Эпоха Титана (СИ) - Скабер Артемий

Прикусил губу и продолжил смотреть на своих палачей. Кровь потекла по подбородку, смешиваясь с дождём, металлический привкус разлился во рту. Внутри всё начало гореть. Каждый нервный пучок и окончание, словно получил травмы везде.

— Достаточно! — объявил Матросов.

— Нет, — оскалился Патрушев. — Я скажу, когда хватит.

Глаза главы корпуса сверкнули, и он сильнее сжал то, что у него было в руке. Красный артефакт запульсировал ярче, и новая волна агонии прошла по моему телу. Кожа горела, кости выкручивало.

Василиса начала морщиться и отводить взгляд.

— Иван, может, правда хватит? — произнесла она тихо. — Он же не кричит… Что-то не так.

— Заткнись! — рявкнул Патрушев. — Он сломается! Все ломаются!

Тело… эта слабая оболочка, она как-то странно реагировала на всё это. Вместо того чтобы просто принимать боль, оно начало меняться. Что-то внутри откликалось на энергию артефактов.

Начали возникать эмоции. Не мои — чужие. Человеческие. Страх сковал меня первым, холодные тиски сжали грудь. За ним пришла паника, которая кричала, чтобы я убежал, спрятался, сдался.

Сердце застучало быстрее. От меня пошёл пар. Тело перегревалось от стресса, одежда прилипла к коже. Дыхание сбилось, стало поверхностным. И в голове начали вспыхивать образы, хотя я об этом не думал.

Моменты из жизни Володи: когда он пришёл в себя после удаления ядра. Ощущение беспомощности и конца света, когда понял, что навсегда лишился магии. Депрессия и жалость к себе после. Дни, проведённые в постели, нежелание жить. Похороны матери, где всем было плевать на горе сироты. Маруся, то, как её убил братик.

Это из-за артефактов? Они заставляют переживать самые болезненные воспоминания заново, усиливали их, делали более яркими и мучительными.

Начал с этим бороться. Разжигал злость. Использовал её как щит против чужих эмоций. Все переживания стали топливом для моего костра ненависти. Боль на мгновение ушла, отступила перед яростью Титана.

Моё ядро. Оно двигается, я это физически ощущаю.

Источник в позвоночнике отозвался на энергию артефактов. Не сопротивлялся, а наоборот, начал поглощать её.

— Что такое… — пробормотал Матросов, глядя на свой артефакт. — Он же не должен разрядиться…

Кристалл в его руке тускнел. Энергия уходила из него, но не рассеивалась, она текла прямо ко мне.

Все нервные окончания загорелись, но уже по-другому. Не от боли — от силы. В глазах начало темнеть, но не от слабости, а от избытка энергии. Пульс гремел в ушах.

— Усилить! — закричал Патрушев, заметив неладное. — У нас тут очень крепкий правонарушитель, даже звука не издал.

— Мы его убьём! — тут же ответила Василиса, отбросив сигарету.

— Это приказ! — сделал шаг ко мне глава корпуса, его рожу перекосило яростью.

Энергия продолжила впитываться в тело, и тут я ощутил, что мой источник больше не выдержит. Его раздуло, и он вот-вот лопнет.

Терять то, что я вырастил и что мне нужно, я не собирался. Выпустил крупицу силы Титана. Энергия тут же прошла по нервным окончаниям и вытеснила всё, что они делали — чужую боль, навязанные эмоции, принудительные воспоминания.

Сила Титана встретилась с энергией артефактов. Вместо того чтобы просто нейтрализовать воздействие, она начала резонировать с кристаллами. Как два магнита одинаковой полярности, отталкивающие друг друга.

Матросов почувствовал это первым. Его артефакт начал дрожать в руках, становясь всё горячее.

— Что за чёрт… — пробормотал он, пытаясь удержать кристалл.

Патрушев был слишком увлечён зрелищем, чтобы обращать внимание. Его красный артефакт пульсировал всё быстрее, трещины появлялись на поверхности, словно паутина.

— Ещё! — кричал он, сжимая кристалл мёртвой хваткой. — Сломай его! Заставь кричать!

Вот только почему-то мои палачи решили усилить давление именно в тот момент, когда этого делать категорически нельзя было.

— Остановить! — крикнул Матросов, наконец поняв, что происходит. Он выбросил свой артефакт.

