Дубль два (СИ) - Дмитриев Олег

— Сам захотеть должен сперва. А он давным-давно раздумал. Слишком долго по вашим меркам под Солнцем ходил. Любил многих, спасал, помогал. Да всех в землю свёл. Вот и сам теперь следом собрался, — теперь эмоций не было вовсе. Просто изложение сути, сухо, ничего лишнего.

— У него внучка-красавица сейчас избу метёт. Или уже домела и полы моет. Заблестит дом, давно там женской руки не было, — начал я издалека, не сводя глаз с головы старика. — А правнук — толковый парень. Это он меня научил, как сюда добраться, сам я не сообразил. Речью владеет, а ему всего год и три! Помочь надо мальчишке, подсказать.

Тут я честно не смог бы ответить, спроси меня Древо, о каком именно карапузе шла речь — о Павлике или о Ярике. Помощь и подсказки нужны были обоим, и чем быстрее — тем лучше.

— А то я ничего толком не умею. Дрянь чёрную как-то вывел из него. Из Алиски — Мастер помог, но, сказал, надо баней закрепить. А я ж не знаю как!

Если глаза, привыкшие к полумраку, не врали — у деда едва заметно дёрнулась борода.

— Успеть-то я еле успел, Павлику день-два от силы оставалось, как Шарукан сказал, — продолжал я давить. И, кажется, заметил, как чуть шевельнулась губа. Как это было возможно — и представления не имел, но, судя по всему, как-то работало.

А сам вдруг внезапно понял, что мне в кои-то веки нужна помощь, и я не боюсь и не стесняюсь о ней просить. Наверное, это проявился какой-то новый навык, появившийся в связи с общением с высокоразвитыми, хоть и маломобильными существами. Раньше мне для того, чтобы кого-то о чём-то попросить, требовалось долго собираться и готовиться. Друзей у меня особо не было, родителей своими проблемами грузить мне всегда было стыдно, бывшую — тем более. Вот и приходилось как-то долго и медленно выгребать самому. Почему-то пришло на ум сравнение. Если у женщины случается что-то с машиной — любая ерунда, колесо спустило или омывайка кончилась — у неё не будет никаких проблем с тем, чтобы попросить первого попавшегося мужика о помощи. Я бы скорее язык откусил, чем признался в том, что чего-то не понимаю в машинах. Наверное, поэтому и возил Форда в сервис чаще всего уже на эвакуаторах. И смотрели на меня там, как на живодёра: «довёл скотинку до ручки, изверг!». Теперь же речь шла о сероглазом племяннике и моей младшей сестрёнке. И просить я не стеснялся ничуть. А если для достижения результата надо было спровоцировать предвечную сущность и мумию — ну что ж, надо так надо!

— Он издевается, Серый, да? — вслед за этой мыслью, кажется, чуть дрогнул и прутик на пне. Ну, то есть молодой побег великого Древа, конечно же. — А что значит «маломобильный»?

— Это тот, кто, так сказать, немного ограничен в передвижениях, — попытался сгладить термин я.

— Нахал! Мелкий двуногий нахал! — в голове грохнуло, а вслед за этим будто бы хрустнуло что-то. Какое, однако, звонкое дерево. И оно меня облаяло. Во лбу и висках словно завели ту старинную детскую игрушку, где мужик с медведем по очереди долбили по наковальне молотками. Под носом стало подозрительно мокро, во рту солоновато.

— Хватит, Ось! — третий собеседник «звучал» менее внятно, особенно на фоне эха, что словно продолжало аукаться у меня в голове после вопля Древа. Но я расслышал и не смог удержаться, чтобы не фыркнуть. Мне плавит мозги говорящее дерево по имени Ося. Вполне логичное и достойное завершение дурацкой жизни Ярика Змеева.

— Хватит! — повторилось чуть более громко и внятно. — Ты же видишь, что он тебя не боится. И меня не боится. И правду говорит — родню спас и сюда привёз!

Показалось, что меня отключили от высоковольтных проводов и вынули из башки трубу компрессора одновременно. Перестало трясти и лязгать в голове. Мазнул пальцем под носом, скосил глаза вниз — ну точно, кровь. Последний раз для того, чтобы у меня пошла кровь носом, Максу, самому здоровому парню на секции, потребовалось четыре раунда. Дерево явно сработало техничнее.

