Она посмотрела на меня, и в её глазах вспыхнул знакомый огонь – азартный, ненасытный.
– Знаете, Владимир, вы очень искусительны, – она провела пальчиком по моей груди и добавила: – В своих предложениях.
– Я всего лишь предлагаю варианты, – ответил я. – Выбор всегда остаётся за вами.
Эмилия на мгновение прикрыла глаза, затем снова открыла их.
В них читалось, что решение принято.
Глава 12
Предательство?
Карцева выдержала театральную паузу. На её алых губах играла полуулыбка, хитрый взгляд не отрывался от моего лица, а палец с идеальным маникюром прижимался к моей груди.
В конце концов, Эмилия улыбнулась шире и слегка толкнула меня пальчиком.
– Хорошо, – произнесла она, и в её голосе зазвучали стальные нотки, скрытые до этого под бархатом. – Я продолжу войну. Мои солдаты не сложат оружия, пока альянс Муратова не будет разбит окончательно. Пусть он почувствует, что значит иметь дело с родом Карцевых.
Внутри у меня потеплело от удовлетворения, но на лице не появилось ничего, кроме лёгкой, одобрительной улыбки. Именно этого я и ждал. Теперь у Муратова будет настоящая война на два фронта.
– Это мудрое решение, графиня.
– Не льстите, Владимир, – она покачала головой, но было видно, что комплимент ей приятен. – Это прагматизм, не более. Что же, раз теперь мы будем действовать сообща… Может, стоит скрепить наш союз?
Она подошла ко мне не просто близко – буквально прижалась, заглядывая в глаза снизу вверх. Я чувствовал упругость её груди, тепло её тела, дыхание на своих губах. Дружинники графини, стоящие за её спиной, дружинники благоразумно отвели взгляды.
– Хватит играть со мной, – прошептала Эмилия. – Мы же оба этого хотим.
– Вы правда так считаете? – невозмутимо поинтересовался я.
– Я никогда ни в чём не была так уверена. Бросьте притворяться… Я вижу по вашим глазам, вы очень хотите… – с придыханием произнесла графиня, сделала идеальную паузу и закончила: – заключить со мной официальный договор союза.
Я не стал сдерживать улыбку. Как она забавно пытается играть с моей похотью. И да, я был бы рад насладиться столь прекрасным телом – но могу держать себя в руках. Поддаться на чары Карцевой – значит прогнуться. Я не могу подобного допустить.
– Зачем нам договор? – спросил я.
– Как зачем? – Эмилия отступила на шаг и с наивным видом похлопала ресницами. – Нужно утвердить обоюдные обязательства. Чтобы ни у кого не возникало соблазна передумать.
– Нет, – я покачал головой. – Мы ведём разные войны. Наши интересы совпадают лишь сейчас, пока не разбит альянс.
Её брови чуть приподнялись от удивления, а в глазах замерцали искорки интереса.
– И что же вы предлагаете вместо клятв и печатей?
– Слово чести, – пожал я плечами. – Данное друг другу здесь и сейчас. Между главами своих родов, меж двумя равными. Разве этого недостаточно?
На её губах появилась довольная улыбка. Мой ответ польстил её самолюбию куда больше, чем любой юридический документ. Признание её равной. Не вассалом, не младшим партнёром, а именно равной.
– Более чем достаточно, – она протянула мне руку. – Тогда у вас есть моё слово.
– А у вас моё, – я пожал её мягкую ладонь.
Карцева собиралась что‑то сказать, но её слова потонули в звуках конского топота. Мы оба повернулись и увидели, как мой дозорный гонит коня галопом, быстро приближаясь.
– Ваше благородие! – выкрикнул дружинник ещё на ходу. – Тревога!
Он так резко осадил коня, что тот присел на задние ноги. Дружинник выпрыгнул из седла, чуть не упал и побежал ко мне. Его лицо было мертвенно‑бледным, глаза выпучены, он дышал так тяжело, словно скакал без остановки несколько часов.
Карцева изящно приподняла одну бровь, а её охранники занервничали.
– Ваше сиятельство, нам лучше… – начал один из них.
– Ш‑ш, – она махнула рукой, даже не взглянув на него.
