Цена жизни. Книга 2 (СИ) - Стоев Андрей

Брови у герцога поползли вверх и он, не скрывая удивления, попросил:

— Поясните, пожалуйста, ба… господин Кеннер.

— Извольте, ваше высочество, — охотно согласился я. — Вам знакома история Новгородского княжества? Как оно стало тем, чем является сейчас?

— Боюсь, что крайне смутно, — с некоторой неловкостью признался он.

Можно было и не спрашивать. Меня всегда удивляла эта самодовольная зацикленность европейцев на себе и полное отсутствие интереса к соседям — хоть в том, хоть в этом мире. При этом то, что соседи могли им при случае крепко навалять и время от времени это проделывали, никак не помогало европейцам осознать, что подобная дурацкая уверенность в собственном превосходстве вредит прежде всего им самим. Впрочем, это их дело — соседям это скорее выгодно.

— У нас не сложилась многоуровневая феодальная структура — в ней просто не было необходимости. Русь большая, но отдельные княжества не настолько велики, да и общий уровень развития в те годы у нас всё же был существенно ниже, чем у остатков Римской империи. Структура власти у нас была довольно простой: князю непосредственно подчинялись владетели земель, которых можно было считать аналогами ваших баронов. Впрочем, бóльшая часть земель всё-таки принадлежала самому князю. Система неплохо работала, и так продолжалось до тех пор, пока князь Любослав не начал процесс изъятия земель у дворянства.

Герцог слушал внимательно и выглядел искренне заинтересованным.

— У нас есть памятник ему, но потомки до сих пор его не особенно любят, и учебники истории упоминают князя довольно неохотно, можно сказать, сквозь зубы. Процесс изъятия был долгим и очень трудным; иногда земля просто отбиралась под каким-то предлогом, порой принудительно выкупалась — но в основном князь давил экономически, высокими налогами на землю и различными штрафами вынуждая владельцев продавать землю казне. В целом методы князя Любослава были довольно спорными, отчего память о нём осталась очень неоднозначная, но именно благодаря ему Новгород в развитии стремительно рванулся вперёд, превращаясь в мощную промышленную державу.

— Я всё-таки не понимаю связи, — заметил Оттон. — Каким образом уничтожение феодов могло вызвать развитие промышленности?

— Позвольте мне это прояснить, ваше высочество, — улыбнулся я. — Так вот, изъятие земель запустило два важных и дополняющих друг друга процесса. Попробуйте поставить себя на место такого владетеля земли. Князь вынудил вас продать землю, но заплатил более или менее справедливую цену. Что вы будете делать дальше?

— Очевидно, вложу эти деньги куда-нибудь, — пожал плечами герцог.

— Другого варианта не просматривается, — согласился я. — Не считая, конечно, варианта бездарного проедания этих денег. Однако в деревне деньги вкладывать некуда, и вам приходится задумываться о переезде в город. И вот вы оказываетесь в городе и начинаете искать надёжное вложение вашего состояния. Торговля отпадает…

— Почему? — удивился Оттон.

— Нашему дворянству запрещено заниматься торговлей, — объяснил я. — Этот закон, кстати, продавил всё тот же князь Любослав незадолго до того, как начать изымать земли. Точно по той же самой причине отпадает ростовщичество. И что вам остаётся? Только вложение в какое-нибудь производство.

— В самом деле, — задумчиво отозвался герцог. — Интересно…

— Другой стороной этого процесса явилось освобождение крестьян, — продолжил я. — Хотя крестьяне у нас всегда были свободными, у владельца земель хватало способов привязать крестьянина к земле, и некоторые из этих способов были довольно близки к закабалению. А после того как земля отошла в казну, у крестьянина появилась возможность для свободного передвижения. И лишние вторые-третьи сыновья хлынули в город, дав новым производствам остро необходимую им рабочую силу. Специалисты считают князя Любослава величайшим реформатором в нашей истории, несмотря на то, что в обществе его не очень любят.

