Весна воды - Птицева Ольга

– Лады.

Дома было тихо – папа уехал на совещание, Груня последнее время тоже дома не засиживалась. Тая скинула пропахшую кислым потом футболку, вышагнула из шорт, в одних трусах прошлась по гостиной, раздумывая, ехать ли в Наркомфин сейчас и поесть там тупых снеков или все-таки разграбить холодильник, вечно забитый едой, которую никто не ест.

– Добрый день, – раздалось у нее за спиной.

Тая дернулась от неожиданности, прижала руки к груди.

– Ты, блядь, что тут?.. – задохнулась она.

– Игорь Викторович попросил курьера дождаться с бумагами, – спокойным голосом ответил Лева.

Он сидел на краешке дивана и смотрел строго выше плеча Таи. По его щекам расходились красные пятна, больше смущения он ничем не выдавал. Тая закатила глаза – как в идиотской киношке, господи.

– Вот и жди в папином кабинете, нечего тут шпионить, – огрызнулась она и выскользнула из гостиной.

Завтракала Тая чипсами на заднем сиденье раздолбанной тачки Свана. Они потолкались на трешке, рванули куда-то в сторону области, Тая быстро перестала ориентироваться. Клава выбирала музыку – какой-то заунывный металл с женским вокалом, от которого хотелось то ли сдохнуть, то ли выкопать недавно сдохнувшего.

– Холодно – пиздос, – подал голос приятель Свана, сидящий рядом с Таей, его имя она так и не запомнила. – Печку включи, на…

– Накрылась печка, – ответила Клава, делая погромче. – Привыкай, чувак. У нас теперь не холодно, а температура, соответствующая нормам теплопотребления.

Все заржали, и Тая тоже, но от смеха этого во рту появился привкус ацетона. Нормы теплопотребления папа устанавливал, сидя за столом в гостиной, а его дружок Лысин при этом шумно высасывал мозг из косточки – какой-то партиец вернулся из мудреного заезда на охоту в заказнике и привез дичь. От мясного духа, разлившегося по квартире, Таю тошнило еще дня два, не меньше.

– Да харе ныть, – подал голос Сван, сворачивая с дороги. – Нормальная тема, лучше, чем когда жарища стояла, помните?

Жарищу Тая помнила, но уже смутно. Зато прямо сейчас чувствовала, как замерзают пальцы в сырых кроссовках.

– Мы долго еще? – спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно, надеясь, что ответит Клава, но та проигнорировала.

– Приехали почти, – пообещал Сван.

Когда машина вырулила к заброшенному зданию в отдалении от серого спальника и все вывалились из машины, Тая замешкалась. Она единственная пристегнулась, в ногах у нее стоял шопер с бухлом, а задняя дверь у машины заедала. Еще и припарковался Сван прямо в гигантской луже. Тая занесла над ней ногу и осталась сидеть, запуская в прокуренный салон воздух. Голову чуть отпустило, и Тая с пугающей ясностью увидела, что компания, ждущая ее у заколоченного входа в заброс, откровенно маргинальная и абсолютно ей неприятная. Сван выглядел как наркопотребитель со стажем, не меньше. Тот-второй-без-имени и того хуже, еще и в прыщах весь, аж бугристый. Да и Клава смотрелась жалко. Одежда жеваная и грязная, коса растрепалась, а зеленый ежик отрос.

– Ты идешь? – окликнула Клава, словно бы почувствовала этот взгляд.

«Ребят, я передумала, где тут остановка ближайшая?» – хотела сказать Тая, но не сказала.

Выгребала из машины прямо по луже, закурила протянутую ей Клавой сигарету. Взамен Тая передала ей сумку с бухлом. Постояла, задрав голову. Заброс был лютый – пятиэтажка с выбитыми окнами, по стенам расползались сырые пятна плесени. Бухло тем временем разлили по одноразовым стаканчикам неуместно оранжевого цвета. Тая залила его в себя, игнорируя вкус. Это был, кажется, портвейн. Подождала, пока в голову легонько ударит теплым, и решительно шагнула в дырку, оставленную прошлыми посетителями, – одна из фанер, закрывающих дверь, была выдрана вместе с гвоздями.

Внутри пахло выдохшимся пивом и мочой, достаточно канонично, чтобы Тае стало даже не противно, а скучно. Она прошлась по коридору первого этажа. По углам, кроме всяческого мусора, кое-где еще уныло таял снег. Тая с силой наступила на его серую корку, и та лопнула под подошвой.

