Печать пожирателя 11 (СИ) - Соломенный Илья

Его револьвер щёлкнул по пустой каморе, и он, не медля ни секунды, пустил в ход приклад. Дерево сочно хрустнуло о череп одного из нападавших.

Я шёл впереди, выжигая путь короткими, экономными всплесками силы. Я сбивал с ног, ослеплял вспышками света, оглушал низкочастотным гулом. Мы двигались как один отлаженный механизм — он, тяжёлый и безжалостный, отвечал за ближний бой, я, как скальпель, расчищал пространство впереди и прикрывал тыл, сметая очередную группу в сторону ледяным шквалом.

Вышибив очередную запертую дверь плечом, мы вывалились «в город». Воздух, пахнущий свободой, гарью и смертью, ударил в лицо. Небольшой асфальтированный двор был завален мусором и теми, кто не успел убежать. Площадь перед мэрией кишела, но прямо перед нами зияла узкая щель улицы, ведущая в спасительный лабиринт малоэтажной старой застройки.

— Бежим! Держись рядом! — крикнул я Волкову, и мы рванули что есть сил, спотыкаясь о разбросанные тела и хрустя битым стеклом под ногами.

За спиной поднялся истошный, сливающийся в один гулкий рёв вой.

Десятки, сотни ног затопали за нами по брусчатке, сливаясь в единый грохочущий поток. Я не оборачивался, но чувствовал их ненавидящий взгляд спиной, ощущал, как сзади накатывает горячая, злая волна.

Мы нырнули под низкую арку, свернули в первый же переулок, заваленный опрокинутыми мусорными баками. Я с силой отшвырнул их телекинезом за себя, создавая грохочущий, вонючий завал. Рёв преследователей на мгновение отдалился, сменившись яростным скрежетом и воплями ярости.

Мы продолжали бежать — неслись через пустынные, залитые сумерками дворы, перепрыгивали через покосившиеся заборы, петляли между гаражами, похожими на каменные гробы.

Мир сузился до хрипа в лёгких, до стука сердца, отдававшегося в висках, до чёткой, как лезвие, цели — бежать, отрываться, выжить. Волков тяжело дышал, его мундир был промокшим от пота, но он не отставал, изредка оборачиваясь, чтобы короткой очередью из подобранного у трупа полицейского автомата отсечь самых прытких преследователей.

Наконец, запыхавшиеся, с грудью, готовой разорваться от напряжения, мы ворвались в глубокий, тёмный проулок между двумя двухэтажными бараками, похожий на каменный мешок. Прижались к холодной, шершавой кирпичной стене, скрывшись из виду. Слышали только собственное тяжёлое дыхание и далёкий, общий гул хаоса, царящего в городе.

Погони за нами, казалось, не было…

Я прислонился лбом к прохладному кирпичу, пытаясь вдохнуть полной грудью и заглушить небольшим целительным импульсом дрожь в уставших мышцах. В этом уголке города стояла тревожная, зыбкая тишина, нарушаемая лишь отдалёнными криками, сиренами и настойчивым гулом пожаров. Волков, опёршись на колени, тяжело дышал, его лицо было залито потом, на рукаве темнело пятно крови — не его, чужой.

Именно в эту секунду относительного, купленного ценой невероятных усилий затишья, я это почувствовал.

Сначала — лёгкая вибрация в костях, едва уловимая, словно от басового динамика где-то за горизонтом. Затем воздух вокруг начал менять плотность, становясь вязким, тягучим, как сироп.

Запахи — дыма, пыли, страха — смешались, исказились, приобретя резкий, металлический, озоновый привкус, будто после близкого разряда молнии. Звуки доносились будто из-под толстого слоя воды — гулкие, размазанные, лишённые чёткости.

Я резко выпрямился, сжав кулаки, всем существом ощущая нарастающую угрозу. Моё магическое зрение, до этого фиксировавшее лишь клубящийся, пёстрый хаос паники и боли, теперь уловило чёткий, целенаправленный, пугающе упорядоченный рисунок.

Энергополя города, искореженные куполом и всплесками насилия, начали стягиваться. Собираться в одну точку, медленно, неумолимо, как вода в сливное отверстие. Формировалась гигантская, невидимая простому глазу воронка. И эпицентр этого сгущающегося шторма был где-то недалеко.

«Фора когда весь фон был размазан, и барона найти было невозможно, прошла…» — с горечью и яростью констатировал я про себя.

