В Россию с любовью (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич

А с другой… А какого хрена? Я не буду прогибаться! Просто не буду.

В безумных метаниях по дворцу сам не заметил, как оказался у надземного перехода в Малый дворец. Дружинницы на часах, осуществлявшие фейсконтроль, не пустить не могли — только не меня, и я умчался далее. План дворца интуитивно знал — скрытые воспоминания царевича, так что пронёсся насквозь, как ураган. Новый переход-галерея — в больничку. Я только отсюда, но, надеялся, она ещё здесь.

Оказалось, здесь, после моей выписки не ушла. Сидела на посту и что-то писала, какие-то назначения.

— Саша… Царевич Александр? — подскочила, округлив глаза. Удивлению его не было предела. Как и дружинниц на входе в отделение, и пары беседующих врачиц стоящих чуть далее. Тут даже пациент был. Пациентка. Видно кто-то из дружины, раненая или больная — это их клиника, медобслуживание для воинов рода в кремле бесплатное. Все вытаращились на меня.

— Надо поговорить! — Не знаю, как я выглядел, но, видно, очень и очень непрезентабельно и нервно. Потому, как Алла вскочила, бросила другой медсестре, вышедшей из сестринской:

— Подмени! — Вышла из-за стойки и схватила меня за руку. — Не здесь. Пошли.

И мы пошли. Побежали.

Я думал, пойдём в какую-то палату, но ошибся. Пройдя коридор, мы очутились в складском помещении, от которого у неё оказался ключ. То есть она не простая сестричка, а с полномочиями — ключи от таких комнат только у материально ответственных.

— Заходи. — Втолкнула внутрь.

Стеллажи с коробками, в которых шприцы, вата, спирт, эфир… И куча всего, что долго перечислять, но запах внутри стоял соответствующий: «больницей пахло».

— Почему сюда? — обалдел я, что даже злость чуть утихла.

— Тут нет записи.

— А там была? То есть есть?

— Да. Везде. В коридоре, во всех палатах. Возможно даже в ординаторской. Единственное, за кабинет Людмилыча спокойна — они там с государыней могут шушукаться, но нам туда точно нельзя. Остаётся только тут.

— А ключ… Так тебе его специально дали? На случай контакта со мной?

— Саш, ты сын государыни! — праведным шёпотом возмутилась она. — Если бы потребовалось что-то обсудить не для их ушей…

Ого, а Аллочка, оказывается, тайница! В тайном приказе работает. Он же «охранка», он же «кровавая гэбня», он же «логово чекистов», «ФСБ», «КГБ», «НКВД», и, как ни назови, это псы государевы. Получается и тут опека?

Но с другой стороны, она у меня ничего и не выпытывала. Говорила только на те темы, которые я сам поднимал. Так что это именно опека, а не подводка и подкладка с сомнительными целями. Алла друг, хоть и раб лампы.

— Что случилось? — налилось тревогой её лицо. — На тебе лица нет, и весь дрожишь от нервов.

— Она злится на меня за то, в чём я не виноват, — на духу выпалил я без расшифровки.

Эта чекистка помолчала, задумавшись, затем кивнула и попросила:

— А с подробностями?

— Это трудно объяснить. И ты, наверное, тоже не поймёшь. Но мне больше не с кем в этом гадюшнике словом перекинуться. Да, я знаю, с вашей точки зрения это глупость, но я не могу прогнуться, когда меня унижают. Не могу, и всё! Да, мать его, я слабый! Объективно слабый! Ибо неодарённый. Но, в задницу через коромысло, это не значит, что меня надо топтать ногами!!!

— Саш, тише… Спокойнее… — ласково заговорила она, подойдя ближе и осторожно положив руки мне на талию. — Спокойнее. Я тебя не осуждаю. Даже если не понимаю, считаю, ты имеешь право на мнение, отличное от моего и общепринятого. Расскажи. Всё расскажи…! — Дыхание её профессионально задрожало, как у обольстительницы со стажем, но мне было всё равно. Я заговорил. И говорил, говорил, говорил, а она слушала и смотрела мне в глаза. И, выговорившись, вдруг заметил чуть ниже её глаз… Восхитительное декольте в специально оставленном расстёгнутым сверху медицинском халатике. Скромно запахнутый, но полушария там угадывались очень интересные. А ещё… Она держала меня за руки, и от её рук… Шло лёгкое покалывание. Совсем лёгкое, на грани заметности — с Ксюшей не сравнить, но ПОКАЛЫВАНИЕ!!!

