Печать пожирателя 11 (СИ) - Соломенный Илья

Я выдержал его взгляд, полный ненависти и непримиримости. Воздух между нами накалился до предела, казалось, еще мгновение — и в нём мелькнёт молния!

— Тогда что? — прошипел он, — Как вы остановите Курташина?

Я усмехнулся.

— Я не говорил, что не буду использовать смерть. Я сказал, что не буду убивать живых. Те одержимые, что уже пали… от твоих пуль, или в той давке возле мэрии… Во всех частях города уже сотни убитых, наверняка. Сила их крови ещё не до конца угасла. Я просто собираюсь её использовать.

Волков замер.

Его взгляд, еще секунду назад полный огня и непримиримости, дрогнул. Он отвёл глаза, уставившись на каменную плиту у своих ног. Сжатые кулаки медленно разжались.

Он не нашёл, что возразить.

Моя логика (пусть и чудовищная в его понимании) была неоспорима: использовать энергию уже мёртвых, чтобы попытаться спасти ещё живых. Это был тот самый прагматичный расчёт, который он так ненавидел, но не мог опровергнуть, ведь он сам только что обеспечил эту «энергию» своими пулями.

Я видел, как его уверенность дала трещину, и поспешил перевести тему, пока он не ушёл в глухую оборону.

— Вернёмся к нашим баранам. Цель — барон Курташин. Его предпочтительно захватить, чтобы выжать всё, что знает поработившая его штука. Но если не выйдет — я уничтожу его безо всяких сожалений. Вместе с ним, полагаю, разрушится и та воронка, что он создаёт, и этот проклятый купол. Как только барьер падёт, подкрепление Юсупова войдёт в город и поможет навести порядок с теми, кого ещё можно спасти.

Инквизитор молча кивнул, его лицо стало маской собранности. Он был солдатом, и конкретная боевая задача возвращала ему почву под ногами.

— Надеюсь, вы не думаете, что я оставлю вас одного? — коротко спросил он.

— Нет, разумеется.

— Нам это по силам?

Ну… Что я мог ответить? У меня — двадцать энергокристаллов, все разного типа: от чистой энергии до стихий и некромантии. Перчатки Пожирателя — они усилят любой мой удар. Броня Гнева… она ключевая.

Бунгама всё ещё спит, на неё надежды нет. Хугин и Мунин в воздухе, следят за обстановкой. А ещё у меня был плоский матовый диск, чуть больше монеты размером, который можно было прилепить на висок — микро-девайс для входа в «Магическую Реальность». Штука капризная, но может дать тактическое преимущество. Или поможет вытащить из Курташина то, что он знает…

— Думаю, вполне. У меня есть козырь, который я и заряжу магией крови. Собственной магии хватит, две трети резерва Искры, ну и способности пожирателя, восполню в случае чего.

— У меня проще, — отозвался Волков, проверяя магазин автомата, — Два боевых перстня — ударная волна и луч огня. Искры тоже осталось около двух третей, свет и огонь поровну. Автомат, два рожка. И этот стилет, — он потрогал рукоять короткого клинка на поясе, — подавляет чёрную магию при контакте. Против этой заразы… не уверен, но лучше, чем ничего.

Откровенно говоря, сил было в обрез.

Отчаянно мало для штурма логова существа, способного подчинить себе целый город. Всё висело на Броне Гнева — сомнительном даре, что я получил в наследство от своих прото-божественных родственников…

Но времени на сомнения не было — пока снаружи придумают, как пробить купол, нас тут всех порешат…

Я закрыл глаза, отринул посторонние шумы и сосредоточился. Та самая воронка, что я почувствовал на площади, теперь была не просто ощущением, а физическим давлением на сознание, тягучим и неумолимым, как течение в центре водоворота.

— Он на юго-востоке. На берегу Исети. Примерно в трёх километрах отсюда, если по прямой, — я открыл глаза.

— По прямой добраться не получится. Город кишит одержимыми, — мрачно констатировал Волков.

— Знаю. Сейчас посмотрим, где слабые места.

Я снова закрыл глаза, на этот раз отдав приказ воронам. Сознание на мгновение поплыло, а затем раскололось на две части — парящие, с резким, панорамным зрением. Воздух свистел в ушах, а в ноздри бил едкий запах гари, поднимавшийся с горящих кварталов.