— Расскажи про внука ещё, — неожиданно попросил третий голос, что «слышался» с каждым разом всё яснее, — и не держи зла на Осю. Увлёкся, бывает. Давно у нас гостей не было. В этом столетии ты — первый.

— Думаю, Ося твой на своём веку зла насмотрелся столько, что если я всё своё разом вывалю — не почешется. Или как они там реагируют, я не знаю, — удивительно, но страха от того, что подавившее мою волю и слышащее меня сейчас Дерево может в любую минуту продолжить плавить мне мозги, действительно не было и в помине.

— А Павлик — классный парень. Поэтому очень хочется найти ту тварь, что ему чёрную заразу привила, и сделать так, чтобы такого никогда больше ни с кем не повторялось. Хотя бы той самой отдельной конкретно взятой тварью. Не могу вылечить всех — буду убирать источники заразы по одному. На мой век хватит точно, — я как живых увидел перед собой Зураба и Натана.

— Не то показываешь, парень, — вернул к реальности старик в клетке. Он по-прежнему не шевелился, не открывал глаз и, кажется, не дышал, но в том, что мысли были его — никаких сомнений. А вот Ося, кажется, с интересом наблюдал за нашей «беседой», но не мешал. И слава Богу.

— Прости, Сергий, собрать мысли в кучу никак не могу, — повинился я.

— А в кучу и не надо. Кучами другое меряют, не знал, что ли? — ого, да тут все с юмором, оказывается. — Луч представь. Из души наружу луч, вроде как солнечный. И по нему слова да картиночки запускай, — подсказал дед.

Я глубоко вздохнул пару раз, прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться ни на что, и сделал то, о чём он просил. Сперва «нитка» между мной и образом старика в больших очках, скреплённых в двух местах изолентой, получилась тонкая, и два раза «рвалась». Но я как-то даже для себя самого непонятным образом насытил её светом, ярким, белым. И «нитка» превратилась в луч, по которому и вправду удалось «отправить» фото и видео.

Получилась краткая ретроспективная нарезка, задом наперёд, как у тех зеркальных цветов на полянке, где приземлился космический корабль «Пегас».

Вот малыш заливисто хохочет, прыгая в такт с Нивейкой, прижатый к маминому животу, в обережном кольце её рук и ног. Вот хмурит светлые бровки и морщит лобик, пытаясь матом объяснить мне дорогу. Пускает пузыри, с интересом глядя из кресла-люльки на заднем диване по сторонам.

А вот он же еле дышит, лёжа под моими руками на краю стола, под которым из ведра пытается выбраться тёмная дрянь. А вот — на его голове и шее вздуваются чёрно-синие вены, а воздух еле проходит сквозь гортань с пугающим до дрожи звуком.

— Раздумал я помирать, Оська!

Ого! Дед, конечно, внешне никак не изменился, но, судя по сменившейся тональности и напору, оживал на глазах. Ну, то есть мысленно, внутренне где-то. Фраза «прозвучала» в моей голове, как гул улья диких пчёл, по которому кто-то сдуру зарядил палкой. Или на злой ветер в ущелье, что собирался обрушить на мелких назойливых двуногих на дне пару неустойчивых камней с обрыва. Которые долетели бы до дна в толще сбитых ими же других валунов, не оставив от чёрного каравана внизу даже памяти. Этот образ мне понравился.

— Вот же падлы⁈ Весь страх потеряли, совести-то со стыдом у них сроду не водилось. Глянь, Ось — дитёнка, младенца грудного отравили, паскуды! Нет, хрена с два я в таком разе помирать стану. Дела у меня в Белых Берегах нашлись. А Лёшка-то куда глядел⁈

Во второй раз луч установился стразу, быстро. И по нему отправились к старику картинки с ГАЗовским микроавтобусом, иноками и отцом Варфоломеем. Теперь получилось запустить ролики по порядку. И дело было не в глазных нервах — просто со второй попытки удалось разобраться, с какой стороны у «картотеки памяти» начало, а с какой — конец, и не слать сразу подряд, что сверху лежало.

— Вон, значит, как оно обернулось… Упустил Лёшку я, теперь точно упустил. А вот насчёт уговора чёрных с белыми — ещё интереснее стало. Это кто же там такой догадливый завёлся, да в том ранге, чтоб так договариваться? Ну нет, помирать мне никак не резон, Ося!