Слабейший Аристократ с Системой Биолога (СИ) - Волков Даниэль

— Элиас может быть полезен, — тихо сказал я, глядя в потолок, на котором были выцарапаны имена прошлых жильцов. — Если я смогу разобраться с его дефектом… и с болезнью его сестры. Это обеспечит мне верность сильнее, чем любой контракт.

— Вот это правильный подход, — одобрил Кот, усаживаясь на подоконник. — Циничный, прагматичный, в духе гримдарка. Но помни, Виктор: не привязывайся. НПС смертны. Сюжетные скрипты безжалостны. Если ты начнешь играть в «спасателя всех сирых и убогих», ты быстро закончишь свою карьеру в канаве. Слабость — это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Твоя цель — месть и власть, а не благотворительность.

— Я помню, — ответил я. — Но армия строится на лояльности. Ящеры пошли за мной, потому что я спас их. Элиас пойдет за мной, если я спасу его сестру. Это инвестиции.

— Инвестиции, — хмыкнул Кот. — Красивое слово для манипуляции. Ладно, спи, Макиавелли недоделанный. Завтра будет новый день, новые унижения и новые возможности покачаться.

Но спать я не спешил.

Я встал и подошел к окну. Третий этаж общежития «Черных» был достаточно высоко, чтобы видеть поверх стены внутренней цитадели.

Внизу лежал ночной Арнштайн. Море огней Нижнего Города, более упорядоченные линии Среднего. А вдали, на холме, сияли дворцы аристократов.

Там, в свете магических фонарей и полной луны, возвышались шпили поместий Великих Кланов. Айзенфауст. Драхенкрале. И другие, кто растащил наследие моего отца, кто смеялся над его трупом.

Они пировали, плели интриги и думали, что род Штормвальдов мертв. Что последний наследник сгнил в Пустошах.

Я положил руку на холодное стекло. Мои пальцы непроизвольно сжались, и по стеклу побежала сетка тончайших трещин, подсвеченных голубой искрой.

— Спите спокойно, — прошептал я, и мой голос был тихим, как шорох песка в Мертвой Зоне. — Ешьте, пейте, наслаждайтесь своей властью. Пока вы не узнаете, что к вашим воротам уже пришел зверь.

Я посмотрел на шпиль самого высокого дворца — резиденции клана Драхенкрале, огненных магов, что сожгли мой дом.

— Я вернулся, — произнес я. — И я пришел за вашими головами, твари.

В темноте комнаты зеленые глаза Кота сверкнули одобрением. Игра началась по-настоящему.

Глава 17

Привычка, выработанная неделями жизни в страхе быть съеденным, работала лучше любого будильника. Я открыл глаза за мгновение до того, как серый предрассветный свет коснулся мутного стекла окна.

В комнате пахло старой пылью. Мой сосед, Лукас, спал на соседней койке, свернувшись калачиком и натянув одеяло до самого носа. Его дыхание было ровным, с легким присвистом на выдохе. Для обычного человека это была тишина, а для меня, привыкшего вслушиваться в каждый шорох, этот звук казался грохотом.

Я бесшумно сел, спустив ноги на холодный пол.

— Новый день, новый гринд. — прозвучал у меня в голове знакомый ленивый голос.

Кот материализовался на спинке моей кровати. Модуль [Мимикрия], который я с таким трудом настроил, работал исправно, для всех остальных он был невидим, я же видел его полупрозрачный, словно сделанный из стекла, силуэт.

Я быстро умылся ледяной водой из раковины в углу, смывая остатки сна. Из зеркала на меня смотрел чужак с белоснежными волосами и острыми, хищными чертами лица Максимилиана фон Эверта. Но глаза были моими, холодными и расчетливыми.

Натянув черную форму «мусорного» факультета, я вышел в коридор. Общежитие еще спало, но кухня уже должна была работать.

Столовая встретила меня звоном дешевой посуды и запахом вареной каши. Народу было немного: в основном такие же «Черные», как и я, спешащие наесться перед тяжелым днем, и несколько групп «Серых», которые явно не спали всю ночь, отмечая поступление или играя в карты.

Я взял поднос и встал в очередь. Повариха, грузная женщина в пятнистом фартуке, плюхнула мне в тарелку черпак серой овсянки и кинула кусок хлеба.

— Приятного аппетита, — буркнула она, даже не глядя на меня.

