Всадник Ветра (СИ) - Мадоши Варвара

— Да нет, не фермерская! — возразила Меланиппа. — Мы просто жили в деревне. А так папа директор школы, а мама учительница. Начальной школы, конечно… Вот когда я пошла в старшую школу в городе, тут-то и начались неприятности… — она вздохнула.

Интерлюдия: об инициации Меланиппы Селивановой, Подковы Торнадо из Ураганного отряда

Меланиппа любила сидеть с малышами. Они хорошие, милые! Добрые и не дразнятся. По крайней мере, ее младшие братишки и сестренки, и родные, и двоюродные, были именно такие. Она слышала, что бывают и весьма вредные малыши, но сама не встречала. Для этого их надо баловать, а в их семье баловать детей не принято. Их принято любить, тискать и строго-престрого воспитывать.

В тот день она усадила своих двухлетних братишек — родного и двоюродного — играть в кубики, пятилетних сестренок — тоже родную и двоюродную — рисовать, а Меланиппина восьмилетняя тетя (да-да, у дедушки с бабушкой родилась еще одна дочка, когда они уже и не ждали!) сказала, что она и сама отлично посидит с книжкой, спасибо большое. Так что Лана внезапно оказалась совершенно свободной.

Чем бы таким заняться, пока взрослые ведут длинные скучные разговоры?

О! А почему бы не сделать всем сюрприз и не испечь пирог к чаю? Это быстро, дел-то на двадцать минут! Октябрьский день в Саработе выдался ожидаемо теплым, конечно, все сидят на веранде, а кухня свободна…

Так все и оказалось: кухня пустовала, из полуприкрытого окна было видно расположившихся на веранде взрослых: мама с тетей на диванчике, дедушка в кресле-качалке, бабушка и папа стоят у перил. И разговор был слышен, очень четко и ясно!

Меланиппу учили не подслушивать, так что она хотела развернуться и уйти. Тем более ясно, что при такой диспозиции они, конечно, заметят, как она будет хозяйничать у духовки — не получится сюрприза. Но мама как раз говорила о ней, и Меланиппа против воли замерла у входа в кухню.

— … какая уже адаптация? Она почти два месяца в новой школе, а дела становятся только хуже! Эта последняя двойка…

— Девочка отлично знает родной язык, зая, не нужно драматизировать, — низким голосом прогудела бабушка. — Подумаешь, перенервничала и не смогла ответить у доски! С каждым случается. До конца четверти еще две недели, исправит.

— Теть Жень, не в оценках же дело! — воскликнула мама. Она называла бабушку «тетей Женей», потому что они с папой с детства дружили — вот и привыкла. — Дело в том, что она там… Словно под прессом постоянно! Я ее от школьного автобуса встречаю — она выходит как деревянная, и от остановки бредет, как неживая! Это разве наша Милочка? А спросишь, в чем дело — все в порядке! Я говорю, я же вижу, что не в порядке! А она молчит.

— Ты ее встречаешь от остановки? — снова бабушка. — В ее-то возрасте? Вот и ответ: вы слишком опекаете девочку! Ей нужно учиться самой постоять за себя.

— Мама, с одной стороны это так, — это вступил папа. — Но ведь Милочка вовсе не трусиха и вообще-то отлично умеет справляться с трудностями! Вспомните, как она отлично вела себя, когда мы все уехали в гости, а Паша заболел? А как она прыгнула в речку за Пятнашкой, когда тот был щенком?

Пятнашка — уже большой пес — подошел к Меланиппе сзади и лизнул ее пальцы. Она рассеянно погладила его.

— Сын, я н-не очень п-понимаю, ч-что т-ты пытаешься с-сказать, — это дедушка: он слегка заикается. Что не помешало ему всю жизнь проработать в министерстве образования. — Ты х-хочешь п-перевести М-милочку в д-другую школу?

— Я думаю о домашнем обучении, — сказал отец. — Может быть, попросишь старых знакомых побыстрее ее оформить? А то мы с Ланой честно боимся за ее психику.

— Ну ты даешь! — это тетя. — Боитесь за психику Милы, потому что она невеселая приходит из школы? На ней же нет синяков, ничего такого! Ты думаешь, ее там бьют? В шестой-то школе? Я сама раньше там работала, директор у них отменный, травли не допускает.

