Книга дождя - Уортон Томас

– А это?..

– Пластырь на кожу, мэм, вам следует наклеить его, когда заселитесь, – речь портье искажает смутный местный акцент. – Это обязательно для всех, кто остается дольше недели. Приносим извинения за неудобство.

– Хотите сказать, я должна носить это. На своем теле.

– Все время визита, да. Это абсолютно безопасно. Большинство людей говорят, что даже перестают замечать его спустя время. Это поможет привыкнуть к воде из-под крана и к частицам в воздухе. Иная среда, понимаете. Всего лишь мера предосторожности. Инструкция на упаковке.

Она где-то слышала о том, что такое может стать правилом в ближайшие годы, по мере того как планета приближается к экологической катастрофе. Это называется прайминг. Она и не думала, что кто-то это уже практикует.

Она сует упаковку в сумку и проверяет стенд с картами. Пожалуй, хорошая мысль. Берет одну.

– Они устарели, – говорит портье. – Недавно произошло много изменений. Некоторые прибрежные дороги закрыты.

– Из-за ремонта?

– Из-за воды.

Древняя цивилизация острова исчезла примерно за 4 тысячи лет до нашей эры в результате геологических сдвигов и изменения дна океана. Утверждается, что жестко стратифицированная империалистическая культура ускоряла свое уничтожение, вырубая деревья на острове и истощая остальные и без того скудные природные ресурсы ради бесконечных войн с соперничающими приморскими странами в Северной Африке и Средиземноморье. Пока не произошло землетрясение, из-за которого быстро затопило большую часть острова.

Только вообразите: цивилизация на головокружительной высоте своей гордыни, могущества и влияния вдруг полностью исчезает. Земля содрогается и прогибается. Разверзаются пропасти, проглатывая целые здания и улицы. Языки пламени взметаются до небес, формируя душные кучевые облака, осыпающие землю градом. Крики умирающих раздаются в наполненном пеплом воздухе. И когда горстке выживших кажется, что худшее уже позади, приходит Великая волна. Когда все заканчивается, треть острова навек уходит под воду.

Единственное сохранившееся свидетельство об этом легендарном катаклизме содержится в двух философских диалогах, записанных греческим философом Платоном, который сообщает дату трагедии – 9 тысяч лет до нашей эры, ошибочно утверждая, что море затопило весь остров. Однако остров оставался почти необитаем многие столетия вследствие вулканической активности, за исключением небольшого сообщества коренного населения – у’Йой – на северном берегу. Легенды об этой затерянной атлантической цивилизации существовали и в классическую эпоху, пока остров не открыли заново португальские мореплаватели в XIV веке, назвав его Joia Verde (Зеленое сокровище) и заявив права на него от имени своего короля.

В следующие века остров становился разменной монетой в колониальной игре в духе «музыкальных стульев»: за него сражались, его оккупировали и переименовывали по очереди Испания (Тритон), Нидерланды (остров Кальмара) и на непродолжительное время Франция (Наслаждение). В период Наполеоновских войн два главных порта, Атлантическая гавань и Астерия, были разбомблены и практически разрушены британским флотом. В 1821 году остров наконец перешел к Британии в рамках мирного договора Корво, и его изначальное имя было восстановлено. Колония оставалась изолированным стратегическим форпостом с преимущественно аграрной экономикой, пока в 1946 году не была обретена независимость: тогда к власти пришла партия «Новое возрождение», выступавшая за развитие острова. Его экономический и технологический подъем за последние несколько десятилетий поразил весь мир.

И в течение всего этого времени продолжались землетрясения, ураганы и извержения вулканов – вечные напоминания о смерти, которые воспитали этот народ, сделали его таким, каков он есть. Риск и непостоянство помогают островитянам лучше ценить жизнь, стремиться к невозможному.

– Все рушится, – сказал недавно новая знаменитость Афродэдди Элеганза, – и это и есть в своем роде наша религия.