– Снежный покров нарушаете, гражданочка? – ехидно поинтересовались у нее за спиной.

Тая вздрогнула и обернулась. Сван стоял слишком близко. От него пахло грязными носками. И смотрел он как-то плотоядно, словно на сочный бургер после голодного дня. Тая отступила в угол, снег завалился внутрь кроссовок, и стало еще холодней.

– Не понимаю, о чем ты, – соврала Тая.

О планах ввести нормы сохранения снежного покрова в зимние периоды папа вещал каждый раз, когда возвращался домой пьяным. В чем суть его новой идеи, Тая не вникала, но жутко бесилась над глупостью формулировки. Вот только откуда та была известна тупому нарику Свану? Тот пялился на Таю, не скрывая иронии.

– Ты бы новости внимательней читала, детка, – посоветовал он. – Много чего интересного пишут, если знать, куда смотреть.

– А ты знаешь? – получилось с вызовом.

Сван выдохнул ей в лицо смесь несвежего дыхания и сигаретного дыма вместо ответа.

Они прошлись по первому этажу, потом поднялись сразу на третий. Заброшенные кабинеты мало отличались друг от друга: битые стекла, окурки и типичный мусор, остающийся после дешманской пьянки. Тая откинула от себя лоскут бумаги неизвестного происхождения и прислонилась бедром к подоконнику. Клава тем временем уже собирала из чужих окурков горку посреди оплывшего сугроба. Тая с отвращением проследила за ее пальцами. Прямо голой рукой прямо чужой окурок, господи.

– Достанешь телефон? – попросила Клава, не оборачиваясь. – Я сейчас подожгу, а ты снимай.

– Зачем? – не поняла Тая, но в карман полезла.

– В смысле? – Клава подняла к ней лицо и на одно мгновение стала по-настоящему красивой, даже глаза прояснились. – К черту снег, вот зачем.

Тая кивнула и склонилась над сугробом. В кадре был только грязный снег, горка окурков, тоже грязных, и худая рука Клавы с выпирающими костяшками и темными венами, а в руке зажигалка. Тая кивнула, мол, снимаю. Клава подождала еще секунду и крутанула колесико, раздался скрип, вспыхнуло пламя. Бычки нехотя занялись, подтапливая под собой снег. Тая снимала, как они горят под пальцами Клавы, и ее собственные пальцы дрожали. Она бы не смогла найти объяснения почему. Это продолжалось ровно двенадцать секунд, а после на них напрыгнул Сван.

– Вы че, бля? Че, бля? Снег, бля? – вопил он, затаптывая и окурки, и свой драгоценный снег тоже затаптывая.

Клава завалилась на бок и осталась лежать под его ногами, чудом уворачиваясь от пинков. Тая отскочила в сторону и застыла, не зная, что делать дальше. Лицо Свана перекосило от ярости, тот-второй-без-имени попытался было его оттащить, но улетел к стене и остался там, даже бутылку подхватил с пола и присосался к ней. Тая снимала все это, сжав телефон в холодной ладони, пока Сван не выхватил ее озверевшим взглядом.

– Телефон убрала, на! – сказал он, подавшись к Тае. – Убрала, сказал.

Тая нажала на «стоп» и медленно засунула телефон в карман. Показала Свану пустые руки. Тот сплюнул куда-то в сторону.

– При мне чтобы такой херни не было, ясно? – сказал он затихшей на полу Клаве. – Вы, утырки, не догнали еще, что это не снег, на… – сплюнул еще раз и пошел к пакету с бухлом, наклонился и начал звякать там.

Клава медленно поднималась с пола. Ее пыльная куртка стала еще грязней, левый мизинец на руке посинел.

– А что тогда? – не удержалась Тая. – Что, если не снег?

Клава глянула на нее испуганно и снова опустилась на пол. Сван отпил портвейн из темной бутылки, осторожно поставил ее на пол.

– Это не снег, это родина.

И тут Тая рассмеялась. Просто не смогла удержать в себе этот едкий смех, даже живот свело. Она смеялась в туповатое лицо Свана, а он шел на нее, не замечая, что опрокинул драгоценную свою бутылку и дешманское пойло полилось по грязному полу. Сван шел и тянул к Тае свои лапищи, а она даже не уворачивалась, просто хохотала, всхлипывая и хватая воздух ртом. Он ударил ее ладонью в грудь, а второй отвесил пощечину. Кожа вспыхнула горячим, смех застрял в горле.