Пока город кричал и горел, пока мы, как затравленные крысы, бегали по его задворкам, противник не терял времени — он что-то готовил. Что-то большое, использующее сам город, его жителей, их страх и смерть как топливо.

И теперь, когда энергетический фон стабилизировался в этом новом, чудовищном качестве, скрыться от такого целенаправленного, мощного всплеска было невозможно.

Маскировка сгорела — теперь я отчётливо чувствовал беглого барона. Но его, судя по всему, это уже не волновало…

Я повернулся к Волкову. Инквизитор, заметив резкую перемену в моей позе, встревоженно поднял взгляд, инстинктивно сжимая в руке автомат.

— Барон? Что-то не так?

— Тише, — отрезал я, не отрывая внутреннего взора от растущей, сгущающейся воронки искажения, что медленно, но верно начинала выжигать карту города в моём сознании, — Игра в прятки закончилась.

Теперь мы и без помощи крови и следов знаем, где цель.

А ещё я знал, что мне придётся иметь дело с противником, которого уже не назовёшь просто «беглым одержимым».

Глава 10

От заката до рассвета. Часть 2

Запах столетий встретил нас во тьме Воскресенской церкви — сладковатый дух ладана, приправленный сырым камнем. Мы ввалились внутрь, как подраненные звери, едва успев захлопнуть массивную дубовую дверь и подпереть её скамьёй. Воздух снаружи, густой от гари и воплей, сменился гробовой, давящей тишиной. Лишь наши прерывистые вздохи нарушали покой святого места — здесь было совершенно пусто, ни прихожан, ни священника.

Странно…

Я прислонился спиной к холодной фреске, и почувствовал, как дрожь в мышцах медленно отступает, сменяясь леденящей тяжестью усталости.

Сквозь разбитое витражное окно лился свет немногочисленных фонарей и отсветы купола, окрашивая в сумеречные тона лик какого-то святого и выхватывая из мрака пустые скамьи и иконостас.

Волков, стоя у двери, вслушивался в отдаленные звуки бушующего снаружи ада. Его мундир был порван, лицо покрыто сажей и засохшими брызгами чужой крови.

— Долго мы здесь не отсидимся, — его голос прозвучал хрипло, но с привычной железной прямотой, — Они нас почуют, или просто наткнутся на нас походя… Каков план, барон?

Я провел рукой по лицу, счищая липкую смесь пота и пыли.

— План не изменился. Добраться до Курташина и уничтожить его.

— И как вы собираетесь это сделать? — Инквизитор повернулся ко мне, и в его уставших глазах вспыхнул стальной огонек, — Прорваться через тысячи этих… существ? В одиночку? Или… — он сделал паузу, вкладывая в неё целый мир подозрений, — … Или вы снова намерены прибегнуть к методам, которые моя организация столетиями искореняла как скверну?

Я усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли веселья.

— Ты сегодня неплохо поработал прикладом, Игнат Сергеевич. И пулями. Я видел — ты не целился в ноги, а стрелял на поражение. Убивал! А я… я старался их просто остановить. Заморозить, оглушить, вырубить. Потому что под этой пеленой еще могут быть люди.

Он вздрогнул, будто я отвесил ему пощёчину. Его скулы напряглись.

— Не сравнивайте! — он сделал шаг ко мне, и его сжатый кулак задрожал, — Я уничтожал чудовищ, которые уже утратили свой человеческий облик! Я выполнял свой долг по очищению этого мира от скверны! А вы… вы годами ходите по лезвию, барон. Вы играете с силами, которые должны быть запрещены. Вы убили сотни, тысячи людей на своем пути — пусть и еретиков, в том числе! И ради чего? Чтобы втереться в доверие к Императору? Чтобы получить титул и поместье? И теперь вы снова хотите окунуться в эту грязь?

Его слова висели в воздухе, густые и едкие, как дым. Я оттолкнулся от стены и посмотрел ему прямо в глаза. Холодный гнев закипал где-то глубоко внутри, выжигая остатки сил.

— Вам самому-то не смешно, Инквизитор? Обвиняете меня⁈ Ваша святая Инквизиция за свою историю замучила десятки, если не сотни тысяч невиновных! Сжечь деревню, чтобы поймать одного еретика? Посадить на кол семью, потому что соседи нашептали? Вы всегда оправдывали это «высшей целью». Очищение. Вера. Империя. А я… я никогда не приносил в жертву невинных! Я уничтожал тех, кто сам выбрал путь насилия и тьмы. И сейчас я не собираюсь отнимать жизни у тех, кого еще можно спасти.