В Россию с любовью (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич

— Много ты понимаешь, мелкий! — фыркнула Женя, неожиданно подав голос.

— Аню замуж выдают, — снова сдала горести сестрёнки Маша.

— Муж не шкаф, подвинется? — предположил я. — Тем более связь не с другим мужчиной, а женщиной, изменой в продвинутых семьях может не считаться?

— Ага, в основном. А как же старшие жёны?

— А что с ними не так? — недоумённо выкатил глаза я, снова не врубаясь.

— Ну, Аню берут третьей женой. Потому, что она хоть и дочь князя, но, скажем так, её отцом старшие с её мамой поделились, сама она из младшей ветви. Очень младшей. Сильно.

— И так бывает? Типа, мужчина — собственность всего боярского рода? — усмехнулся я. Ибо «ветвь» — это семья, ячейка общества с единым мужчиной на несколько жён. А тут родила от мужа главы всего рода, от «герцога», а не своего условного «графёныша», а скорее даже «барончика» их семьи.

— Княжеского, — поправила она. — А то! Что происходит внутри рода — дело рода. Но только с таким раскладом Ане сложно нормального мужа подобрать. С одной стороны — гены хорошие. С другой — далеко от главной ветви. Вот и компромисс — третья жена, но в уважаемую семью. А значит, там будет старшая жена, и вторая. Со своими порядками. Не погуляешь.

— Даже с царевной? — нахмурился я. Ибо принадлежность к правящей династии у меня автоматически вызывала образ индульгенции за все будущие шашни со всем высшим светом.

— Погулять — можно, — сформулировала непонятную мне мысль Маша, назидательно подавшись вперёд. — Но это, скажем так, разовая акция. Может двухразовая, трёхразовая, но в целом конечная. Была бы она старшей женой — нет предела совершенству, продвижение рода за счёт связей с царской фамилией и всё такое. А третьей… Разок, ну другой — бывает, дело молодое, а потом тень на семью, надо прекращать.

— Капец страсти! Шекспир прям! — Меня не впечатлило, я откровенно веселился. Мне бы их проблемы.

— Ты вспомнил Шекспира? Это хорошо! — Машка расплылась в улыбке. — Мне он тоже нравится. Последний автор Старого Мира. Кстати, в Большом театре, вроде, «Макбета» с сентября ставят. А у Никитских ворот — «Ромео и Джульетту». Сходим?

— А то! — Класс, ну хоть что-то общее у памяти «я» с реальностью. Но закрывать тему не хотелось — надо бы кое-кого добить. Или хотя бы расшевелить.

— Обалдеть, моя сестра — и какая-то поганая лесбиюха! — фыркнул я. — С её-то ресурсом иметь любого кавалера этого подлунного мира, и ей за это ничего не будет.

Я нарывался, но в рамках нашей с Евгенией постоянной язвительной войны. Во всяком случае, так думал, задирая её. Но забыл, что мудрость: «Если тебе плохо — сделай так, чтобы другим стало хуже» — в арсенале у сестрёнки есть, и владеет она ею в совершенстве. А главное, недооценил её горя. Реального горя без кавычек, когда человек дуреет и делает вещи, за которые может и раскается… Когда-нибудь потом. Но сейчас ему на всё плевать. И ТАКУЮ Женю я увидел впервые.

— Много ты понимаешь в отношениях, мелкий, — фыркнула она и подняла глаза… Полные горечи и ненависти. Ещё чуть-чуть, и выстрелит из них словно лазерами из дешёвого фильма. — Убери-ка ты из своего взгляда иронию и поганое осуждение — нос не дорос судить меня… И порядки в обществе, — добавила она, и в её голове что-то как выстрелило, и мне её мысль точно не понравится.

— Может и не много. — Да пусть хоть засмотрится — не берут меня такие взгляды… Но очко зажимжимало, всё время забываю, что передо мной не миленькие сестрички, а долбанные монстры. Которые, по словам Марьи Ильиничны, могут сжечь танк на расстоянии сотни метров. — Но я сужу. И считаю, что прав.

— И чем же? — сузила она глаза: «Последний шанс тебе, мелочь». Но я снова не уступил — не умею уступать, тем более там, где считаю свою точку зрения верной.

— Скажу так, господь создал мужчину и женщину не для того, чтобы женщины развлекались друг с другом. Как и мужчины с мужчинами. И ты, дочь царицы, на которую все смотрят, должна понимать, что не стоит подавать маминым подданным дурной пример и повод для пересуд.

