повыше поднимем
и в ротик задвинем…
— рот послушно открывается, но потом перемазанная кашей ладошка снова закрывает губы, так что хохочет девочка в нос, смешно фыркая.
— Наша Юльча красотуля
и совсем не капризуля,
сейчас кашу всю сожрёт
и опять играть пойдёт!
— ложке снова выдан доступ.
— На дне Юльчиной тарелки
нарисованы две белки,
чтоб на белок посмотреть,
надо кашу одолеть.
Мы вонзаем в кашу ложку —
белочка видна немножко.
Ложка раз и ложка два,
вот у белки голова.
Ещё ложка — опа,
вот у белки…
— Ингвар! — возмущённо восклицает стоящая в дверях Милана.
— Юльча кашу доедает и конфетку получает! — тут же переключается он. — Держи, заслужила!
— Конфета? Шоколадная? — удивляется девушка.
— На, — Ингвар протянул ей вторую конфету. — Больше нет, это я в Кареграде у Немана подрезал. Из старых запасов.
— И принесли нам? М-м-м! Шоколад! Как я по нему скучала! Все здешние остатки скормила Юльче… Спасибо.
— Не за что. У тебя очень милая дочка, а если её умыть, станет ещё лучше.
Юльча увлечённо размазывает по физиономии кашу вперемежку с шоколадом.
— Да, сейчас приведу её в порядок. Скажите, возвращение вашей лысой спутницы… Она пришла за вами?
— Нет, у неё тут свои дела. Но, если всё пройдёт хорошо, то прихватит меня, возвращаясь. А вы собираетесь так и сидеть всю жизнь под землёй?
— Нет, конечно. Но уходить с остальными в новый анклав я тоже не хочу. Возможно, потом, когда эта проклятая зима закончится… Я знаю, что вам не нравится эта идея, но…
— Ты большая девочка, я тебе никто, решай сама.
— Это не так, — покачала головой Милана. — Вы много сделали для меня и Юльчи, вы не чужой нам человек. И Деян на самом деле очень вас уважает, хотя и ревнует немного. Просто мы должны быть здесь. Это важно.
— Для кого?
— Для нашего мира.
— Или для тех, кто внушил вам эту мысль. Я не знаю, кто стоит за вашими излучателями. Может быть, они действительно хотят добра. Но ты уверена, что они хотят его вам? Не миру вообще, не человечеству, сколько бы его ни осталось, а тебе, Милане, и твоей дочке Юльче? Или вас используют и выкинут во имя какой-то цели, о которой ты даже не узнаешь?
— Я верю, что всё будет хорошо, — уверенно ответила девушка, — что мы поступаем правильно. И вы не переубедите меня. Я просто это знаю. Мне жаль, что вы не можете воспринять это так же, как мы с Деяном. Гораздо легче жить, точно зная, что всё идёт правильно! Что мы под присмотром, что поступаем верно, что…
— Аллилуйя! Господь любит вас!
— Что? — растерялась Милана.
— Да так, флешбек из прошлой жизни. Неважно. Живите как хотите.
— Не расстраивайтесь. Вот увидите, всё будет хорошо! Позвать вас, когда буду Юльчу укладывать? Расскажете ей сказку?
* * *
— Стоит в поле теремок…
Нет-нет, глазки у Юльчи должны быть закрыты! Да, вот так, умничка.
Стоит в поле теремок,
он не низок, не высок,
он не узок, не широк,
он не лёгок, не тяжёл,
иди мимо, куда шёл.
Первой бежит мышка,
в мешке кочерыжка.
'Кто-кто в теремочке живёт?
Кто-кто в невысоком живёт?'
Тишина было ответом,
жильцов в доме пока нету.
'Это я зашла удачно,
покантуюсь в этой дачке!'
Мышка в теремок вошла,
и спокойно зажила.
Полстакана накатила,
кочерыжкой закусила,
почесала сыто брюшко,
глядь в окно, а там лягушка!
'Кто-кто в теремочке живёт?
Кто-кто в невысоком живёт?'
«Я, мышка-норушка, а ты кто?»
«А я лягушка-квакушка. Пусти к себе жить?»
