Печать пожирателя 11 (СИ) - Соломенный Илья

А затем мир снаружи взорвался.

Грохот был оглушительным, чудовищным. Не хлопок или громыхание, а единый, сокрушающий удар, от которого содрогнулось само здание. Пол под ногами вздрогнул, как живой, со стола полетели рации, карты, кружки. С потолка посыпалась штукатурка, застилая воздух едкой белой пылью.

На секунду в штабе воцарилась оглушённая тишина, а затем её разорвали крики — на этот раз не из радиоприёмников, а с улицы.

Я первым рванул к окну, отшвырнув тяжёлую портьеру. То, что я увидел, на мгновение заставило забыть о дыхании.

Площадь перед мэрией, ещё минуту назад относительно пустынная, теперь была заполнена бушующей, клокочущей массой.

Но это не была толпа — это было живое, пульсирующее месиво из тел — сотен тел! Они неслись, катились на здание, как чудовищная лавина!

И они были… изменены.

Это не были просто безумцы с пустыми глазами, как Игорь и Иван. Это было что-то более страшное, одичавшее. Движения людей были резкими, порывистыми.

У некоторых горожан суставы выворачивались под немыслимыми углами, позволяя им передвигаться скачками, подобно саранче. Другие ползли на четвереньках, их позвоночники выгибались дугой. Лица были искажены низменной, животной яростью. Рты растянуты в беззвучных рыках, из которых стекала пена, смешанная с кровью. Глаза залиты мутной желтизной, с крошечными, булавочными зрачками, горящими нездоровым лихорадочным блеском.

Они ломились вперёд, сшибая друг друга, не обращая внимания на преграды, отшвыривая их с нечеловеческой силой, и от этой «живой» волны несло таким немым, всепоглощающим безумием, что кровь стыла в жилах.

— Они… они повсюду! — прохрипел кто-то за моей спиной.

На крыльце, прямо под нами, на мгновение мелькнула фигура одного из полицейских, стоявшего на посту — его схватили десятки рук и буквально разорвали на части, осыпав ступени кровавым дождём.

А затем лавина врезалась в двери мэрии…

В здании воцарился ужас. Чиновники, полицейские, даже некоторые инквизиторы отшатнулись с криками. Воздух наполнился запахом страха — резким, как нашатырь.

Адреналин ударил в голову, прочищая моё сознание, выжигая всё лишнее.

— Волков, прикрывайте тыл! — бросил я через плечо и рванулся вперёд, к лестнице, ведущей на первый этаж.

Я слетел вниз, не касаясь ступеней, короткими телекинетическими толчками гася инерцию — и всё равно не успел.

Дубовые двери мэрии, казавшиеся такими надёжными, с треском подались под напором одержимых — и холл в мгновение ока превратился в бойню.

Одержимые, словно потоки грязной воды, хлынули внутрь, заполняя пространство. Их рёв, хриплый и многоголосый, оглушал. Воздух гудел от этой какофонии и густо пах озоновой гарью, потом и медной свежестью крови.

Первый из них, бывший почтальон в изодранной униформе, с вывернутой кистью и горящими глазами, прыгнул на меня с диким воплем. Я не стал уворачиваться. Рука, обёрнутая сгустком силового поля, встретила его прыжок. Не ударом, а толчком. Я поймал импульс движения человека, перенаправил, и с глухим стуком швырнул его в стену. Почтальон осел без сознания.

Двое других — женщина с кухонным ножом и подросток с неестественно длинными пальцами — ринулись на меня с двух сторон. Я присел, позволив им пронестись над головой, и резким, точечным выбросом энергии исцеления усыпил их нервные центры. Их тела обмякли и рухнули на мраморный пол, как тряпичные куклы.

Я не убивал.

Убить было бы проще. Собрать энергию — и превратить их в пепел. Но где-то там, под этой чуждой пеленой, ещё могли тлеть разумы настоящих людей, как у Ани. И я не мог просто так всех их перебить — нахрена тоггда вообще было спасать мир⁈

Это была не битва на уничтожение. Скорее — хирургическая операция…

В аду.

Я двигался сквозь толпу, как торнадо. Лёд вырывался из моих ладоней, сковывая группы нападавших в монолитные глыбы. Сгустки сжатого воздуха, невидимые кулаки — вырубали самых яростных.

