Книга дождя - Уортон Томас

Он забронировал рейс до Ливингстона и заселился в старый охотничий домик в колониальном стиле, переоборудованный в роскошный отель. Гостиница стояла так близко к водопаду, что постояльцы слышали его раскатистый рев днем и ночью. Его можно было даже почувствовать, если положить ладонь на один из камней, которыми вымощен дворик гостиницы.

Однажды вечером после восхитительного обеда (жареный куду и отбивные из вепря) он вышел на террасу, где выпивал и смотрел на реку. Он просидел там довольно долго и уже начал клевать носом над закатным коктейлем, когда кто-то закричал: «Там слон!» Что ж, это тут же его взбодрило. Он еще не видал диких зверей в этой дорогостоящей поездке. Взглянул туда, куда смотрели и тыкали пальцами остальные.

Слон переходил реку.

Туристы повскакивали с кресел и поспешили вниз, на аккуратно подстриженный газон, к берегу, некоторые еще держали в руках напитки. Он пошел с ними, конечно, уже прикидывая, как превратит это в увлекательную историю для Эбби, когда увидит ее снова.

– И вот он стоял, – говорит старик. – Во всей красе.

Слон медленно переходил бушующую Замбези на расстоянии меньше поля для крикета от брызг и грохота величайшего водопада Африки.

Позже старик узнал, что слон пытался перейти в Замбию, – река разделяла здесь две страны. Скорее всего, он стремился убежать от браконьеров, которых стало больше в последние годы социальных потрясений и экономических кризисов (ружейные выстрелы со стороны Зимбабве стали привычным звуком в этой местности, одним из немногих, способных заглушить постоянный рев водопада). Двое слонов поменьше и помоложе ждали на берегу старшего, более опытного спутника, пока тот искал брод. Слоны переходили здесь реку с незапамятных времен, но в тот день уровень воды значительно поднялся, а течение ускорилось. А на замбийской стороне новехонький пятизвездочный отель построили прямо на тропе, по которой ходили дикие звери, и животные, пытавшиеся пересечь реку, были вынуждены отклоняться и идти менее знакомым и более опасным путем.

Старик наблюдал за слоном, выжидал с остальными постояльцами, персоналом гостиницы и сотрудниками службы охраны животных, которые прибыли, когда началась суматоха. Слон топтался, выходил из воды и пробовал брод снова, нырял, барахтался, находил твердую почву под ногами и снова ее терял, его сносило течением, но он удерживался на краю пропасти. Люди фотографировали, подбадривали слона, гневно кричали, что нужно что-то делать. Кто-то плакал.

Понимал ли несчастный зверь свое положение? Знал ли он, что ждало его, если у него не получится найти брод? Должно быть, да, иначе бы он просто нырнул и поплыл.

Но слон так не сделал.

– Думаю, он считал, что у него нет выбора, кроме как перейти здесь, на виду у людей, – сообщает старик Клэр. – В смысле, людей без ружей. Будто он знал, что наше присутствие – хоть какая-то защита.

Когда слон прочищал от воды хобот, он трубил младшим, ждавшим на берегу, – утомленный рев, почти вопль, и те отвечали ему пронзительными криками. Должно быть, он наставлял их держаться подальше от воды. Или сообщал, что еще не сдался.

Слон добрался до последнего каменного островка у замбийского берега, нырнул в последний поток, за которым ждала безопасность. Люди обрадовались и зааплодировали. Но долгая борьба далась слишком нелегко. У него больше не осталось сил сражаться с течением.

Все они в ужасе увидели, как слон беспомощно перевалил через край водопада в бурлящий хаос, прозванный Кипящим котлом.

Несколько дней спустя труп слона нашли ниже по течению реки, его прибило к стороне Зимбабве, уже без бивней.

Когда старик заканчивает рассказ, Клэр отвечает уместными фразами сожаления, но изучает его пристальнее, после того как он поделился этой трагической историей о напрасной смерти животного. Она гадает, случайная ли это встреча в маршрутном автобусе по пути в гостиницу или же нечто большее.

