Лед Апокалипсиса 3 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar"

Поделись улыбкою своей

И она к тебе не раз ещё вернётся.

Я пожал плечами. А вот Кипп, всегда невозмутимый, на пару секунд выпучил глаза и закашлялся. По-моему, он так подавил пытавшийся вырваться смех.

Лагерь спидвеистов уже особо и не спал. И появление квадрокоптера они заметили. В течение пары секунд четверо мужиков ощетинись автоматами и выцеливали дрон. А когда включилась песня, то один из них даже пальнул в небо. К счастью, не попал.

На этом моменте я испугался, что они просто расстреляют рацию и всё, никакой связи, останется только план «Б», орать при помощи матюгальника.

Но нет. Климентий вырубил песенку Крошки Енота, кто-то из бойцов осторожно и почему-то бочком, по-крабьи подошёл к рации, взял её.

Я смотрел на эту пантомиму через планшет и терпеливо ждал.

— Ну привет, — сказал я в рацию. — Мне бы с вашим старшим поговорить. Приём.

Боец долго крутил рацию и у меня даже возникло ощущение, что он как шимпанзе, не знает, что это за шайтан-штука с голосом внутри, а переговоры будут сорваны ввиду технологического отставания собеседника.

Но мои опасения оказались напрасны. Похоже он проверял, нет ли в рации или на ней бомбы.

Через какое-то время он ушел и унёс рацию в одну из палаток.

— С кем я говорю? — раздался неприятный резкий голос из рации.

— Это командир экипажа Скат-2, меня зовут Фуртес, — когда меня просили назваться незнакомые люди я как правило, врал, причем импровизировал. Подчас неожиданно для самого себя.

Голос в рации рассмеялся.

— Нет, приятель, в прошлый раз тебя звали Язон Динальтов. А это Легат и группа Чёрные всадники. Все, кто остался.

— Чёрные всадники? Студенты из Африки, что ли? — я по привычке шутил, одновременно лихорадочно соображая. Кажется, это остатки долбаной Орды. — Ты меня с кем-то спутал, друг.

— Ничуть. За все твои злодеяния мы пришли убить тебя и всех, кто со мной, то есть, брэ-кхе, оговорился. Всех, кто с тобой.

Я посмотрел на Киппа и прошептал одними губами:

— Это они про тебя, голубчик.

На лице у Киппа застыло недоумение, мол, как я могу шутить в такой обстановке?

— Мы долго искали тебя, ублюдок, — продолжила рация всё тем же голосом. — Много народу полегло, пока мы не поняли опасность всех приборов связи, сотовых, планшетов и так далее. Пришлось отказаться от них. Но ничего. Однажды наш парень увидел вашу колонну. Он сфотографировал тебя, как ты ходишь и вынюхиваешь. А Банзай, он видел тебя тогда в коридоре, смог опознать. Вот паззл и сложился.

Я вспомнил, что когда моя интуиция разбудила меня среди ночи в пути по зимнику, то действительно выходил и бродил вокруг вездехода.

— А дальше дело техники… Мы шли за вами, но не нападали. Честно говоря, в первый момент я думал, что вы идёте к своей основной базе, а оказалось, вы просто драпаете к морю, это у вас что-то вроде библейского Исхода.

— Мы в магазин гоняли за шашлыком и пивком. И твою историю про Банзая и то, что ты меня узнал якобы, так и не понял. Я известный человек, до Катаклизма выступал в клубах типа «Открытый микрофон». Известен как Гарик Мукачёв.

— Ты уже своё отшутил, Язон, или как там тебя?

Там, с его стороны, происходило какое-то шуршание, шум. Кипп не был так поглощён разговором, резко вскочил и навалился на тот здоровенный камень, за которым мы прятались, животом, занимая положение для стрельбы. Я успел только мельком глянуть в «коридор».

Там, один за одним неслись мотоциклы, осёдланные очень злыми мужиками. Двигатели ревели, звук резонировал от стен и, хотя их было всего четверо (ну да, я по привычке посчитал), ощущение, что их было штук восемьдесят.

Кипп не любовался на этот динамический перфоманс. Он принялся стрелять, причём его пули достигали цели, однако зверски рикошетили во все стороны огненными росчерками.

Это могло значить только одно — хорошая броня.