Я расходовал магию куда как экономно — несмотря на резерв Магистра, он был прискорбно мал с тем, что я привык использовать раньше. Эфира — нет, энергокристаллов с собой весьма ограниченный запас. А пожирать энергию просто не из кого — магов кругом кот наплакал…

Так что приходилось использовал всё, что было под рукой — вывернутые двери, обломки мебели, тела уже обездвиженных одержимых — как барьеры, чтобы сдерживать их напор. Это был танец на лезвии бритвы — расчётливый и смертельно опасный, где каждый жест, каждый вдох был направлен на то, чтобы нейтрализовать, а не уничтожить.

В свалке я не заметил, как один из одержимых — матёрый детина в форме сварщика — каким-то образом преодолел мою воздушную защиту и вонзил мне в плечо обломок арматуры!

Боль, острая и жгучая, пронзила тело. Я зарычал — не от боли, а от ярости! — схватил его за руку, сломал её и вогнал в нервную систему детины разряд чистой энергии. Он получился такой силы, что глаза здоровяка закатились, и он рухнул, бьющейся в конвульсиях грудой мышц.

Я отшвырнул арматуру, чувствуя, как кровь тёплой струйкой стекает по спине.

Одержимых было слишком много… Они лезли из каждого угла, из каждого разбитого окна, не чувствуя ни страха, ни боли. Моё дыхание стало сбивчивым, Искра внутри отзывалась ноющей пустотой. Я сбивал их волны, вырубал, замораживал, но они всё прибывали и прибывали, без конца, без счёта, заполняя собой всё пространство умирающего холла.

А остальные… Их, кроме Волкова и пары инквизиторов, даже в расчёт брать не стоило. Полицию куда-то оттеснили, сотрудники мэрии разбежались…

В этот момент лёд, которым я забаррикадировал главный вход, треснул с громким, сухим звуком, словно ломались кости.

Мгновение — и замороженная глыба, в которой застыли полтора десятка одержимых, разлетелась на тысячи острых осколков!

Я отбросил их широким веером сгустков воздуха, но из разбитых окон, из коридоров, словно из преисподней, уже лезли новые одержимые. Их рты были растянуты в исступлённых криках, глаза залиты мутной желтизной.

Их было слишком много — бесконечно много! Горизонт за побитыми витринами холла кишел ими, как разворошенный муравейник, и они всё стягивались и стягивались к мэрии…

Ну отлично, что тут скажешь… Очевидно, что их цель — я.

Искра внутри меня, и без того не слишком яркая, отвечала лёгким покалыванием. Дно колодца уже виднелось, так сказать…

Даже если я начну все сейчас убивать простыми заклинаниями — на весь город сил всё равно не хватит. А судя по темпам заражения, куполу и уровню магии, которая воспроизводит ТАКОЕ — уже через сутки Шадринск станет городом одержимых…

«Просто сомнут числом!» — пронеслось в голове холодной, безоговорочной истиной.

Мы не выстоим.

— Всех, кто может слышать! — мой голос прорвался сквозь рёв и грохот, усиленный звуковым заклинанием, — Отход! Немедленно уходите! Всем укрыться в подвальных помещениях, архивах, каморках! Баррикадироваться! Держать связь по рации на канале «Дельта»! Повторяю, отход! Это приказ!

Я не стал ждать ответа, не стал смотреть, как чиновники и младшие инквизиторы в панике бросятся к лестницам. Схватив за плечо Волкова, который, прижавшись к колонне, отстреливался на поражение из своего служебного револьвера, я рванул в сторону, противоположную главному входу.

— Барон! Они везде! Там тупик! — голос Волкова был хриплым от напряжения и пороховой гари.

— Значит, сделаем выход! — крикнул я в ответ, с силой выбросив перед собой телекинетический импульс.

Стена в конце коридора, сложенная из старого кирпича, само-собой, не выдержала удара. С грохотом, подняв облако пыли и мелких обломков, она рухнула, открыв проход в какой-то служебный двор.

ёМы врезались в узкое пространство, уже заполненное обезумевшими фигурами, вылезавшими из-за угла. Пахло потом, кровью, пылью и чем-то кислым, болезненным — запахом чуждой… «жизнедеятельности».

Волков, отбросив последние колебания, работал с вышколенной жестокостью.