— Ты целитель? — осенило меня. Жираф, блин.

— Не такой, как твоя сестра, но да. — Она не стала ломаться и отнекиваться, призналась сразу. — Но Саш, даром я лечу только тело. С душой всё сложнее. Душу целительским даром не вылечить.

— А чем вылечить?

Она пожала плечами.

— Ты не у того человека спрашиваешь ответы. И я даже не представляю, а кто, собственно, способен их тебе дать. Может быть, что и никто — мне неведомо. Но зато я могу облегчить тебе ношу на время, снять симптомы. — И она опустилась на колени.

— Алла, я… — Я не просто опешил. Тут даже слово «офигел» не передаст всех эмоций.

— Мне сказали, что давать тебе нельзя, — спокойно и вкрадчиво, «романтично» щебетала она, расслабляя и настраивая на близость одной интонацией — профи в работе! — Государыня будет сердиться. Но это не значит, что я не могу снять симптомы — я всё же дипломированный специалист, медик. — Её пальцы умело расстегнули мне ширинку.

— Мне всего четырнадцать. Я не уверен, что…

— О, Саш, за это не волнуйся! — рассмеялась она. — Если по утрам пиписька уже начала стоять — то процесс взросления запущен. А значит со мной у тебя не будет никаких проблем. Мои мужчины никогда не дают «петуха» и не страдают импотенцией.

— Целительство, да? Дар?

— Да, — довольно кивнула она, после чего говорить больше не могла. А я стоял, прижавшись спиной к стенке кладовки, обхватив руками её голову, закрыв глаза, и… Ни о чём не думал. Чувствовал, как медленно, но бескомпромиссно отступают все горести и проблемы. Да, Алла их не решит, это так. И она права — есть вероятность, что никто не сможет подсказать мне решение. И это самая взрослая и умная её мысль. Но остроту восприятия она сняла… Снимет… Короче, в процессе. И я смогу думать своей тумкалкой, а не как сейчас. А это уже здорово.

— Я не буду тебя целовать, — произнёс я, когда она, устроив реально первоклассный минет, дала кончить. Причём абсолютно всё в процессе контролировала. Влияла на меня, как целитель — и агрегат мой юношеский сработал без сбоев, без фальстарта, и завершил я в момент, когда она посчитала, что время настало. Учитывая свой возраст, уверен, что с обычной женщиной бы так не получилось. Если бы вообще получилось. Или не встал бы толком, или бы упал в процессе, или бы я завершил через минуту-две. Нормальные подростковые проблемы момента созревания. А так мы тут возились минут пятнадцать-двадцать, нормальный уровень взрослого, созревшего организма, и… Кажется, ей тоже понравилось. А что, есть много женщин, которым это нравится.

— Не целуй, больно надо — произнесла она, вставая с колен и вытирая тыльной стороной ладони губы. — Представляешь, какая досада! Я могла бы понести от царевича, и ничего бы за это не было! Но как дура должна была сглотнуть.

— С этой стороны проблему не рассматривал… — задумался я, а поверьте, после первого секса в жизни, пусть пока орального, но пипец «взрослого», полноценного, думается ой как плохо. — Ну да, это госпиталь. Пробирки, криосумки… Сейчас выйдешь, куда надо выплюнешь, и на операцию…

— Угу. И через семь-восемь месяцев — в декрет, а ещё через два — я мама отличного малыша с царской кровью. Но нет. — Тяжёлый вздох.

— Служба прежде всего?

— Именно.

— Спасибо. За… Помощь в снятии симптомов, — улыбнулся я.

— Не за что. Обращайся. — Она подалась вперёд, обняла меня. Я не сопротивлялся, наоборот — мне нравилось её обнимать. А вот содержимое декольте я даже не попробовал на ощупь. Какая досада! Надо будет позже наверстать.

Жизнь налаживалась — мне стало легче. Успокоился, взбодрился… И с лёгким сердцем вернулся в свою комнату — за учебники. «Комната» не совсем правильно, это блок из пяти комнат, включая две спальни, мою и Машкину, игровую, где до сих пор лежат наши игрушки, которыми мы уже не играем, аудитория, где делаем уроки, и детская столовая, где уже не едим. К каждой спальне примыкает персональная туалетная, совмещённая — и унитаз за перегородкой, и ванна-джакузи, и душевая, и раковина для умывания — всё в одном флаконе. Так что спальни хоть разные, но аудиториум у нас общий, а занимался я в нём.