В Россию с любовью (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич

— Саса, ласскажешь сказку? Плодолжение?

— Конечно. А ты братика полечишь?

— Полечу. Ложись.

Покалывание от её рук не усыпляло, а наоборот, бодрило. После экзекуции ощущался прилив сил, хотелось бегать, прыгать и смеяться. А потому, чтобы ничего эдакого не делать, я уложил её рядом, сдвинувшись на край, чтобы её голова покоилась на моём мягком нежном животе (сука, принц, убил бы если мог, кто за тебя будет спортом заниматься?), и рассказывал сказки. Много сказок. Несколько часов. Пока она не уснула.

— Царевич, спит? — вошла и шёпотом спросила её нянечка, кивнув на девчонку — видно в коридоре слышно, что разговоры прекратились, а нас слушали.

— Да. Забирайте, — также прошептал я. Уже был вечер — долго мы. Но не ночь, время ни туда, ни сюда.

— Ей ещё рано спать, но она выдохлась, — сказала нянечка, беря девочку на руки. — Завтра ещё придём. Ваша маменька сказала, будем вас лечить. Царевна не против.

Ещё б она была против!

— Хорошо, — прошептал я в ответ. — Мне как раз швы сняли.

В общем, Людмилыч так и сказал, что всё, что можно, Ксения сразу сделала, но основная работа по пластике начнётся после снятия. Смысл лечить меня, когда кожа стянута нитками? Чтобы такой шов с их следами и остался на всю жизнь? И зная, что у магии нет границ, я надеялся, что не останусь уродом с посечённой мордой… Хотя был морально к этому готов.

Но нет, перевязка на следующий день показала, что с лицом всё значительно лучше, чем боялся.

— Повезло тебе, Саш, — сказала Алла, также делавшая перевязку после того, как доктор оценил состояние.

— В чём?

— Что у тебя есть такая сестра.

Тут я был согласен.

— Тебе вообще очень повезло. Как сыр в масле катаешься. Чего ещё мечтать? Зачем с сёстрами препираешься? Огорчаешь их?

Так, а вот такой разговор мне не нравится.

— Иногда приходится, — туманно ответил на такое, но не убедил.

— Просто сомкни рот, и сделай как просят. Потом всё равно по-твоему будет, — учила жизни эта фифа — а не слишком ли сильно я с нею откровенничал? — Зачем же сразу обострять? Ты должен хитро делать, по-мужски.

— Прогибаться? — Я усмехнулся. Логика, зеркальная той, которую знал «я», чтоб ему хорошо в моей голове жилось.

— А чего нет-то? Саш, мужиковое дело — сидеть дома, растить детей, слушаться женщин. Или ты думаешь, твоя принцесса к тебе будет так же хорошо относиться, если там взбрыкнёшь?

А теперь Аллочка по живому режет. Сучка!

— Покорись! Прими! Вы просто слабые, так биологически обусловлено. Да, знаю, проходили в школе эволюцию — всего четыреста лет назад иначе было. Мы были как все животные, кроме гиен, да ещё кого-то. Вы доминировали. Это все с пелёнок знают — в вас осталась эта эволюционная агрессия. Мудрые женщины понимают и скидки делают, а дуры без мужиков живут. Но это ведь… Ну, раз в позу встал, ну два… Саш, эволюция сменилась. Всё иначе, понимаешь? Это надо понять и принять, или тебя сломают.

— Ты видел тех, кого ломали? — грустно усмехнулся я. Ой, не простая эта Аллочка! И, скорее всего, старше, чем выглядит. Минимум тридцатник ей, и это не предел.

— Да, — не моргнув ответила она, и говорила правду. Есть в девочке какой-то жёсткий опыт, некое не радужное прошлое. — Четыреста лет для эволюции — ни о чём. Она меряет тысячами и миллионами. Мы придём к тому, чтобы было сразу как надо, но пока… — Вздох. — Это в медучебниках называют «адаптацией». Учёные спорят, сколько она продлится, от нескольких сотен до нескольких тысяч, но мы живём сейчас, в самом начале. И прямо сейчас ты должен научиться уступать женщинам. Не спорить. И они в ответ защитят тебя от всех невзгод. Учись, Саша, ты же не простой пацан с улицы, а принц. Будь принцем, а не беспризорным шпаной-пацанёнком с рабочего района.

Потом снова пришла Ксюша, её терапия опять завела, но сказки сегодня не вышло — её забрали. С Олей поехали куда-то, на какое-то открытие. Машка так и не пришла, хотя ночью я чувствовал её присутствие — заходила, сидела рядом. Но утром её уже не было.

