть выброса. Второй энергоблок сохранил герметичность, и это спасло нас от катастрофы в куда больших масштабах. Но первый блок все, оболочка разрушена, и часть активной зоны фактически выплюнуло наружу.

Игнат выругался тихо, сдержанно, но зло.

— Значит, Питеру хана?

— Посмотрим, -инженер пожал плечами. — Еще через двое-трое суток фон вырастет ощутимо. И это надолго. Йод распадется за недели, но цезий и стронций осядут в почве, в воде, на стенах домов. Мы будем иметь хронически загрязненную зону на десятилетия.

Вадим медленно выпрямился. Он молчал, глядя на карту. Лицо его не выражало эмоций, только глаза чуть сузились.

— И это мы теперь должны разгребать сами, -сказал он наконец. — Красиво сыграл, калькулятор…

Вадим шагал по улицам Ломоносова, еще пропитанного запахом гари, крови и распада. Его сопровождала группа ульевых воинов. На месте хаоса, который бушевал двое суток назад, велась методичная работа по наведению порядка.

Вдоль Дворцового проспекта развернули временные медицинские пункты, куда стекались уцелевшие. Людей выстраивали в очереди, проверяли дозиметрами, после чего врачи Единства делали инъекции мутноватой жидкости. Те, кто соглашался, получали шанс на новую жизнь.

Некоторые отказывались от инъекции, предпочитая держаться за хрупкое понятие «„человечности“». Таких ни к чему не принуждали. Их спокойно отводили к воротам, вручали минимальные запасы пищи, воды и выпускали за периметр. Люди уходили прочь, куда глаза глядят. На загрязненной территории им было опасно находиться…

На окраине Ломоносова стояли импровизированные загоны. Там скапливались ходоки — бывшие жители, зараженные во время ночного кошмара. Сотни обращенных метались, стонали, но постепенно затихали, уже не поддаваясь животным инстинктам. В их покрасневших глазах начинали пробиваться проблески сознания. Процесс шел своим чередом: медленно, мучительно, но неотвратимо память и разум возвращались.

Работали отряды омег-строителей, разбирали завалы, убирали трупы, сожженную бронетехнику. По обочинам двигались группы в защитных масках, промывали асфальт растворами, связывающими радионуклиды.

Вадим стоял на ступенях здания бывшей администрации, глядя вниз на этот странный порядок, рождающийся из хаоса. Он видел, как город меняется прямо на глазах: где пару суток назад бушевал ад, теперь методично строилось новое общество. Единство добилось успеха с минимальными жертвами, Основатели выбиты из региона, жители Ломоносова спасены, две трети точно.

Вадим вернулся в Питер под утро. Город встретил его привычным полумраком — искаженным отблеском фотофор, проросших в трещинах стен и перекрытий, и влажным воздухом, насыщенным запахом вирусной биомассы.

Оказавшись в своем офисе, он разложили карты северо-запада России — старые военные и новые, уже отредактированные инфицированными, с пометками о маршрутах, зараженных радиацией зонах и безопасных проходах.

Он сразу отметил приоритеты. Угроза с севера. Федералы не откажутся от попытки прорваться вглубь области. Значит, Единству нужно перехватить инициативу, встретить их на дальних подступах. Для этого под контроль необходимо взять Выборг и Приозерск — ключевые узлы, где сходились дороги и железнодорожные линии. Удержание этих городов перекрывало федералам прямой выход к Питеру.

Затем связь с Петрозаводском. Там закрепился Странник — его клон-субальфа, лидер, способный вести за собой тысячи. С ним пора уже выстроить стабильный канал обмена людьми, ресурсами и информацией.