Тривселенная - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118

Сейчас, когда холодные шершавые бока животных, способных летать в космос (я уже понял, что корабли были живыми существами), касались меня со всех сторон, я ощутил себя в том же колодце, и выхода у меня на этот раз не было — я не мог переключить канал или отложить книгу.

Шершавые бока терлись о мою кожу, я ощущал себя будто в толпе, меня сдавили со всех сторон существа, прикосновения которых были мне омерзительны.

Что я мог сделать? Что мог сделать герой Эдгара По, если бы к нему не пришло неожиданное спасение — Бог из машины?

— Да не на поверхность смотрите, Ариман! Суть нужно видеть, суть!

Суть чего?

Для начала — собственную. Суть своих рук, которые я мог прижать к сути своих глаз и вглядеться в суть своих пальцев сутью своих зрачков. Разве в этом мире я знал суть своих собственных возможностей? Я понимал очередную способность сделать то или иное только тогда, когда безвыходные обстоятельства подталкивали меня к новому пониманию.

— Как? — это зазвучал в моем сознании неслышный голос Учителя. — Ты не знаешь закона Хопфера-Манна? Движение мысли равнозначно твоему движению по комнате от кровати до стола, а если мысль глубока и интересна, то ее импульс…

Что мне с того? Гениальные мысли, способные собственной энергией вытащить меня отсюда, в голову не приходили. А паника, видимо, мыслью не являлась. Или нет — паника была хаосом мыслей и потому движения создать не могла, разве что нервное топтание на месте.

Смириться? И что тогда? Животные раздавят меня? Или раскроются закрытые пока пасти, я окажусь внутри, и сила, которой сам я не обладал, вышвырнет наконец меня с Земли? Еще несколько секунд, и я на себе почувствую действие закона перехода давления вещества в давление мысли — если такой закон существовал. Я уже не мог вздохнуть полной грудью, стенки дисков перемалывали меня, будто шестеренки — попавшую в механизм бабочку.

Это оказалось так больно, что я поднял глаза к небу, моля несуществующего Творца забрать меня и прекратить мучения.

Я поднял глаза и увидел звезды. Я увидел протянутые ко мне лучи, будто нити, каждая из которых содержала некую мысль, мной непонятую, и некую суть, для меня пока недоступную. Я мог лишь впитывать глазами энергию, чистую, как незамутненный горный поток. Это было субъективное ощущение чистоты, которую нужно пить, чтобы спасти если не тело, то собственную человеческую суть.

Я пил свет звезд — сначала глазами, а потом широко раскрытым ртом. По сути я уже умер — умерло мое физическое тело, но я еще жил, жили мои глаза, и моя глотка, в которую вливался свет звезд и их энергия, не имевшая ничего общего с физической энергией фотонов.

Боль, разрывавшая меня, неожиданно исчезла; должно быть, это произошло, когда остановилось сердце. То, что я секунду назад воспринимал как чистую и незамутненную энергию, неожиданно начало проявляться во мне (где? в сознании? в физической сути моего погибшего тела?), и шок, который я при этом испытал, можно было бы сравнить лишь с шоком рождения. Я не мог помнить, конечно, того, что чувствовал, когда младенцем явился в тот мир, где прожил почти сорок лет, но уверенность в том, что это были сходные ощущения, не оставляла меня все время, пока продолжалось изменение в моем сознании, в моем восприятии окружавшей реальности.

Знание впивалось в меня иглами лучей и откладывалось где-то в нематериальной сути моего сознания, но и легко извлекалось оттуда, вспыхивало, будто метеор пролетал по небу, оставляя дымный след.

Я прожил в этом мире несколько дней и не узнал о нем почти ничего, даже главного — это был мир поэзии, мир музыки, мир искусства, а я ничего этого не знал, занятый собой и прошлым. Музыкальный рефрен и поэтическая строка определяли, оказывается, суть каждого материального предмета и дополняли суть истинную, нематериальную, духовную. Деревья в лесу звучали в унисон, будто трубы архангелов, и звуки эти были настолько чисты, что я не мог бы сопоставить им никакие реальные голоса, которые мне доводилось слышать в прошлой жизни.