— Интересно, — повторил Оттон. — Но мне кажется, в своём пересказе вы довольно сильно упростили реальную картину. Не думаю, что такую реформу было действительно возможно провести именно в таком виде.

— Разумеется, я опустил множество деталей, — не стал возражать я. — Например, одновременно с изъятием земель происходило создание крестьянских общин — по сути, кооперативов. По сравнению с крестьянином-единоличником, крестьянин, входящий в общину, платил в два, а то и в три раза меньше налогов. Кроме того, казна давала общине ссуду и землю в аренду за довольно скромную плату — правда, исключительно денежную, натуральная оплата не принималась. Оказалось, что крестьяне прекрасно справляются и без землевладельца — о голодных годах никто с тех пор не слышал, а доходы казны заметно увеличились.

— Действительно, чрезвычайно интересная история, — задумался герцог. — Однако мне неясно, как ваш князь сумел настолько точно предвидеть последствия. Такая масштабная реформа, которая буквально переворачивает всю страну, с тем же успехом могла всё разрушить.

— А вот это очень правильный вопрос, ваше высочество, — с уважением заметил я, — но на него никто не даст вам ответ. Хотя у меня есть кое-какие подозрения на этот счёт.

— Подозрения? — он с любопытством посмотрел на меня.

— Мне кажется, я знаю, кто это организовал, но я не могу обсуждать эту тему, — покачал головой я. — Скажу только, что наше общество гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я и сам не уверен, что знаю о нём всё. Впрочем, это можно сказать про любое общество.

— Верно замечено, — кивнул он.

— А в дополнение князь Любослав начал масштабную военную реформу, которая была продолжена всеми его потомками. Причём что любопытно, никто из современников эту реформу не заметил. То, что фактически имела место большая военная реформа, историки начали подозревать только во время правления его внука, когда появилось много исследований по правлению Любослава.

— Как такое возможно? — поразился Оттон, глядя на меня с недоумением. — Вы не разыгрываете меня, господин Кеннер?

— Ни в коем случае, ваше высочество, — категорически отказался я. — У меня нет склонности к дурацким розыгрышам. Скажу честно — я и сам этому поражаюсь. Князь Любослав был, вне всякого сомнения, гениальным правителем, и моя уверенность в этом разделяется многими исследователями.

— Так в чём же состояла эта тайная реформа?

— Она была совершенно явной, ваше высочество, — усмехнулся я. — При князе Любославе институт дворянства как раз и принял современную форму. Был создан Дворянский совет, который регулировал конфликты дворян и превращал вражду в упорядоченный и формальный процесс. Для этого князь издал основополагающий акт «О разрешении конфликтов» и ввёл понятие права на защиту. Нападения на собственно дворян, а тем более убийства, категорически запрещались — были разрешены только действия, направленные на имущество противника.

— И как это связано с военной реформой?

— Другой стороной реформы было то, что князь фактически отказался защищать имущество дворян. Его защита касалась только их жизни и, с некоторыми оговорками, личного имущества. За убийство дворянина казнят, но отобрать его предприятие можно совершенно безнаказанно — княжество не станет рассматривать подобную жалобу. Княжьи люди такую жалобу просто не примут.

— Кажется, я начинаю понимать, — задумчиво сказал герцог.

— Именно так, ваше высочество, вы правильно поняли, — согласно кивнул я. — Дворяне начали создавать дружины для защиты своего имущества. Процесс этот был, конечно, длительным, и более-менее завершился только при внуке Любослава, и лишь тогда потомки смогли оценить масштаб замысла. Так что мы имеем сейчас в результате? Взять, к примеру, наше семейство — всего лишь одно из гербовых семейств, пусть и не последнее. Наша дружина составляет более двух тысяч ветеранов с приданными боевыми магусами и полным оснащением техникой, вплоть до сверхтяжёлых бронеходов и дирижаблей воздушной разведки. Конечно, наша дружина не способна выстоять против ваших войск, но победа далась бы вам нелегко, а ведь наше семейство невозможно даже сравнивать с герцогством Баварским.