Я сел за свободный стол в углу.

— Выглядит как органическая паста из улья Некромунды, — скривился Кот, принюхиваясь к моей тарелке с плеча. — Ты уверен, что это съедобно? В Пустошах мы хотя бы знали, кого едим.

— Это еда, — коротко ответил я. — Горячая. И в ней нет паразитов.

Я ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусок. Для остальных студентов это была безвкусная бурда. Для меня, человека, который последние недели питался сырым или вяленым мясом мутантов, эта простая, теплая, подсоленная каша казалась деликатесом. Я наслаждался вкусом хлеба, ощущением тепла в желудке. Вот он, вкус цивилизации.

Но спокойно поесть мне не дали. Я почувствовал взгляды. Тяжелые, липкие.

За соседним столом сидела компания в серой форме. Пятеро парней и две девушки. В центре, вальяжно развалившись на стуле, сидел мой вчерашний знакомый — Густав фон Розенберг.

Он не смотрел на меня прямо, делая вид, что увлечен разговором, но его голос был намеренно громким.

— …и представляете, этот выскочка думает, что покрасил волосы в белый и стал аристократом, — вещал он, и его свита подобострастно хихикала. — А сам — нищий из 1-В. Одно ядро, и то, наверное, дырявое. Я слышал, Эверты разорились, потому что торговали навозом в Пустошах. Видимо, сынок решил продолжить семейный бизнес.

— Фу, Густав, — жеманно протянула одна из девиц. — Так вот чем от него пахнет.

Зал притих. Студенты за соседними столиками уткнулись в тарелки, боясь привлечь внимание компании «Серых». Все ждали моей реакции.

Я спокойно отломил кусочек хлеба и отправил его в рот. Мое лицо оставалось непроницаемым. Внутри меня не шелохнулось ничего, кроме легкого презрения. После того, как ты смотрел в глаза Тигру-Мутанту размером с грузовик, этот надушенный павлин казался мне не страшнее надоедливой мухи. Я просто доел кашу, собрал крошки хлеба пальцем — привычка экономить ресурсы въелась в подкорку — и запил всё это остывшим травяным чаем.

— Игнор засчитан, — хмыкнул Кот. — У парня явно подгорает. Ты срываешь ему скрипт доминирования. Продолжай в том же духе.

Я встал, отнес поднос на мойку и направился к выходу. Мой путь пролегал мимо стола «Серых». Розенберг замолчал, буравя меня взглядом, полным обещаний скорой расправы. Но сам он марать руки не собирался.

Едва я поравнялся с их компанией, как один из его подручных — тяжеловес с перебитым носом и старым шрамом на шее — резко поднялся, делая вид, что просто выходит из-за стола. Он шагнул мне наперерез, выставляя вперед плечо.

Удар был рассчитан на то, чтобы сбить с ног или хотя бы заставить пошатнуться обычного первокурсника.

Но я не был обычным. Я не стал уклоняться. Я просто напряг тело, превращаясь в монолит. Мои мышцы, укрепленные тренировками и усиленные электричеством, позволили мне выполнить такой трюк.

Глухой удар.

Тяжеловес охнул от неожиданности. Ему показалось, что он врезался в каменную колонну. Меня даже не качнуло. Я лишь скользнул по нему холодным взглядом, не замедляя шага, и прошел мимо, словно он был пустым местом.

Сзади послышался удивленный шепот и злое шипение, но я уже толкнул дверь, выходя на свежий утренний воздух. Первый раунд остался за мной.

Полигон у Западной стены Академии представлял собой обширное поле, посыпанное гравием и огороженное высоким частоколом из зачарованного дерева. Здесь пахло озоном, жженой землей и напряжением.

Наша группа, 1-В, выстроилась в неровную шеренгу напротив ряда соломенных чучел и деревянных мишеней. Чуть поодаль, лениво переговариваясь, стояли «Серые» из параллельной группы — у нас было совместное практическое занятие.

Перед нами, широко расставив ноги, стоял Магистр Кляйн. Он напоминал оживший валун: низкий, невероятно широкий в плечах, с густой бородой, в которую, казалось, въелась каменная пыль. От него исходила тяжелая, давящая аура.

— Магия — это не фейерверк, — пророкотал он голосом, похожим на скрежет жерновов. — Магия — это воля, закованная в форму. Без контроля вы не маги, а обезьяны с гранатами.