Лед Апокалипсиса 3 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar"

— Вы гражданские… Я в этом не уверен, но пока у меня нет обратной информации, буду считать вас гражданскими. Вам не положен танк. Я вам его не отдам.

— А нам и не надо. Танк твой. Ты осколок армии, который следит за танком. Такой у тебя приказ, верно?

— Да.

— А танк будет перемещаться в пространстве. Это не противоречит твоему приказу?

Талыман крепко задумался.

— Саныч, мне надо посмотреть, о чём вообще речь, — ответил Иваныч. — Так что жди. Колонна дойдёт, мы посмотрим. Если это возможно, то обсудим. Всё, отбой.

Постепенно к танку подобрался грейдер и внедорожник Киппа. Снегоход на холм не смог забраться.

Киппа я отправил прокатиться на пару километров по зимнику, чтобы мы понимали, что путь впереди хотя бы на какое-то расстояние остался чистым, что там не сидит банда или ещё какая-то беда.

А сами забурились в весьма комфортную, хотя и тесную землянку танкиста.

Он топил очаг, собранный прямо в земляной стене. Жилище было простым, кубик, выкопанный в земле, стенки и потолок усилены брёвнами и досками. Всё явно стащено с дач. Закопался трудолюбивый танкист глубоко, путь шёл глубоко вниз, потом был предбанник, затем нора по горизонту.

В итоге кубик-комната была выкопана так, что даже потолок был глубже границ промерзания. Прокопан дымоход, вентиляция, стояла железная кушетка с дюжиной матрасов самых разных фасонов и размеров.

На стене висел чёрно-белый потрет Сталина.

— Тут я и живу.

— Прикольно. А дрова?

— Накопал, пока ещё было откуда. А вообще по ту сторону трассы лес. Был лес, теперь-то всё поваляло зимними бурями. Я тогда, когда лес поваляло, четверо суток танк откапывал, зато веток и бревён валялось… Набрал, припас. У меня есть ещё выкопанный склад, там всё лежит. Дрова не проблема, вот с едой туговато. Вы перед тем как уедете, оставите мне чего-нибудь покушать, а?

— Мы поедем вместе, Талыман.

— Ну да, как же. Танк — это тебе не «Запорожец». Как ты собрался его переть?

…

Но танкист недооценивал Иваныча. Когда речь шла о том, чтобы что-то утащить, он мог утащить танк.

Да, сегодня больше никуда не поехали. И перед тем, как дать окончательное согласие, танкист всё ещё некоторое время ломался. Но Иваныч приказал разгрузить самую большую грузовую платформу-трал.

Вообще-то мы везли спальные боксы, прямо-таки все. Мой бокс был прикручен к крыше моего вездехода и в этом был большой смысл. Если потеряю — сам виноват.

Многие тащили свои боксы на своей технике. Так же Иваныч забрал всю до крошки строительную лабуду, инструменты и материалы. Сейчас это имущество перемещалось с платформы-трала на автобус.

Сам танк не ездил, но ходовая застыла не окончательно.

Его зацепили за оба буксировочных крюка и тащили сразу двумя тракторами.

Для начала спустили с холма так, чтобы платформа стояла на голой обледенелой земле. Причём ближайший такой участок был в четырёхстах метрах. Весь этот путь в башне торчал сержант Мэкчигиров и отважно выглядывал из люка.

Над ним никто не смеялся. Несмотря на мороз в сорок и свежий боковой ветер, многих присутствующих, в том числе и меня пробивало холодным потом. Мы с Иванычем стояли рядом, он руководил процессом по рации, а я помалкивал.

Танк подтянули к тралу и плавно, насколько это возможно при таких огромных весах, накатом стали закатывать на платформу и гадали, а что будет если он упадёт?

Не знаю как, но сержант изнутри подруливал, подтормаживая левой гусеницей, компенсирую неравномерность работы тракторов.

— Стоять, — рыкнул Иваныч в рацию и всё остановились. И Иваныча большая сила убеждения, если бы сейчас летали птицы, то ближайшие их них зависли бы в полёте.

Сержант высунулся из башни наполовину, критически осмотрел положение танка на трале и кивнул.

Всем было видно, что пока его тянули, трал сел в грунт сантиметров на тридцать. Чтобы проверить насколько танк можно тянуть по льду, тягач завёлся и… не смог тронутся. Тросы переставили, потянули, вытянули на лёд.

