Лед Апокалипсиса 3 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar"

Было забавно наблюдать как один за одним наши полярные водители останавливались и выбирались из кабин. Есть своего рода плюс ехать первым. Юра так расчувствовался, что дошёл до берега и потрогал морские волны, которые не преминули намочить ему руку.

…

— Но нам не сюда? — полуутвердительно сказал Кипп, когда дошёл до меня. Он вообще демонстрировал наименьшую эмоциональности, вроде «ну море и море», что же тут такого?

— Нет, — это слово, вопреки здравому смыслу, означало согласие с его словами. — Мы определённо не будем селиться на краю временного берега. К тому же тут что? Камни, песок, лёд. Порядочному человеку не за что зацепиться.

Наш разговор, а точнее сама эта идея, споры о конце странствия разгорелись не на шутку, когда прибыла основная колонна.

Автобусы остались на зимнике, все попрыгали и пошли на берег. Люди радовались. Ещё бы, мы готовились к этой поездке почти два месяца. Иваныч и все техники колонии готовили машины, грузовики, автобусы, трактора. Мы выгребли кучу топлива, я и Кипп нашли и оборудовали промежуточный лагерь.

А доехали до берега моря за шесть переходов.

Киплинг осветил в своём стихотворении «Мы идём по Африке», послужившим некой основой для песни, такой сюжет — семь, двенадцать, двадцать две, восемнадцать лиг вчера, приводя очень конкретные цифры. В его случае это было сколько миль протопала по Африке охреневшая от марша английская пехота в ходе очередной колониальной войны.

Наши цифры были, конечно же, больше. Мы же на машинах, да и на жару не жаловались: 141−41–194–212−23–160.

И всё. Шесть, мать его, дней. На пятый проход был минимальным, мы весь день вгрызались в наносы.

А сейчас народ стоял на пляже и галдел, в том числе откровенно рассуждая о том, где они разобьют лагерь.

— Нигде, — перекрикивая «говорунов», выдал я.

— Что? Почему? Кто это сказал?

— Это Странник.

Народ был явно возмущён.

— Странник, ты опять за своё?

Я не отвечал на выкрики, а обходил толпу, ища Иваныча.

…

— Я, как посмотрю на карту, так это меня пугает. Мы посреди Азовского моря, — комендант смотрел на планшет.

Рядом бегал его сынишка Ростислав. Пацан радовался морю, как может радоваться только ребёнок. Ему было плевать на дорожные трудности, на опасности и умные разговоры взрослых.

Пацан просто кидал в море камушки, а море лениво шуршало волнами.

— Не хочу жаловаться, но народ там планы готовит далеко идущие, строить лагерь хотят и всё такое.

— Не хочешь, но жалуешься. Странник, твою грандиозную чуйку никто не оспаривает. Понятно же, что строить город посреди Азовского моря было бы грандиозной тупизной. Ты куда предлагаешь?

— Туда, где горы.

— Новороссийск? Там наверняка свои выжившие, там нас никто с распростёртыми объятиями не ждёт.

— Нет, в другую сторону, не Кавказ, а Крым.

— Почему? Предпочитаешь Судак вместо Туапсе?

— В Крыму море будет со всех сторон, эффект ЮБК. Понятно, что теперь-то мы не знаем, что там и в каком состоянии. Если Азовское море так перекрутило, там тоже могли произойти тектонические изменения.

— Давай устроим совещание в стиле «мы посоветовались, и я решил», — после длинной паузы выдал Иваныч.

Совещание произошло не сразу, не вдруг. Сначала Иваныч стал командовать расставить машины в круг на льду небольшого озера странного мутного цвета. Впрочем, тут всё было странным, как на другой планете.

Мы стали на возвышенности. Я притащил с собой Киппа, Дениса и Кабыра, Иваныч стянул дюжину сталкеров и водителей.

— Итак… — сказал Иваныч и на какое-то время замолчал. — Тут лагерем стать нельзя.

Тут же раздались возмущённые и несогласные голоса, но Иваныч только приподнял руку:

— Где вы тут собрались лагерь строить? Голой жопой в солоноватом льду? Вы посмотрели на море? Ну, молодцы. Не сильно очаровывайтесь, чтобы потом не разочаровываться. Саныч… Есть данные авиаразведки?