«Мунин. Дай общую картину. Главные магистрали»

Через связь хлынул поток образов. Улица Ефремова была запружена бредущей, клубящейся массой тел. Они двигались неспешно, почти сонно, но их были сотни. Городской сад в центре превратился в адский котёл — там одержимые яростно сражались друг с другом, разрывая плоть когтями и зубами, и эта бессмысленная бойня была едва ли не страшнее организованной атаки.

«Хугин. Просеки. Переулки. Где меньше всего?»

Второй «взгляд» метнулся в сторону от центра, скользя над крышами гаражей, пустырями, задними дворами. Там тоже было неспокойно, но толпы редели.

Нашёл — относительно чистый коридор вдоль железнодорожной ветки рядом с нами, ведущей на запад. Несколько небольших групп, но их можно было обойти или быстро уничтожить.

Я разорвал связь, и сознание с щелчком вернулось в тело, оставив во рту привкус меди и легкое головокружение.

— Есть путь. Нелёгкий, но проходимый. Придётся дать крюк вдоль железнодорожной ветки на северо-восток, а потом вдоль реки Канаш на юг и ещё пару километров, до Исети, — я встал, встряхнулся, чувствуя, как усталость отступает перед адреналином предстоящей охоты и повернулся к Волкову. Его лицо было напряжённым, но решительным.

— Время отсиживаться кончилось, Инквизитор. Пора на охоту.

Мы выскользнули из церкви, как тени, прижавшись к шершавым, холодным стенам. Воздух, пропитанный гарью и смертью, обжёг лёгкие после затхлой прохлады храма.

Я снова натянул на себя подобие ментальной маскировки — не щит, а скорее плащ-невидимку, скрывающий яркую вспышку моей Искры от всеобъемлющего «зрения» воронки.

Рисковать не хотелось — пока барон не знал нашего точного местоположения, у нас был шанс. Но этот трюк был бесполезен против обычного зрения — одного крика, одного взгляда одержимого было бы достаточно, чтобы на нас обрушилась толпа, и Курташин узнал о моём местоположении.

«Веди нас, Хугин. Предупреждай о засадах»

Мы двигались, пригнувшись, перебегая от одного укрытия к другому: ржавый гараж, груда кирпичей, сгоревший микроавтобус. Картину города я видел одновременно своими глазами и с высоты птичьего полёта — раздвоение сознания вызывало лёгкую тошноту, но другого выбора не было. Вороны были нашими глазами в небе.

По намеченному маршруту, вдоль железнодорожной насыпи, было относительно пусто. Лишь изредка мы замирали, пропуская мимо небольшие группы одержимых, бредущих в сторону центра с пустыми, невидящими лицами. Они не искали нас, они были частью общего, неумолимого движения, словно муравьи, ведомые волей своего царя.

А по дороге Мунин указал мне на «кладези».

Первое такое место мы нашли в переулке за авторемонтом. Около тридцати тел в форме Нацгвардии и гражданских лежали в неестественных позах, образуя баррикаду из плоти и бронежилетов. Воздух здесь был густым и тяжёлым, пахнущим озоном, порохом и сладковатым, тошнотворным духом крови.

— Прикрой меня, — бросил я Волкову, и тот, молча, занял позицию, переводя автомат с одного конца переулка на другой.

Я подошёл к груде тел, чувствуя, как Броня Гнева, превращённая в куртку отозвалась глухой вибрацией. Протянул руку, не касаясь трупов, и сконцентрировался.

Это не было похоже на привычное пожирание — это было холодное, методичное высасывание. Из тел, ещё тёплых, потянулись тонкие, невидимые глазу нити остаточной энергии крови. Они вплетались в ткань Брони, и та тяжелела, становясь плотнее, ощутимее.

По коже пробежали мурашки, во рту возник привкус старого железа и пепла…

Волков наблюдал за этим молча. Я видел, как он сглотнул, как его пальцы белели на стволе автомата, но ни слова осуждения на этот раз не прозвучало.

Второе подобное место было куда масштабнее.

Как и предсказывал Мунин, у здания старого цеха лежала целая россыпь тел — больше двух сотен! Они были свалены в гигантскую, кровавую пирамиду перед воротами, которые кто-то отчаянно пытался удержать, судя по искорёженным металлическим щитам и баррикаде из станков.