После нескольких экспериментов пришли к тому, что танк на трале перевозить можно. Но тягачу не хватает силы, чтобы это делать, поэтому он поедет в сцепке с трактором.

Иваныч переместил по льду автобусы и технику, окружив, вопреки здравому смыслу, танк, прикрыв его со всех сторон.

— Ну всё. На сегодня привал, — констатировал он.

Из танка вышел и вразвалочку направился в нашу сторону танкист. Когда он дошёл до коменданта, то выпрямился и отдал честь. Иваныч просто приобнял его и похлопал по спине.

— Рад приветствовать, сержант.

Глава 25

Черное, белое и соль

Возможно всё.

Всё, что угодно.

Всё только зависит от цены,

которую ты готов за это заплатить.

Но это, как правило, не деньги.

Сергей Бодров

Звук колёс резко изменился. Край мутного льда треснул под весом вездехода, передние, а за ними и задние колёса зашуршали по округлым камушкам, я сбросил скорость, немного довернул вездеход и проехал так ещё полсотни метров прежде, чем остановился.

Я выключил двигатель и на меня навалилась тишина.

По необъяснимой причине всю дорогу, пока я рулил, был пристёгнут ремнём. Сейчас в тишине, которая, казалось, тоже звучала каким-то вакуумным звуком, втягиванием моего мозга через трубочку, я щёлкнул фиксатором ремня безопасности, и он с шуршанием втянулся, убираясь.

Во всё той же тишине я коснулся кнопки открывания двери, она распахнулась, впуская воздух из-за пределов салона вездехода.

И я услышал один из звуков прошлого. Я услышал звуки волн. Волны шуршали, играя с камушками.

Я прыгнул на насыпь, чтобы поскорее оказаться там, внизу, на гальке, чтобы камни отозвались на мои шаги своим шуршанием. И камни меня не подвели.

Пляж был огромен, от горизонта и до горизонта и, в то же время, невероятно странным. Незамерзающая полоса шириной метров пятнадцать заполнена светлыми вперемешку с чёрными камнями, как острыми, битыми, вывороченными из плотной породы как куски тарелок, так и вперемежку с ними обточенными, круглыми, а ближе к воде вообще был рыжий песок.

Временами срывался снег, ветер был порывистым, но слабым, не таким злым, как сотню километров назад.

Я расстегнул комбинезон, освобождаясь от нагрудника. Привычки остались при мне, поэтому даже тут, на пустом пляже, я не забыл перекинуть в карман свой Вальтер. Нагрудник закинул обратно в салон.

Мне хотелось дышать полной грудью. Только сейчас я понял, что нагрудник давит на грудную клетку, вызывая тяжесть и немного боль.

За моей спиной был лёд, а впереди море. Климентий сказал, что это не совсем Азовское, что когда-то в будущем люди назовут его иначе, быть может это мы его переназовём.

Всё дело в том, что с точки зрения карты, старой спутниковой карты, мы были на семьдесят семь километров южнее Бердянска, а это само по себе как середина моря. Произошли какие-то значительные тектонические процессы и часть морского дна поднялась или же замёрзла в толстенный панцирь, а часть, напротив, опустилась так, что не замёрзла, несмотря на морозы. Точные координаты неизвестны, в этом месте Климентий не мог гарантировать точность данных геопозиционирования, но в целом — середина моря, камни, песок и морозы.

Ну, как морозы, тут по ощущениям было довольно тепло. Ощущения, само собой ложные, приборы показывали минус тринадцать, но после минус сорока — настоящие тропики. Каждая клеточка кожи радовалась морскому ветру и даже, кажется, я услышал на пределе звука крик чайки. Хотя… трудно сказать, может быть показалось.

В любом случае мы достигли берега моря и как я предполагаю, многие участники экспедиции решат, что это и есть наша точка назначения.

Впрочем, их ещё предстоит подождать.

Зимник, то есть замёрзшая поверхность реки, оставался таковым почти до самой границы с морем. Полоска гальки, которая не замёрзла и оттого казалось нахально-голой, шириной всего метров пятнадцать-двадцать. Сюда, на эту полоску, один за другим прибыли номера два, три и четыре.