А на следующий день доктор удовлетворённо сказал:

— Всё, замечательно, друг мой. Ваша сестра справилась лучше любого медикуса.

Показал мне зеркало. М-да, и правда, я — красавчик! Остались отдельные розовые полосы, но они уже не чесались так, и, скорее всего, тоже разойдутся, как большинство тех шрамов и швов, что уже рассосались. Ай да магия! Ай да одарённость!

— Так что, голубчик, Алла протрёт тебе лицо, после чего можешь быть свободен.

— Выписываете? — не понял от счастья я.

— Да. Ты всё равно пока будешь находиться на территории, недалеко. Если что — я и мои девочки рядом. И завтра в восемь — на осмотр!

— Есть, камрад Людмилыч! — вскочил я и шуточно отдал ему честь. — То есть вот так, правда-правда могу идти?

— Правда-правда, — ласково кивнул доктор.

Глава 11

Несгибаемый

Глава 11. Несгибаемый

— Он назвал меня единственной и неповторимой.

— Так и сказал?

— Да, так и сказал: «Сука ты редкостная»

Итак, я дома. И даже успеваю на завтрак. Но вначале иду к Ксюше, которая тоже готовится завтракать — дети до восьми отдельно, в детской столовой. Тискаю её, она визжит. Единственный человек, который мне радуется.

— Сас, давай полецю.

Снова тёплое покалывание, от которого с одной стороны впадаешь в нирвану, с другой всё чешется, а третьей после будет прилив сил и агрессии. Которую надо будет утилизировать, а как, если за столом встречусь с Женькой и Машей?

— Ладно, принцесса, тебе завтракать пора. Мне тоже, — потрепал её по головке и двинулся на выход. В свои покои — надо быстро переодеться. Я в условно домашнем, до этого был в условно больничном, а сейчас надо надеть условно обеденное. В царской семье всё условно, и условностей много — закачаешься. И надо поспешить — нехорошо опаздывать на мероприятие с участием государыни, даже если завтрак, и даже если она твоя мама. Но на выходе из блока налетел на Ольгу.

— Саш… — притормозила она меня. Я про себя выругался, остановился. Ольга тоже стеснялась, как две институтки недавно, но немного не так. Это какое-то иное стеснение, скорее перед самой собой. — Саш, хочу, чтобы ты знал.

— Весь внимание! — ещё больше напрягся я, ожидая всего, чего угодно.

— Мама считает тебя чужаком. Не Сашей. Женя тебя боится. Маша тоже боится, но за тебя.

— И только ты не понимаешь, как ко мне относиться, — поставил я диагноз тому, что творится в её черепушке.

— Не совсем. Понимаешь, дети… Их невозможно обмануть. Они никогда не тянутся к плохим, злым людям. А тебя Ксюша приняла, и сразу. И ты… В общем, ты не можешь быть плохим.

— Ты меня принимаешь? — Нет, всё же я не до конца понимал, что там и как.

— Это была моя идея — ловить ту суку на живца. А значит и вина. За… То покушение.

— За то, что со мной произошло. — Я был безжалостен.

— Да. Возможно, я сама, своим неумным решением убила его… Тебя… Господи, я не понимаю, кто ты!

— Но? — давил я. Момент истины. Очень бы не хотелось иметь Ольгу во врагах. Женя — сильная ведьма, но она писюха по сравнению со старшей сестрой, которая если и слабее матери, то не критично. И ещё, Оля — стихийница, а мама Ира мозголом, менталистка, так что ещё неизвестно, по каким параметрам сравнивать их мощь.

— Кем бы ты ни был, я принимаю тебя. И отныне считаю тебя своим покалеченным, потерявшим память, но родным братом. Пока ты делом не докажешь, что я ошибалась. — Она раскрыла объятья… И я бросился в них. И, кажется, меня даже немного затрясло.

— Спасибо, Оль…

Помолчали. Отстранились. — Оль, я не помню многого, что помнил он — персоналии, житейский опыт взаимодействия с людьми. Но я знаю всё, что он знал, не связанное с этим. Разбираюсь в этикете, говорю на пяти языках, разбираюсь, чёрт возьми, в музыке! Я — Саша, Оль! Но ты права, покалеченный. И ещё… Я точно также не знаю, кем был тот, чью память мне частично занесло. Там тоже отсутствует опыт и персоналии, просто понимаю некоторую житейскую мудрость, как и Саша. Я реально покалеченный! Только…