Жук Джек Баррон. Солариане - Спинрад Норман

«Будем надеяться, что ты смотришь шоу», – подумал Баррон, когда пошла реклама. Ну, сейчас-то все увидят, что бывает, когда пытаешься околпачить Жука Джека Баррона! Он нажал кнопку интеркома большим пальцем и сказал: – Хочу поговорить с Люком с глазу на глаз.

– Эй, чего ты хочешь от этого бедного, бледного, плохого негра? – спросил Лукас Грин (один глаз на рекламу «Акапулько Голдс», другой – на Джека Баррона, транслируемого с экрана видеофона). – Разве уже сделанного тобой не достаточно, чтобы втянуть Говардса в беду? Нужно обляпать еще и нас, борцов за социальную справедливость?

– Да ты не расстраивайся, – сказал Джек Баррон. – Сегодня как раз отличный повод по самым корешкам Фонда пройтись мотыгой. Старый добрый Джек Баррон на этот раз на твоей стороне, ясно?

«О, какое облегчение – доверять Джеку», – подумал с язвинкой Грин.

– Ясно. Но какое отношение расизм имеет к Фонду? Мы прекрасно знаем, что Бенни погрузил бы в спячку даже президента Китая, если бы тот хорошо заплатил. Зачем нападать на него? Неужто снова решил прибиться к Борцам?

– Не обольщайся, – бросил Джек в ответ. – Я просто показываю Говардсу, что бывает, когда большая шишка думает, что сможет перехитрить Джека Баррона. Смотри и учись на случай, если тебе когда-нибудь придет в голову отойти от видеофона в среду вечером. Но сейчас держи удар как полагается – мы собираемся вернуться в эфир.

«Старый-добрый чертов Джек Баррон», – подумал Грин, пока Джек представлял его всем зрителям – «Лукаса Грина, дамы и господа, губернатора Миссисипи и видного деятеля Коалиции социальной справедливости». Джек Баррон, готовый продать родную мать за три процента зрительских симпатий. И в другом углу ринга – Говардс, готовый умять младенца сырым и обставить все так, что ему нимб на голову повесят, мол, спас дитятку от грубых ужасов реальности. Орешек, слишком крепкий даже для железной челюсти Джека, но если звонок к нему из этой вшивой студии остался без ответа, повод избирателям задуматься, «а тому ли я дала голос в праве мной рулить»… Ладно, сегодня можно Джеку и подыграть, ибо враг моего врага – мой друг (хотя бы временный). Можно вдвоем напасть на Говардса – может быть, это поможет добиться отклонения Закона о монополиях. Не важно, что там у Жука за счеты к Морозилке (они почти наверняка абсурдны); важна своя, личная выгода.

– …и хорошо известно, что Фонду было отказано в разрешении построить комплекс для «зимней спячки в Миссисипи», губернатор Грин, – говорил Джек. – Возможно, потому, что Коалиция социальной справедливости штата Миссисипи «настроена подозрительно», как докладывают передовицы. Ответьте же нам – это все именно из-за того, что, как показал нам мистер Джонсон, Фонд практикует дискриминацию черных?

«Ну, таким путем мы ни к чему не придем, – подумал Грин. – Теперь посмотрим, даст ли мне Джек немного порекламировать Борцов».

– Оставим пока в стороне расовый вопрос, мистер Баррон, – сказал Грин в видеофон, отметив, что Щедрый Джек отвел ему половину экрана в прайм-тайм. Угловатый черный лик предстал зрителю почти что красивым в щедрой трехцветной гамме. – Мы не позволили бы Фонду построить комплекс в Миссисипи, даже если мистер Говардс и все его партнеры были бы такими же черными, как пресловутый пиковый туз. Раз гибернация подается как общественная услуга, мы в Коалиции Борцов за социальную справедливость решительно против того, чтобы влиятельный человек, или концерн, или некоммерческий фонд решал, кому должна быть предоставлена возможность вернуться к жизни, а кому нет. Мы считаем, что все объекты гибернации должны находиться в государственной собственности и финансироваться государством, а выбор спящих должен осуществляться путем жеребьевки. Мы верим…

– Ваша позиция по поводу законопроекта о монополии гибернации всем известна, – сухо прервал его Джек Баррон, и Грина оттеснили в левый нижний угол экрана: весьма наглядное напоминание о том, кто в этом эфире всю музыку заказывает. – Что беспокоит как мистера Джонсона, так и меня – и сто миллионов зрителей заодно, – так это не теоретическая база общественной или частной спячки, а практическая проблема: Фонд взаправду предпочитает в этом вопросе только белых? Злоупотребляет ли Бенедикт Говардс своей экономической и социальной властью?