Но было поздно.

Ядра, что он держал и Патрушев, просто взорвались.

Не одновременно — сначала синий, потом красный. Два мощных всплеска энергии, каждый размером с небольшую молнию. Воздух загудел, запахло палёным.

Ударная волна смела всех с ног. Матросов отлетел назад, врезался в стену. Патрушев завопил. Его правая рука была изуродована осколками кристалла и ожогами, кожа почернела, пахло жжёным мясом.

Мамонтова отскочила на несколько метров, но её защитные рефлексы сработали вовремя. Магический щит погасил большую часть воздействия, хотя она всё равно упала на колени.

Крики и вопли главы корпуса разрывали тишину. Сладкая песня мести.

— А-а-а-а! — Патрушев катался по мокрой земле. — Что с моей рукой? Что вы наделали, твари?

А потом пришла темнота.

Его вопли смешивались с командами и приказами. Охранники прибежали на шум, кто-то кричал про медика, кто-то пытался понять, что произошло.

Тряхнул головой, чтобы собраться. Меня продолжало подёргивать мелкой дрожью. В глазах плыло, картинка дёргалась, фокус сбивался. Избыток энергии медленно рассеивался, но процесс шёл болезненно.

Движение. Люди. Началась какая-то паника. Команды летели со всех сторон.

Кажется, меня отвязали. Тело начало заваливаться. Ноги не держали. Кто-то подхватил меня под руки, не дав упасть лицом в грязь.

Повернул голову — это Матросов и Мамонтова. Борис выглядел потрёпанным. Его форма была обожжена в нескольких местах, левая бровь опалена. Василиса поддерживала меня с другой стороны.

— Посмотри на его глаза, — сказала она тихо.

Матросов всмотрелся в моё лицо и чертыхнулся.

— Они светятся, — констатировал он. — Как у…

— Как у аномальных, — закончила Мамонтова. — Дерьмо.

— Уведи его, — тут же бросил Борис, оглядываясь на суету вокруг. — В карцер и запри там. Быстро, пока никто не видел.

— А-а-а-а! — пробилось от Патрушева, который всё ещё корчился в грязи. — Что с моей рукой? Медика! Немедленно медика!

Меня потащили прочь от места происшествия. Мамонтова и ещё кто-то — не разглядел. Ноги подкашивались, приходилось опираться на сопровождающих.

Дождь, чтоб его… Всё ещё лил как из ведра. Он же размочит все листы, что мне дали. Хотя я сам виноват, зачем взял с собой.

— Большов? — звали меня сквозь пелену видений. — Ты меня слышишь?

Голос Мамонтовой доносился словно издалека. Попытался кивнуть, но получилось больше похоже на судорожное подёргивание головой.

— Да, чтоб меня гиганты драли! — о, это Василиса чем-то недовольна.

— У него глаза светятся, — бросил кто-то справа. Незнакомый голос.

— Да я вижу, не слепая, — злилась Мамонтова. — Ты только не вздумай сдохнуть, понял? Слышишь меня?

Её слова доходили с трудом, но смысл уловил.

— Не дождёшься, — ответил хрипло. Горло пересохло.

— Что ты за человек то такой? — в её голосе слышалось что-то между восхищением и ужасом.

Я не человек, хотел сказать, но промолчал.

Меня куда-то положили. Жёсткая поверхность, холодная. Лязг металла. Дверь захлопнулась. Тишина, нарушаемая отдалённым шумом дождя и собственным тяжёлым дыханием.

Добрался до угла карцера и осторожно достал листы из-под майки. Они промокли под дождём, но не критично. Нужно аккуратно разложить их, чтобы не слиплись окончательно.

Вытащил первый лист и положил на пол. Бумага была влажной, мягкой, одно неосторожное движение и порвётся. Разлепил второй от третьего, стараясь не тянуть сильно.

Руки тряслись. Мелкая дрожь не прекращалась. Сфокусироваться не получалось. Мысли скачут, зрение плывёт.

На меня что-то давит. Стены карцера давят, потолок нависает. А ещё дыхание стало каким-то поверхностным, словно воздуха не хватает. Тело не слушается и холодный пот.

Мало места… Слишком мало места и нечем дышать. Нужно уйти отсюда. Сбежать. Выпустить силу Титана и снести эти стены к чертям. Уже почти это сделал, как остановил себя.

Стоп.