— Да что ты понимаешь!.. — вскочила она со своего места и замерла, вовремя взяв себя в руки. Решила ещё поговорить. Сузила глаза в тонкие щёлочки. — А если этих мужчин раз-два и обчёлся?

— Ты — царевна, — давил я. — Любой твой каприз — в любом уголке страны, от Варшавы до Нового Архангельска, что на Аляске.

— Все спят друг с другом! — парировала она. — Весь свет, и не только высший. Мать-церковь уже не знает, как бороться с сожительством тех, кому никого не досталось, я про простолюдинок, кто в самом низу. Ячейки общества, б#ядь, из двух нищебродок с благотворительными детьми по программе ЭКО! Возглавить пока не решается, но запрещать уже не может. И только наш Саша, святой, аки апостол, выступает за библейскую чистоту! А#уеть, б#ядь!

— Женя! — возмущённо вскричала Машка.

— Как хочу — так и говорю! — Видно, что Евгения не привыкла ругаться. Не работала со строителями или портовыми грузчиками. Но делать это умеет — какая-то практика была. И сейчас она на пределе, раз позволила себе такое.

— То, что все делают что-то — не значит, что это должна делать царевна! — не сдавался я, пытаясь подбить под аргумент если не мораль, то хотя бы целесообразность. — Даже если все — то не ты! Не все мы, это всех нас, принцев, касается. Большая власть — но и большая ответственность. Пусть если никто не скрывается, мы не можем.

— Точно, святой. — Её глаза засияли нехорошим блеском, сама она подалась вперёд. — Александр Иринович, разрешите к вам обратиться так официально?

Су-ука! Я понял, драки не избежать. Драки с грёбанным монстром, могущим разрушить фигурой толчка несущую стену этого дворца!

— Дерзайте, Евгения Карловна, — выдержал и это давление я, опустив её «Иринович». В нашем мире для аристократии это оскорбление… Но не настолько острое, чтобы заводиться, если прозвучало из уст единоутробной сестры.

— Вы три месяца назад потеряли память, — тщательно взвешивала Женя каждое слово. — И забыли всё, что знали до этого. И потому мы, ваша семья, носимся с вами, как с писаной торбой. А вам, Александр Иринович, не приходило в голову, что вы, мягко говоря, не совсем адекватно понимаете окружающую действительность и своё место в мире?

— Жень! — вскочила и Машка, но та лишь отмахнулась, и в жесте я увидел сияние какой-то фигуры. Не атакующей, скорее предостережение.

— Не лезь, мелкая! Я с ним разговариваю. Итак, Александр?

Я тоже поднялся — не одному же мне сидеть.

— В чём именно по-вашему, Евгения Ириновна, — парировал я обращение, — заключается моё непонимание происходящих процессов?

— В том, что вас, Александр Иринович, защищают. Отгородили крепостной стеной от всего мира, и я не про кремль, за пределы которого вас ни разу не выпустили… Хотя и о нём, получается, тоже. Это не кажется тебе странным, Саш? Тебе даже с девками твоими не дают видеться! Почему?

— Ты хочешь сказать, берегут психику? — усмехнулся я, но по её лицу понял, усмехаться рано. Да, меня исследовали, это одна причина. Но была и вторая, и не так уж не права она, как мне бы хотелось. Я, по их мнению, НЕ ГОТОВ к встрече с высшим обществом, да и просто миром за кольцом стен.

— Именно, дорогой братец! — заулыбалась она улыбкой Медузы Горгоны… Или хотя бы Мегеры, увидев моё понимание. — Ты — нежный цветочек на кремлёвской грядке в нашем скверике. Тебе не дают гнуться на ветру, обильно поливают, холят и лелеют. А ты возомнил вдруг, что это — норма! Ты идиот, братец! — Последнее она рявкнула во всю мощь лёгких.

— Так выпустите меня в город! — проревел в ответ я.

— Чтоб тебя там грохнули? Снова? — орала она, уже ничего не стесняясь. — Только вот на сей раз тебя грохнет не фанатичка республиканская! И не наёмница салемская! На сей раз тебя обнулит кто-то из наших! Из стерв родного российского высшего света, твоё высочество! И плевать, что ты царевич! Это ты понимаешь? Постоянно держать с тобой взвод никто не будет, и Машка не вечно будет рядом! Это до твоей глупой головы дошло?