– Никогда не видела слона, – говорит она вежливо, словно этот пробел в своем опыте ей неинтересно заполнять. – В смысле, вживую.

– Никогда?

– В городке, где я выросла, не было зоопарка, да и после я их не посещала.

Он спрашивает, откуда она. Она называет настоящий город на случай, если кто-то сидит у нее на хвосте. В этих поездках она поняла, что лучше сводить ложь к минимуму, чтобы тебя не поймали на ней и ты не попалась в свои же сети. Он слышал о ее родном городе, как и большинство людей, даже если они не смогли бы найти его на карте. Он удивленно моргает, но ведет себя сдержанно и не продолжает тему.

– Итак, что привело вас на этот топкий остров? – спрашивает он.

– Я обновляю туристический путеводитель, – отвечает Клэр, затем решает раскрыть больше подробностей, – редактор хочет добавить в новое издание материал об опасном туризме.

Она надеется, что этого хватит. Чтобы поддерживать легенду о себе как о писательнице, ей стоит быть поразговорчивее, задавать вопросы, даже разнюхивать, но сейчас ей не удается найти на это силы. Начнет стараться, когда прибудет на место. А пока говорит себе, что она еще в пути, так что это не в счет.

Старик поднимает белые пушистые брови.

– Ах да. Полагаю, это и впрямь опасное место, хотя я приезжаю сюда уже много лет и мне не приходило это в голову. Конечно, сейчас ведь нигде не спокойно? Беды случаются постоянно и повсюду, и все они так или иначе связаны между собой. Мы живем на одной планете, нравится нам это или нет. От этого не убежать. И ко всему прочему, эти облака. Те, что состоят из наноботов или как их там, созданные для починки нарушенной атмосферы. Боже правый. Облака, которые можно хакнуть, – это была блестящая идея. Посылаешь их куда нужно, заставляешь проливаться дождем тогда и так, как хочешь, искусственно осветляешь их, чтобы они отражали свет и жар обратно в космос. Что же могло пойти не так?

Он фыркает.

– Наконец-то они признают, что некоторые облака перестали отвечать на команды диспетчеров. Кто-то удивился? У воздушного змея оборвалась нить, и теперь эти боты, эти одичавшие облака, как их называют, бродят по небу, делают, что им вздумается. Они могут вызывать больше бурь или усиливать их. Они могут задерживать испарения воды или менять состав газов в атмосфере. Никто не знает.

Она слыхала об этом в своих путешествиях, но не обращала внимания. Для нее идея об устойчивых, нерассеивающихся облаках с собственными загадочными мотивами звучала как очередная безумная теория заговора.

– Конечно, я ничего в этом не понимаю, – говорит старик. – Вся эта облачная заваруха для меня весьма туманна.

Он усмехается собственной шутке, его глаза влажнеют от старческих слез.

– При этом не то чтобы, – добавляет он, – у нас не получалось успешно решать проблему разрушительных приливов. Можно сказать, что Барьер Темзы – весьма дальновидное дело.

Он находит способ свести беседу к своему очевидно величайшему жизненному достижению и продолжает в утомительных подробностях описывать трудности и преимущества знаменитого проекта по защите города от наводнений. Когда он заканчивает, Клэр решает, что это все же была случайная встреча.

В фойе гостиницы «Регентский трезубец» по-монастырски тихо. После дождя и тряски в автобусе Клэр кажется, будто она забрела в зачарованный грот.

За стойкой ожидает портье – весь в черном, склонился к компьютеру, словно священник над молитвенником.

Пока Клэр регистрируется, по мраморной столешнице к ней подъезжает небольшой стенд с туристическими картами. Над головой раздается перезвон, она оглядывается и видит, как дрожат на люстре капельки хрусталя. Клэр вспоминает, что она на острове, по которому часто прокатываются землетрясения, и ее сердце сжимается. Она хватается за край стола. Это и впрямь происходит. Возможно, это оно.

Когда дрожь стихает, портье говорит, даже не взглянув на нее:

– Уже неделю так.

Клэр старается выровнять дыхание.

Он передает ей ключ-карточку, а также плоский квадратный пластиковый конверт, похожий на упаковку презерватива.