Абсолютная Власть. Трилогия (СИ) - Майерс Александр

Базилевский невозмутимо поправил воротник рубашки, не торопясь с ответом. А затем всё же сказал:

– Мне слегка обидно, ваше благородие. Я юрист рода Градовых, доверенное лицо… А ваш отец скрыл от меня столь важные вещи.

– На то были причины. Вот, читайте, – я протянул договор.

Базилевский взял документ и пробежался по нему глазами, затем хмыкнул, поправил очки и принялся читать более вдумчиво.

– Я тоже что‑то не пойму, – сказал Никита. – Если Соболевы наши союзники, почему не помогали во время войны?

Филипп Евгеньевич посмотрел на меня поверх очков, и я кивнул – мол, можете объяснить.

– Потому что таковы условия договора, – сказал он. – Тайный союз. Соболевым запрещено вмешиваться в любые боевые действия на стороне Градовых, покуда глава рода сам не попросит их об этом. Они обязаны поддерживать определённое число людей в дружине, боевых артефактов и так далее…

– Сколько? – тут же спросил воевода.

– Немало. Несколько полков солдат, весь необходимый офицерский состав, боевые маги, – ответил Базилевский. – Здесь довольно большой и дотошный список того, что должно у них быть. Артефакты, боеприпасы, мана‑кристаллы…

Улыбка на лице Добрынина с каждым словом становилась всё шире. Бледное лицо просветлело – такое чувство, что он был готов начать скакать от радости.

– Это же отлично! – воскликнул он, хлопнув ладонью по колену. – С такими силами уже вполне можно дать бой!

– Маловато, – сказал я. – У врагов гораздо больше войск.

– Но зато это гораздо лучше, чем ничего! – парировал Никита. – Минуту назад у нас было двадцать дружинников, а теперь есть несколько полков!

– Это не наша дружина, – напомнил я. – Может, Соболев и связан договором, но мы не знаем, насколько он сейчас готов нам помогать. К тому же в договоре есть загвоздка.

– Какая?

– Александр Петрович обещал выдать свою дочь за сына графа Соболева, – сказал Базилевский, постукивая ногой по полу. – И этот пункт договора мы не в силах выполнить.

Добрынин сразу же помрачнел. Издав разочарованный стон, он поднял взгляд к потолку и откинулся на спинку дивана.

– Демоны, – процедил он. – Моя радость оказалась преждевременна.

– Не всё так плохо, воевода, – произнёс Филипп Евгеньевич, возвращая мне документ. – Если нет объективной возможности выполнить условия, всегда можно договориться о новых. Даже в случае с кровным договором.

– Но не факт, что граф Соболев станет нас слушать, – скривился Никита. – И что он вообще продолжал поддерживать свою дружину, когда узнал о нашем поражении.

– Не факт, – согласился я. – Но говорю ещё раз: мой отец прекрасно понимал, чем обернётся война.

– То есть он знал, что почти все Градовы погибнут? – посмотрел на меня Добрынин.

– Вряд ли. Пророчества не бывают настолько детальными – но насчёт своей смерти он был уверен, я знаю это из письма. Поэтому не сомневаюсь, что отец предусмотрел запасной вариант. Так или иначе, надо встретиться с этим Соболевым, – сказал я и коснулся перстня.

В отличие от договора с Успенским, печать здесь была неповреждённой. Договор никогда не был активирован, и в нём не было предусмотрено никакое наказание. В том числе по этой причине я предполагал, что между отцом и графом Соболевым была заключена иная договорённость – основанная прежде всего на чести.

– Здесь написано, что через два дня после активации договора главы родов обязаны встретиться на Васильевском озере в полночь, – сказал я, сворачивая бумагу.

– Надеюсь, разговор сложится удачно, – кивнул Никита.

За окном уже начало темнеть. Я потянулся, чтобы включить кристальный фонарь, когда раздался стук, и в гостиную заглянула служанка.

– Разрешите потревожить, – сказала она. – Ужин почти готов. Баба Маша сказала, что ждёт вас к столу через пятнадцать минут.

– Передай, что мы уже идём, – ответил я и поднялся. – Предлагаю на сегодня закончить с делами, господа. Давайте поедим и побеседуем о чём‑нибудь приятном.