— Нет, не думаю, — снова папа. — Но мне категорически не нравится…

— Иск-ключено, сын, — это деда: очень твердый голос, несмотря на заикание. — На д-домашнее об-бучение п-переводи, если хочешь. Но сам. П-по об-бычной процедуре. Пусть к-коммиссия решает.

— Дядь Паш, но это такой стресс! — тихо сказала мама. — И затянется минимум до конца полугодия, я же знаю, как такие дела делаются!

Деда промолчал.

— Зая, Мила не больна, психически здорова — я сама с ней сегодня говорила! — снова бабушка. — Она вполне в состоянии ответить на несколько вопросов педагогов и психологов, если уж вы так хотите настаивать на домашнем обучении… Но я бы не советовала. Ведь нужно же привыкать жить в социуме!

Дальше Меланиппа слушать не стала, слишком тяжело.

Взяла Пятнашку за ошейник, вышла с ним в гостиную, села рядом и обняла, зарывшись лицом в черно-белую шерсть. Пес тихонько и удивленно поскулил: он понимал, что Меланиппа расстроена, но не понимал, из-за чего.

Да она и сама толком не знала!

Что такого было в новой школе? Ничего особенного!

Никто ее не задирал, не обижал. Ее портфель не вскрывали на перемене и не перебрасывали от ученика к ученику. То есть она видела, как такое сделали с другой девочкой, но с самой Меланиппой ничего подобного не происходило. Учителя к ней не придирались. Правда, и не относились особенно ласково. Просто — как ко всем.

И вот как-то оно в целом…

Ни одна девочка в классе не подошла и не предложила с ней дружить. На перемене все говорили о совсем непонятных вещах, например, о всяком таком, что шло по телевизору. У Меланиппы дома телевизора не было: родители его не одобряли. Правда, телефон они ей купили к шестому классу, чтобы могла позвонить домой из школы, но Мила пока даже не знала, как пользоваться приложениями. Мальчишки слишком много орали и многие ругались матом — в их деревенской школе о таком и подумать было немыслимо! Родителей бы сразу вызвали, чтобы они прямо на уроке всыпали отпрыскам ремня!

В школе нужно было сидеть с утра и, такое ощущение, почти до вечера, на перемене даже по двору не погуляешь! То есть можно погулять, но двор бетонный, всего несколько клумб. Нет любимой лавочки под вишнями, где так хорошо было поменяться «секретиками» с подружками. И домой на обед не зайдешь, жди, пока уроки окончатся и отвезут на автобусе!

А главное, никто ничего не понимает. Меланиппе было бы сложно объяснить, что «ничего». Просто она знала: в деревне ребята понимали, а там — нет. И еще когда она начинала отвечать на уроке, ее никогда не дослушивали до конца! Просто говорили «садись, знаешь». Или «нет, не так, кто может поправить»? Так что Меланиппа в итоге поняла, что совсем-совсем не может даже слова произнести! И даже ручка писать не хотела!

— Ми-и-ла! Ну Мила же!

Мила оторвалась от собаки, вытерла глаза и села прямо. Ее дергал за рукав Паша, младший братишка.

— Что, масик?

— Я не масик, я мальчик! — серьезно сказал Паша. — Давай играть в лошадки?

— Ну давай! — воскликнула Мила. — Садись мне на спину!

— Нет, я буду лошадкой! — помотал головой Паша. — Дай подкову?

— Какую подкову?

— Прабушкину! — и он указал пальчиком на стену, где висела фамильная реликвия.

На самом деле та, легендарная первая Меланиппа, приходилась Миле пра-пра-прабабушкой. С маминой стороны, не с папиной. Там по женской линии всех старших дочерей называли Меланиппами; вот и маму тоже так звали. Папа называл жену Ланой, а дочку — Милой.

Та, первая Меланиппа была наездницей, объездчицей лошадей, а одно время знаменитой циркачкой. От нее осталась особая, счастливая подкова и портрет: жгучая брюнетка в красном платье верхом на гнедой лошади.

Миле сейчас та пра-пра-прабабушка казалась милее всей прочей родни уже потому, что не была учительницей!

— А давай сниму, — сказала Мила, окончательно вытирая глаза. — Почему нет?

Чтобы дотянуться до подковы, пришлось приставить к стене кресло. Опасно балансируя на его спинке, Мила подцепила подкову пальцами. Первый раз с рождения!