– Ваше благородие! – дозорный подбежал ко мне и упал на одно колено. Он выглядел так, будто увидел призрака. – Там на окраине, у старого склада… Капитан Роттер!
Технологический анклав на окраине Хабаровска
В то же время
Карета Альберта Игнатьева с глухим стуком подкатила к окраине техноанклава. Здесь, среди обшарпанных кирпичных зданий, ютились небольшие фабрики и цеха, лавки торговцев радиоаппаратурой и, главное, узлы телефонной связи.
Карета остановилась. Кучер спрыгнул, чтобы открыть дверцу, но Игнатьев уже сам оттолкнул её изнутри и вышел на утоптанную землю, засыпанную гравием и металлической стружкой. Он поправил перчатки, скрывавшие страшные шрамы от ожогов, оставленные когда‑то «милостью» графа Муратова.
Каждый раз, надевая их по утрам, Альберт чувствовал призрачное жжение на коже и мысленно благодарил судьбу, что Рудольф Сергеевич не додумался испортить ему лицо. Руки легко скрыть. Лицо – гораздо труднее.
Однако в этом искусстве Игнатьев тоже неплохо преуспел.
– Оставайся здесь, – приказал он кучеру.
Неспешной, уверенной походкой советник направился к одиноко стоящей будке таксофона. Та была пуста. В столь ранний час здесь редко кто бывал.
Альберт зашёл внутрь, захлопнул за собой дверцу, отгородившись от внешнего мира, и набрал хорошо известный ему номер. В трубке послышались щелчки и шипение, и только затем – длинные гудки.
Наконец, соединение установилось.
– Усадьба его превосходительства Высоцкого, – прозвучал в трубке размеренный, чуточку надменный голос дворецкого.
– Это Павлик, – коротко представился Игнатьев.
– Одну минуту, – без лишних вопросов ответил дворецкий.
Альберт ждал, глядя сквозь заляпанное мухами стекло будки на проплывавшие мимо фигуры простолюдинов, что спешили на работу. На карету они не обращали внимания – мало ли, какой‑то дворянин приехал проведать свою фабрику.
В трубке, наконец, послышалось тяжёлое дыхание, а затем – приступ глухого, раздирающего кашля. Игнатьев тонко улыбнулся. Яд, который он приказал незаметно подмешивать в еду Высоцкому, продолжал свою работу исправно.
– Алло? – прохрипел генерал‑губернатор. – Я слушаю, Альберт Андреевич.
– Доброе утро, ваше превосходительство, – почтительно произнёс Игнатьев. – До меня дошли неприятные слухи, и звоню, чтобы узнать о ситуации. Как обстоят дела с Дворянским советом? Проявили ли они благоразумие?
– Благоразумие? Кха‑кха! – Высоцкий взорвался новым приступом кашля, а когда откашлялся, его голос был пропитан сдавленной злобой. – Эти выжившие из ума аристократические шавки! Они прислали мне не просьбу, не петицию – требование! Требование, вы представляете? Немедленно прекратить войну и велеть всем отозвать войска! Как будто это они управляют генерал‑губернаторством, а не я!
Альберт прикрыл глаза, наслаждаясь каждым словом. Всё шло так, как он и предполагал.
– Они осмелились так с вами разговаривать, ваше превосходительство? – в его голосе искусно прозвучало возмущение.
– Ещё как осмелились! – воскликнул Высоцкий. – Я, разумеется, послал их куда подальше. И знаете, что они сказали мне в ответ? Что выдвинут вотум недоверия! Мне! Мне, который столько лет держит этот регион в ежовых рукавицах!
Вот оно. Альберт мысленно потирал руки. Конфликт был спровоцирован идеально. Генерал‑губернатор, ослеплённый гордыней и болезнью, сам загнал себя в угол.
– Это неслыханная наглость, Сергей Михайлович, – ровным голосом констатировал Игнатьев. – Они не понимают, с кем имеют дело.
– Они ничего не понимают, – буркнул Высоцкий. – Думают, что раз родились благородными, то соображают лучше других. Им нужен мир да благополучие, но чем будет обеспечен этот мир? Не их же великосветской болтовнёй!
– Абсолютно верно, ваше превосходительство. Не волнуйтесь, их амбиции скоро будут укрощены. Вам нужно просто держаться. Ваш авторитет непоколебим.