Оставшись в одиночестве в своем номере, она тут же бежит блевать в туалет. Это нервы, так с ней случается всякий раз на новом задании. Она приучила себя справляться с тревогой сразу и двигаться дальше. Она знает, зачем она здесь, но это все. Может пройти несколько часов или дней, прежде чем кто-то свяжется с ней и даст координаты и время передачи товара. Ей остается только ждать и занимать себя делом – обновлением путеводителя.

Вид с балкона скрывает туман – лишь редкие красные огоньки мерцают на крышах неразличимых небоскребов. Ей не видно моря, но она слышит его или воображает, что слышит, в кратких затишьях городского шума. Она напрягает слух и чувствует, как длинная ледяная игла проникает в ее мозг сквозь темя. Долгие перелеты всегда заканчиваются для нее так. Лекарство от этого – горячий душ.

Она включает краны в душевой кабинке, и из труб раздается стон, словно мертвец пробуждается ото сна. Она отступает в испуге. Затем придвигается ближе. Вода светло-медного оттенка то хлещет, то течет тонкой струйкой. А может, в такой окраске виновато до странности приглушенное освещение ванной. Клэр зачерпывает в ладонь брызжущую воду, нюхает. Металлический солоноватый запах. Раздумывает, не позвонить ли портье, попросить, чтобы прислали кого-то взглянуть. В итоге не звонит, а просто встает под неровный поток, настолько горячий, что едва терпит.

Фен сломан. Она может попросить работающий, но сейчас не хочет даже краткого контакта с человеком, который доставит прибор к двери. Пока волосы сохнут, она проверит почту. Клэр растягивается на кровати и открывает ноутбук, но связи нет. На этот раз она все же звонит портье, и ей говорят, что вайфай не работает. Похоже, буря повредила где-то важный кабель.

Этот город знаменит технологическими чудесами, но пока ей кажется, что она вернулась в далекое прошлое.

Одеваясь к ужину, она вспоминает о маленькой упаковке, берет ее из ящика и прищуривается, разбирая мелкий шрифт.

Никакого описания действующих веществ, только телефонный номер и URL для более подробной информации или помощи в случае аллергической реакции.

«Аллергическая реакция». Да они издеваются! Как эта штука действует? Клэр бросает упаковку на покрывало. Ни за что. Акклиматизируется по старинке, просто находясь здесь.

Заканчивая одеваться и поправляя прическу перед зеркалом в ванной, Клэр бросает взгляд на ручеек воды медного цвета на полу душевой кабины. Ты в этом мылась. Находит конвертик, разрывает его и вынимает квадратный пластырь. На одной его стороне голубая гелевая поверхность. Клэр снимает прозрачный защитный слой, подносит гелевой стороной к носу и нюхает. Пахнет как обычный пластырь – один из вечных запахов детства, которые сразу погружают тебя в далекие воспоминания. Вот ты весь день играешь на улице коротким северным летом. Бегаешь, прыгаешь, падаешь с велика, царапаешь коленки. Кем она была тогда, да и она ли это? Она не может связать ту маленькую девочку с человеком, которым стала.

Она прижимает пластырь к левому плечу. Чувствует прохладу, потом – легкое онемение, будто нанесла на кожу крем после укусов насекомых.

Она ужинает в ресторане гостиницы, положив возле тарелки раскрытый путеводитель и записную книжку с проволочным переплетом, чтобы набросать расписание на следующие несколько дней. В качестве основного блюда она выбирает амбари, которое рекомендует ей величавый седеющий официант: тушеный морской анемон, фаршированный муссом из палтуса и рисом, окрашенным в иссиня-черный цвет чернилами кальмара. Это не похоже ни на что из того, что она пробовала где-либо прежде, и потому она ест медленно, гадая, что эта еда говорит ей о живущих здесь людях. Все, что приходит ей на ум, – безотчетная тоска, которая, как она подозревает, в основном принадлежит ей самой. В ее голове возникает образ замерзшего океана. Покров серого льда, будто твердый металл, а под ним – черные глубины.