«Кое-кто – в своем амплуа», – подумал Грин.

– Я как раз хотел осветить эти вопросы, мистер Баррон, – сказал он, намеренно принимая вид важного человека. – Когда корпорация или частный фонд обретает ту огромную власть, какую приобрел Фонд бессмертия человечества, злоупотребления того или иного рода становятся неизбежны. Если Фонду удастся провести Закон о монополиях через Конгресс и если президент его подпишет, это жизненно важное право будет закреплено в законе при поддержке федерального правительства – и в этот момент Фонд будет совершенно свободен практиковать дискриминацию по отношению к неграм, республиканцам, шизофреникам и всем, кто отказывается играть по правилам Говардса. Именно по этой причине…

– Бога ради, губернатор Грин, – перебил его Джек Баррон, поморщившись. – Мы все на стороне ангелов. Но вы знаете, что правила вещания такие, какие они есть, и в моей колонке нельзя толкать политические агитки. – Джек сделал паузу и улыбнулся так, будто и впрямь расположен к своему собеседнику, доброму старине Люку. – Если меня лишат работы, мне придется рыть траншеи, чтобы заработать на жизнь. А если я буду рыть траншеи, мой очень красивый пиджак от «Хьюго Босс» будет безнадежно испорчен. Но вернемся лучше к делу: практикует ли сейчас Фонд расовую дискриминацию чернокожих?

«Ага, вот в чем суть», – подумал Грин. Если хочется получить преимущество над Беном Говардсом, нужно помочь людям поверить в то, что он расист. Расовый вопрос в этот вечер – крепкий костыль Джека Баррона. И мы оба прекрасно знаем, что Говардс не такой уж и глупый, но те сто миллионов избирателей, которых Джек упоминает через каждые три слова, возможно, не в курсе. Может быть, они смогут настолько обеспокоить депутатов, что побудят их проголосовать против, отвергнуть закон Говардса, если мы правильно накрутим им хвостовые перышки. Итак, Бенни Говардс – уродливый белый злодей, ненавидит негров, и таким ему быть, ну, по крайней мере, на протяжении этого шоу… ах, какая жалость.

– Ну, – ответил Грин, – статистика показывает, что, хотя чернокожие составляют где-то двадцать процентов населения, в Комплексах гибернации Фонда их тела составляют менее двух процентов от общего числа погруженных в сон…

– И Фонд так и не объяснил эту диспропорцию? – спросил Баррон, предоставляя Грину половину экрана для ответа.

«Тут и объяснять нечего – ты и сам прекрасно знаешь, беложопый выродок», – подумал Грин. Много ли черных в старушке Америке способны заработать пятьсот тысяч долларов? Этот чертов Фонд дискриминирует цветных не больше, чем сам уклад этой страны. Почему мертвый черный должен отличаться в смерти от того, кем он был по жизни? «Если ты, брат, правильного цвета кожи – тебе в вечность билет, хоть ты трижды не вышел рожей; ну а если вдруг тебя черным родили – в гроб положили, заколотили, забыли». Так звучала рэп-кода, что ушла в народ с легкого язычка Малкольма Шабаза. С одной стороны – агитка и чушь, но если присмотреться – так оно и есть, мой белый дружок Джек. Фонд обходится лучше с цветными, чем «Дженерал Моторс», профсоюзы и прочие высокопоставленные ублюдки. Единственный цвет, который Говардс видит и понимает – это зеленый цвет банкнот… да только поди эти банкноты заработай.

– Я никогда не слышал, чтобы он это объяснял, – сказал Грин. – Я имею в виду, обычно ответ таков: цифры есть цифры, черным по белому. – Губернатор меланхолично улыбнулся в видеофон. – Уж простите за ненамеренный каламбур. Даже если нет преднамеренного расистского подтекста – Фонд, занимающийся только теми, кто может платить, на практике должен проводить дискриминацию, ибо всем известно: средний доход чернокожего в этой стране составляет примерно половину среднего дохода белого. Сам факт существования Фонда способствует удержанию чернокожих в униженном положении – даже после смерти. На практике дела обстоят так, что вскоре покупать надгробие вместо камеры гибернации станет для негров такой же характеристикой, как курчавые волосы.