'Тут, конечно, места мало, —
мышь задумчиво сказала, —
но жить скучно без подружки,
заходи и ты, лягушка!'
Стали мышка и лягушка
жить вдвоём в одной лачужке,
вместе домик обживают
и культурно выпивают.
Только вот одна беда —
все повадились туда.
В теремке в конце концов
нет отбоя от жильцов!
'Кто-кто в теремочке живёт?
Кто-кто в невысоком живёт?'
«Я мышка-норушка». «И я, лягушка-квакушка. А вы кто?»
«Я заяц-выбегаец!»
«Я лиса, рыжая краса».
«Я волк, зубами щёлк».
«Я барсук, никого не ссу».
«Я росомаха, врежу с размаха».
«Я енот, всё тащу в рот».
«Я бобёр, буратино спёр».
«Я ёжик, в кармане ножик».
«Я белка, болтушка и трынделка».
«Я котик, пушистый животик».
«Я собака, брехливая задавака».
В теремок они набились,
все ужались, постеснились,
кое-как угомонились,
быстро все передружились
и неплохо так зажили.
Тут приходит к ним Юльчонок,
удивительный ребёнок,
говорит: 'Привет, зверушки!
Ах, какие у вас ушки!
Лапки, хвостики и брюшки!
В теремок хочу к вам жить,
со зверушками дружить…'
— Ингвар! Ингвар! — шёпотом позвала Милана. — Юльча уснула, а вам… Мне кажется, вам стоит присутствовать.
* * *
— Лысая Башка, ты что творишь? Блин, ты меня слышишь вообще? Драган, давно она так?
— С полчаса примерно.
— Это ты её надоумил?
— Вот ещё. Я понятия не имел, что тут есть церебральный коннектор, и даже представить себе не могу, откуда она про него узнала.
Лиарна лежит на узком, обтянутом кожзаменителем ложе, уложив затылок в выемку изголовья. К расположенным за ушами имплантам плотно прижались контактные группы, фиксируя голову. Под закрытыми веками быстро бегают туда-сюда глазные яблоки, руки и ноги подёргиваются, лицо перекашивают болезненные гримасы.
— Не похоже, что ей очень весело, — сказал Ингвар.
— Она сама! — быстро ответила Милана. — Я не знала, зачем тут эта штука!
— Лето каменно пырит жмень кобуры, — добавил уверенно Деян. — Левее драть умильных гренок.
— Ладно, — решил Ингвар, — Лысая точно не тот человек, которого вы смогли бы запихать туда насильно. Будем надеяться, она знает, что делает, хотя мне и не нравится, как это выглядит. Отключать принудительно вряд ли хорошая идея, боюсь перегорит её многострадальная башка окончательно. Драган, не объяснишь, что это вообще такое?
— К такой же штуке мы подключали… ну, тех, кому…
— Тех несчастных, которым вы вбивали в голову гвозди, я понял. Осталось понять, чего именно вы пытались этим добиться.
— Человек, подключённый таким образом, становится частью системы и может на неё повлиять. Наверное.
— Какие-то успехи?
— Думаю, раз работы продолжались, то хотя бы промежуточные были.
— Или вашим главным не хватало яиц признать, что они облажались и зря угробили кучу народа, и вы продолжали забивать людям гвозди в голову, потому что никаких новых идей не было.
Драган молча пожал плечами.
— Я вот чего не пойму, вы долго этим занимались, не один год, так?
— Так.
— Почему вас не остановили те, кто с той стороны розетки? Те, кто стоял за излучателями? При такой-то налаженной системе контроля?
— Персонал состоял из резистентных, а они как бы вне системы. Я, например, по всем бумагам так и числился сидящим в коррекционном центре. Никто из нормальных попасть внутрь не мог, для этого было специальное устройство, создающее поле помех. Резная круглая штука с цветным полупрозрачным шаром внутри, я её видел. Нормальным от неё становилось худо, а нам, резистентным, наоборот, хорошо. Рядом с ней все испытывали такой прилив энергии — горы хотелось свернуть! И голова сразу начинала работать лучше, и всякие… хм… природные позывы обострялись. Я уже тогда был далеко не мальчик, но рядом с этим шаром секретаршу валял как молодой!