Я же полез в свой рюкзак, в самую его глубину.

Ну, никогда же не знаешь, что потребуется? Мы вообще-то пошли с неизвестными людьми вести сложные переговоры. Ну, кто знал, что тут остатки Орды окопались?

Хорошо, что я запасливый и иной раз таскаю на переговоры всякие тяжёлые аргументы в споре. Ну мало ли что пригодится? Шоколадка, бусы, иприт в бутылке. Сейчас меня интересовал, в частности, вот такой…

Я щёлкнул предохранителем и от всей души шарахнул в «коридор».

А мотоциклисты, точнее сказать, спидвеисты, они не пошутить ехали, они стреляли на ходу из каких-то обрезов.

Что такое красота? Красота бывает всякая. Красота — это дети взрослые и красивые, рядом с любимой женщиной. Красота — это погашенная ипотека, в мире, где всё можно решить кредитом и его погашением, а не ледорубом, топором и автоматом. Красота — это скупые цифры в результатах медицинских анализов, по которым онколог говорит: «Выскажу осторожный оптимизм, заболевание удалось купировать, операция прошла успешно, метастазы не выявлены». Так, а не могила со свертком вместо гроба в «ледяной постели».

Красота — это ситуация, когда душа пылает болью, но в момент, когда руки стреляют из гранатомёта, то эта боль на пару секунд отступает под действием взрывной волны.

В данном случае красота — это то, что первый же заряд лёг под ноги первого мотоциклиста, подбросив его. Второй заряд моего гранатомёта прошёлся правее и следующего мотоциклиста заставил просто притормозить. Однако его накрыла, попав куда-то в район шеи, пуля Киппа.

Третьего мотоциклиста накрыл тоже я, оба заряда попали в него так что, даже руки злодея полетели в стороны и сделали омерзительный «шмяк» о камень.

Однако, вот ведь штука какая. Их было четверо и четвёртый доехал, докатился.

Падла.

Глава 27

Орел и решка в летящей монете

Суди о прожитом дне не по урожаю,

который ты собрал, а по тем семенам,

что ты посеял в этот день.

Р. Л. Стивенсон

И в тот момент, когда четвертый «чёрный всадник» остановился передо мной, весь из себя оскаленный, запыхавшийся, в какой-то самодельной броне (и судя по роже в шлеме, вовсе не чёрный), а я судорожно пытался дозарядить гранатомёт, понимая, что не успеваю вложить пару гранат, а даже если и смогу, то не успею выстрелить, в эту долю секунды между мной и мотоциклистом, который направил в мою сторону обрез, встал в какой-то странной позе Кипп.

Он выпрыгнул на линию огня как чёртик из коробочки, повернув голову набок и одновременно прикрывая лицо автоматом, в котором за эти несколько секунд опустел магазин.

Мотоциклист выстрелил дуплетом и Киппа отбросило на меня как куклу. Одновременно с этим выстрелы стали сыпаться сверху — скупые, размеренные, безжалостные.

Это стрелял из своего СВД Кабыр.

Он убил мотоциклиста. А ещё по коридору спешили к нам двое новых, которых Кабыр тоже сбил выстрелами и добил уже лежащих.

Я развернул Киппа.

— Даже не надейся, — прошипел он одними губами.

Я ощупал его комбез. Молодчина, броник надел и тот принял на себя удар. И повезло, что дробь, а не что-то с высокой проникающей способностью.

Кипп судорожно пытался перезарядить свой автомат и при этом часто-часто дышал.

Я мельком глянул на его оружие, не увидел в нём явных повреждений, помог ему поменять магазин, и усадил, привалив, на камень.

— Ладно, приходи в себя, генацвале Киппидзе, — похлопав его по плечу я пинком откинул убитого мотоциклиста, забрал обрез, снял с убитого патронташ, перезарядил обрез и поднял мотоцикл.

Выстрелы-выстрелы-выстрелы.

Кабыр работал. Кабыр не лил слез, не взвешивал, не колебался, не думал. Он работал, его оружие работало. Он стрелял, и я был уверен, что каждый его выстрел направлен на чьё-то уничтожение. Кабыр не убивал людей, он поражал цель.

Я приподнял, развернул мотоцикл и посмотрел на Киппа.