Был ритм, и звучали трубы, и еще я услышал мелодию. Не одну — миллионы мелодий, красоту которых я понимал, чувствовал, но вряд ли смог бы повторить несмотря на их простоту. Каждая звезда представилась мне звучавшей мелодической нотой, и я ни на миг не усомнился в том, что звезды — массивные плазменные шары с температурой поверхности в несколько тысяч градусов — способны быть носителями не только знаний, но и высокой духовности. Точнее — не столько знаний, сколько духовного содержания.

— От рождения мира, — я воспринимал слова как голос одной из звезд, стоявшей в зените, и понимал, что на самом деле ощущаю не колебания воздуха или электромагнитных полей, но мысль в чистом виде, — от рождения мира, от появления в нем разумных существ каждое из них не могло не быть поэтом и музыкантом. Просто потому, что изначальны поэтический ритм и музыкальная гармония. Именно ритм и гармония создали законы природы, где физическое и духовное неразделимы.

— А любовь? — спросил я, неизвестно к кому обращаясь. — Что в этом мире — любовь?

Я не надеялся быть услышанным, но ответ получил сразу, будто окунулся с головой в живительный источник.

— Любовь, — сказал мягкий голос, не женский, не мужской — голос истины не имеет пола, — любовь — та же гармония, она изначальна для мира. Любовь — это притяжение. Любовь — это стремление слиться. Любовь — движение в будущее.

— И еще — возобновление себя в потомстве, — напомнил я. Слова повисли в ночном небе мгновенной кометой и были стерты. Похоже, что функции продления рода действительно не существовало в этом мире.

— Даэна, — сказал я, не надеясь быть услышанным. — Я люблю ее. Она любила меня. Она отдала мне свою любовь и спасла — на время. Она больше не любит меня. Зачем же тогда все? Зачем — жизнь?

Вместо ответа я услышал голос, который не мог не узнать.

— Ариман, — сказал Антарм, — вы опять торопитесь. Ваша торопливость едва не погубила мир. Сейчас ваша торопливость едва не погубила вас самого.

— Антарм! — воскликнул я. — Где вы? Идите сюда, я хочу вас видеть!

— Вы видите меня, — осуждающе произнес Следователь. — Вы меня все время видели. Но это ведь разные вещи: видеть, воспринимать увиденное, понимать воспринятое и сознавать понятое. Вы перестали осознавать меня — почему? Вы ведь не оставили на мне своего знака!

— Знака? — повторил я. — Ладонь?

— Это ваш знак, Ариман… Аркадий. Знак, которым вы метите своих. Своих друзей. Своих сторонников. Своих бойцов.

— Знак дьявола, — прошептал я.

— Знак Аримана, — сказал Антарм уважительно.

Нетерпеливое желание увидеть Следователя в его физической или духовной оболочке оказалось так велико, что я рванулся — неясно откуда, но похоже, что сам из себя, и мгновенно оказался над землей, на высоте, которую не мог оценить взглядом, потому что взгляду не за что было зацепиться в ночной тьме. Странно, но в этот момент я почувствовал, что вернулся и в собственное тело, и в собственную жизнь — почувствовал, как бьется сердце и как першит в горле от холодного ночного воздуха, и даже как мерзнут висящие в пустоте без опоры голые ступни ног.

Мне почудился чей-то разочарованный вздох, чья-то мысль коснулась моей груди и исчезла — это была мысль Ученого, опять упустившего своего врага. На время, — будто сказало мне это прикосновение, — только на время.

Мы еще встретимся, Ариман. Ты — не наш. Законы природы — не твои законы. Ты — помнишь. Тебе нет места здесь.

— Вот как? — сказал я с неожиданной злостью. — Если законы природы позволяют убивать, их нужно изменить! Если законы природы позволяют любви, жертвуя собой, обращаться в равнодушие, их нужно изменить! И если я могу это сделать, я сделаю это!

Ты погубишь мир. Ты понял уже, как мир красив и гармоничен. Ты — зло, Ариман.

— Аркадий, — поправил я.

Ариман, — повторило нечто во мне самом. Ты — зло. К счастью, ты один, и тебя удастся уничтожить.

— Я не один, — сказал я с вызовом. — Еще Ормузд. И Антарм. И Виктор, который ушел оттуда и наверняка уже пришел сюда. И раввин Чухновский, который будет очень удивлен, явившись в мир и не найдя в нем своих представлений. И еще те, кто несут на груди след моей ладони. Меченые мной. Там. И еще Даэна. Моя жена. Когда мы опять будем вместе, все изменится.

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118