Он мог бы спросить об этом Климентия, который был буквально в каждом телефоне у присутствующих. Что интересно, Климентий уже умел чувствовать контекст социального взаимодействия (хотя это по-прежнему было для него трудно) и пока его не дёрнут, в разговор не вступал.

— Есть путь на запад, не совсем по берегу, но достаточно близко.

— Погодите! — вперёд шагнул один из водил, старый и опытный, я мало его знал, но про него говорили, что до Катаклизма он был дальнобоем, а в этой поездке он был очень ценен своим непростым и местами криминальным жизненным опытом. Звали его Витя Шифер.

— Говори.

— Мы катили сюда по зимнику. Докатили шустро, спору нет. Но зимник, то бишь, река, она текла к морю. И вот мы у моря, и вы со Странником теперь говорите, что надо ехать дальше? Куда? Ну чёрт с ним с «куда». Как? Зимник кончился, бляха-голяха⁈

— Резонно, — совершенно спокойно ответил Иваныч. — Но это не отменяет того факта, что тут мы жить не останемся. Это до Катаклизма было буквально дном моря.

— Мы уже все поняли! Азовское море мелкое, просто испарилось, замерзло.

— Зашибись. Поняли они. Пониматели юные. Витя, очнись, а что ты будешь делать, когда придёт Весна и всё начнёт таять? Жабры себе отрастишь?

Дальнобой стушевался.

— Так вот, что там авиаразведка?

— Есть путь на запад. Влияние моря таково, что оно топило лёд и снег, формируя плотный ледовый панцирь. Он неравномерный, так что быстрый путь как сюда, я не обещаю. И мне бы не помешали советы Виктора.

Дальнобой пару раз моргнул.

— А что, если нужна помощь, то я могу помочь. Мой автобус поведёт сменщик. Когда выдвигаемся?

— Завтра, — весомо сказал Иваныч. — На сегодня отбой. Купаемся, загораем, отдыхаем. А Виктор и Странник проработают маршрут, хотя бы начало пути.

…

Есть такой принцип, того кто эффективен против себя, брать в союзники, подчинять единой цели. Не ломать, не спорить, не воевать. Виктор был упрям как чёрт, вредный и за время пути стал пользоваться авторитетом среди других водителей. Сейчас мы пересматривали данные схемки с коптера на моём ноутбуке и прикидывали маршрут.

— А можно его ещё раз поднять? — сопел Виктор.

— Он на зарядке, но через полчаса пустим. А что?

— Тут надо сильно правее взять. Видно, что наросла какая-то идиотская сопка, но, если заложить крюк, пройдём по ровному. Один плюс — снегоочиститель теперь не больно-то нужен.

— А минус? — спросил я.

— Ну, ты же видишь, Странник, там поверхность льда такая, что чёрт ногу сломит. Это ты на вездеходе пролетишь не глядя, а автобусам будет тяжело.

…

Иванычу потребовался весь его авторитет и некоторое количество мата, чтобы донести до выживших о том, что утром мы поедем дальше и что сейчас мы не в конце пути.

Были возмущённые голоса, кто-то принялся откровенно роптать, но Иваныч сказал, что он тут не Моисей, а они не еврейский народ. Кому не нравится, может остаться тут, на пляже вместе со своим спальным боксом и порцией зерна. Возможно, у такого желающего будет предварительно слегка набито лицо. От поведения зависит.

Желающих почему-то не нашлось.

А насчёт того, что об этом не предупреждали… Как-то удалось донести, что разведка была до моря, но без деталей. Так сказать, не на всю глубину глубин.

Утром мы тронулись в путь, и Виктор поехал со мной. Поскольку за рулём был я, он взялся сидеть на рации и полностью заполнил собой эфир информацией про путь, где разгоняться, где тормозить, где наклон и так далее.

В первый день мы шли, не отрываясь далеко от колонны, а снегоочиститель, грейдер и Кипп с мрачной рожей следовали за мной.

Потянулись трудные дни. Победа и результат — это плод усилий, работы, большого количества действий. Трижды пришлось поднимать упавшие на бок автобусы. Четыре раза они улетали в условный кювет, а дважды то же самое проделывали грузовики. Каждый километр давался с трудом и всё же трудолюбивые колеса, изобретение, которому уже пять тысяч лет (и до сих пор не утратило актуальности) катили и катили, пожирая километр за километром.