Бабуля порадовала нас жарким из крольчатины, тушёными овощами, а также свежим хлебом. После вкусного ужина мы разошлись – Никита отправился в свою комнату в казармах, для Филиппа Евгеньевича приготовили спальню на втором этаже рядом с моей. А я, вместо того, чтобы отправиться спать, пошёл к Чертогу, взяв с собой череп ворона.

Я ведь обещал Базилевскому кое‑что дать перед отъездом. И это кое‑что необходимо было сначала сделать.

Ещё сегодня утром я порыскал в хранилище артефактов в подвале и нашёл там необходимые инструменты. А именно тонкий стальной резец, покрытый пылью из мана‑кристаллов, и кожаный коврик с вытисненными на нём рунами.

Довольно примитивные приборы, но свою задачу они выполнить могут, и это главное.

Коридор Чертога встретил меня прохладной тишиной. Давление магии здесь ощущалось слабее, чем раньше – первый уровень Очага всё же не третий, но и его силы хватало, чтобы наполнить пространство особой энергией.

Я не стал заходить в сам Чертог. Устроился у массивной двери в позе лотоса, расстелил кожаный коврик и положил череп ворона в центр рунного круга. Направил в руны немного маны, и они засветились, создавая необходимую ауру. Она защищала от случайных магических воздействий, чтобы в магограмму не попало ничего лишнего.

Работа предстояла тонкая. На череп уже была нанесена магограмма – символы, вырезанные с точностью до миллиметра, образовывали замкнутую цепь. В неё нельзя было добавить новые символы – это бы просто испортило артефакт.

Мне предстояло добавить второй, внутренний круг, который значительно усилит связь с призываемой птицей. Я смогу сливаться с вороном на очень большом расстоянии.

Каждый символ требовал точного расчёта и немалого расхода маны. Я настроил течение маны так, чтобы через резец проходило стабильное количество энергии. Кристальная пыль на кончике замерцала, и я приступил к делу.

Холодная сталь оставляла на кости тонкие, но глубокие бороздки. После нанесения они ненадолго вспыхивали и тут же гасли.

С каждым новым символом я чувствовал, как растёт напряжение Истока. Мана уходила стремительно, но близость Чертога помогала восполнять потери. Очаг, словно живой организм, чутко реагировал на мою работу.

Когда последний символ замкнулся в цепь, череп засветился изнутри холодным голубым светом. Магограмма заработала, наполняя артефакт новой силой. Теперь связь с духом ворона станет намного крепче, а расстояние для призыва увеличится в несколько сотен раз.

Я приложил череп к родовому перстню и закрыл глаза. Сосредоточившись и накопив достаточно маны, я сформировал связующее заклинание. Кольцо так ярко вспыхнуло алым, что вспышка резанула даже через закрытые веки.

Готово.

Открыв глаза, я оценивающе осмотрел череп и кивнул сам себе. Убрал инструменты и направился в спальню. Уже почти полночь, и мне нужно было отдохнуть перед завтрашним днём.

Это будет день, когда начнётся рассвет рода Градовых… И день, в который зародится моя новая Империя.

– Вам ведь знакомы такие артефакты, Филипп Евгеньевич? – за завтраком я вручил Базилевскому череп, над которым трудился ночью.

– Да, конечно, – кивнул юрист. – Я умею ими пользоваться, если вы об этом.

– Я слегка улучшил этот череп, с его помощью мы сможем держать связь. Как только захотите со мной поговорить, вам надо будет выехать за пределы Владивостока, вставить мана‑кристалл и призвать ворона. Кольцо отреагирует, – я приподнял правую руку, – и мы с вами обсудим все необходимые вопросы.

– Превосходно, ваше благородие, – Базилевский аккуратно убрал артефакт во внутренний карман. – Я как раз думал о том, как же нам поддерживать связь. Ведь придётся много советоваться по поводу аспектов дела.

– А как вы поддерживали связь с моим отцом?

– В нескольких километрах от поместья стоял таксофон, а рядом с ним – технологический подавитель магии. Но приходилось договариваться о времени звонка, это не всегда было удобно. Да и связь, несмотря на подавитель, была ужасной.