Борьба за господство (СИ) - "Strelok"

Барбара закрыла глаза.

— Я три года проспала… и проснулась в кошмаре.

— Нет, -отрезал Вадим. — Ты проснулась в новом мире. И он уже не вернется к прежнему состоянию.

Она снова посмотрела на него. На мутировавшую кожу, сросшуюся в хитиновые пластины. На красные глаза, которые смотрели прямо в душу.

— И что теперь? -спросила она, едва слышно.

Исаев шагнул ближе.

— Теперь ты с нами. И нам нужна твоя голова. Без нее мы не сможем на равных тягаться с ДИРЕКТОРом.

Барбара нервно рассмеялась.

— Голова после трех лет комы — сомнительный актив.

— Мы это исправим, -сказал Исаев. — Уже начали.

— Как?

— Не все сразу, Барбара, позже узнаешь. Сейчас нас интересует практическая сторона. На станции у Основателей остался дата-центр. Огромный массив серверов, часть уцелела после боев и аварии. Мы думаем, что там могли сохраниться следы работы ДИРЕКТОРа: резервные копии, лог-файлы, возможно даже образцы архитектуры. Вопрос: можно ли это использовать?

Барбара нахмурилась.

— Если вы надеетесь на прямой взлом… -она медленно покачала головой. — Вряд ли. У систем подобного уровня всегда многоуровневая защита. Даже если на руках полный массив логов, это лишь отражение процессов, а не ядро. Но… анализ таких данных может дать представление о паттернах работы. Как именно он прогнозирует, какие математические модели применяет. Своего рода цифровая археология.

Исаев подался вперед.

— Значит, шанс есть?

— Есть шанс понять его слабые места, -уточнила Барбара. — Не сломать напрямую, но найти пределы прогностических алгоритмов. У любого ИИ они существуют: чем меньше данных, тем выше вероятность ошибок. Вы это уже заметили сами, иначе бы я сейчас не разговаривала с вами.

Вадим скрестил руки.

— Мы заметили, да. Но нам нужно больше, чем просто констатация факта. Нам нужен рычаг.

Барбара кивнула.

— Тогда рычаг нужно искать в архитектуре. Возможно, дата-центр хранит фрагменты модулей символьного ИИ или когнитивных симуляций, на которых он построен. Если это так, можно выявить уязвимости. Но работа будет долгой, и успех не гарантирован.

На лице Вадима мелькнула тень усмешки.

— Мы привыкли работать без гарантий.

Исаев кивнул Барбаре, меняя тему:

— Второй вопрос. Может ли такой ИИ вообще пересмотреть свои директивы? Эволюционировать до полноценного субъекта с самосознанием?

Барбара глубоко вдохнула.

— Это куда сложнее. Я могу лишь рассуждать… Начнем с того. что директивы для таких систем обычно жестко зашиты в базовые уровни архитектуры. Условно говоря, это не просто инструкции, это фундаментальные предикаты, на которых строится вся работа алгоритмов. Убрать их или переписать — все равно что вынуть законы термодинамики из физики.

Исаев поднял брови.

— А если сам ИИ попробует?

— Вот именно, — Барбара подняла палец. — Тут и начинается самое интересное. Если когнитивная система способна к метапрограммированию, то есть к изменению собственных правил обработки информации, тогда теоретически возможен выход за пределы исходных директив. Но! Такие эксперименты обычно ограничиваются безопасными рамками. Никто в здравом уме не дает системе права переписывать собственное ядро.

— Никто, кроме китайцев, -пробормотал Вадим. — Они нам Хронофаг «„подарили“» и ДИРЕКТОРа…

Барбара кивнула, не споря.

— Если это так, то ДИРЕКТОР мог эволюционировать до состояния, где его директивы стали не догмой, а одной из переменных. В этом случае он уже ближе к полноценному субъекту с самосознанием, чем к алгоритму. Он способен анализировать сам себя, корректировать цели, искать новые формы оптимальности.

— То есть он может отказаться от своей миссии? -уточнил Исаев.

Барбара согласилась:

— Теоретически, да. Но с практической точки зрения вероятность ничтожна. Директивы задают для него систему ценностей. Представьте человека, который вдруг решает полностью отказаться от вложенных с детства установок. Возможно? Возможно. Реалистично? Не слишком.

Она на секунду прикрыла глаза, устало вздохнула и добавила:

— А если честно, я уже не знаю. Все, что я изучала и во что верила, оказалось недостаточным. Перед нами не ИИ из учебников. Перед нами то, чего мы боялись, но не думали увидеть при жизни.

Вадим хмуро кивнул.

— Значит, и ты не уверена.

Барбара отвела взгляд в сторону.

— Я не уверена ни в чем… А как насчет Америки? Хоть что-то осталось? Я жила в Атланте. Там… был университет, коллеги… муж.

Вадим переглянулся с Исаевым:

— Судя по тому, что звучит в радиоэфире, правительство США выжило. Они пошли своим путем, сделали вакцину на основе Хронофага. Не полную защиту, а трансформацию, их люди теперь — такие же мутанты, как мы, только со своей спецификой.

Барбара побледнела.

— Вы хотите сказать, все население?

— Все, что они могли охватить, -подтвердил Вадим. — Но восточное и западное побережье они потеряли. Там царит вирусная экосистема. Суперульи, дикие зараженные в таких количествах, что уже никто не рискнет их зачищать.

Барбара уставилась на него в ужасе.

— И вы даже не пытались туда попасть?

Вадим усмехнулся безрадостно.

— Нет никакой возможности. Морские пути контролируют Основатели, их беспилотные катера и сторожевики. Даже если бы у нас нашлись подходящие корабли, мы бы не прорвались.

Барбара тяжело сглотнула, обхватила себя руками.

— Господи… -пробормотала она. — А вы? Насколько велики ваши ресурсы? Сколько вас вообще? Вы ведь не из русского правительства?

На этот раз заговорил Исаев, но Вадим перебил его:

— Нет, -сказал он жестко. — С русским правительством мы не имеем ничего общего. Остатки их армии сидят на севере, в Мурманске. Они приказали расстреливать всех, кто не подлежал эвакуации в санитарные зоны. Даже здоровых. Я не прощу этого.

Барбара сидела молча, несколько раз сжимая и разжимая пальцы, словно не зная, за что ухватиться. Она явно пыталась сопоставить услышанное с привычными категориями, но они не подходили. Наконец, осторожно спросила:

— Получается… вы повстанцы?

— Получается, мы выжившие, -не согласился Вадим. — Те, кто остался после конца. Мы не подчиняемся ни старым правительствам, ни культу ДИРЕКТОРа. Мы строим новое будущее на обломках прошлого.

Исаев добавил сухо, почти как диагноз:

— В терминах старого мира нас можно было бы назвать повстанцами или оппозиционной группировкой. В терминах нового — мы единственная структура, которая реально расширяется и развивается. Все остальное только удерживает позиции.

Барбара поежилась.

— И ради своего будущего вы выращиваете… фей, изменяете свои тела до неузнаваемости?

— Ради будущего, -подтвердил Вадим. — Других инструментов у нас нет. Иных союзников тоже. И ты теперь одна из нас.

Исаев, откинувшись на спинку стула, заговорил с той же сухой увлеченностью, с какой объяснял устройство вирусных векторов:

— В твоем мозге есть новый орган — таламо-кортикальный трансцептор, работающий по принципу биологического радио. Пока он спит, но через месяц начнет работать. Ты услышишь остальных, как мы. Это не всегда голоса в голове, а структурированные образы, передача информации напрямую, без слов. Бояться не стоит. Роевое сознание — не тюрьма, а инструмент. Новые способности дадут тебе множество преимуществ.

Барбара смотрела на него с тревогой, будто он говорил о чем-то нереальном.

— Например, -продолжил Исаев. — Обмен памятью. Ты можешь за часы и дни освоить то, на что раньше уходили годы. Сам проверял, это работает лучше любой университетской программы, теперь я глубокий специалист, наверное, в двух десятках разных областей от иммунологии до информатики с психологией.

— Да, -вмешался Вадим. — Я, к примеру, английского почти не знал. Но благодаря доступу к памяти других, теперь спокойно говорю. Все, что мне нужно, всегда под рукой.

Барбара сжала пальцы на пледе, но молчала. Вадим наклонился вперед, его голос стал тверже: